Наталья Нестерова - Точки над Ё
– Чаю хотите, хочешь? – повернулась ко мне Настя.
Больше всего я боялась увидеть слёзы. Но девочка не плакала. Выражение лица у неё было недетским, такие бывают у женщин, уставших от страданий, когда слезы кончились.
Чай мы пили на кухне, такой же стерильной, как и вся квартира, нежилой, сошедшей со страниц журнала по дизайну интерьеров.
Я рассказывала о радийных ляпах. Как правило, они связаны с ситуациями, когда ведущий думает, что микрофон выключен, и несёт в эфир отсебятину. Прочитав официальным голосом сводку погоды, наша диктор выругалась: «Гололедица, блин! Опять навернусь, у меня сапоги скользкие». Самое забавное, что бдительные слушатели, принявшись звонить на радио, говорили о том, что мы правильно подняли вопрос о плохой работе дворников. А спортивный комментатор, который собирался в отпуск по случаю свадьбы, закончил фразу: «Соревнования посетил губернатор» и, не дождавшись, пока выключат микрофон, пустят музыку, сам запел: «Губернатор – экскаватор – ватор, ватор. Он не квакал – вакал, вакал». Женитьбу не посчитали смягчающим обстоятельством и комментатору влепили строгий выговор, лишили премии. К сожалению, большинство радийных баек не для детских ушей. Нейтральный текст, будучи произнесённым, когда сливаются окончания и начало слов, приобретает неприличное значение. Попробуйте произнести без пауз и знаков препинания: «Поздравляю моего папу. Дочь Лена» – и вы меня поймёте.
Настя постепенно оттаяла, прыскала от смеха. Я поделилась и страшной тайной: как ловили Сталина и как я его предупредила про готовящийся захват.
Всё испортила прибывшая Настина мама.
– Мама, это Ася Топоркова, – представила меня девочка. И почему-то соврала: – Мы русским занимались.
– Моя любимая, моя крошечка! – осыпала поцелуями мама Настю, словно они тысячу лет не виделись.
– Меня зовут Нелли. А вас полностью?
– В каком смысле?
– Ася – сокращённо от чего?
– Ни от чего. Просто Ася. Ася Викторовна.
Лицо у Нелли было лисье – злое и хитрое одновременно. Она походила на нашу соседку тётю Веру – не внешним сходством, а производимым впечатлением: такая вцепится острыми зубами – не оторвёшь. Хотя, возможно, моё мнение необъективно, ведь я заранее настроилась против матери, которая довела ребёнка до невроза. Да и глупо ожидать, что брошенная женщина будет светиться покоем и счастьем.
– Эта Шваль звонил? – спросила Нелли дочь.
От дальнейшего разговора мне стало дурно до тошноты. Во-первых, с моей лёгкой руки Швалью они называли Настиного папу. Во-вторых, Нелли сочла необходимым подробно рассказать мне, как муж её бросил, какой он подлец, грязнуля, спутался с такой же неряхой, которая волосы моет раз в месяц. Самым отвратительным было то, что мать призывала в свидетельницы дочь, которая явно находилась в курсе отнюдь не детских проблем родителей. Настя кивала, поддакивала и смотрела на меня в ожидании одобрения и поношения человека, обеспечивающего им небедное существование.
На месте Настиного папы я сбежала бы от Нелли не через двенадцать лет, а на второй день после свадьбы. Что касается хлорной чистоты, то её обеспечивала девушка-молдаванка, которая имени-то не имела. К ней обращались в повелительном наклонении: подай, поставь, убери. Аристократы, ёшкин корень! Представляю, сколько девушке приходится вкалывать и какой вздорно-требовательной бывает Нелли, помешанная на чистоте. Она полагает, что вылизанная квартира – это высший класс. А тут выть хочется, моргом отдаёт. Схватить бы Нелли за волосы на затылке и сунуть под кран с холодной водой – посетила меня дикая идея. Чтобы остудить её стремление к совершенству, а главное, чтобы смыть мерзкую привычку использовать дочь в неблагих целях.
Кажется, аналогичное желание – облить, правда, не водой, а дорогим коньяком, – посетило меня при разговоре с Димой Столовым. Эта семейка вызывает у меня бунтарские порывы.
На моё счастье, зазвонил телефон, и Нелли ушла разговаривать в другую комнату. Самое время смотаться. На прощание я дала Насте свой телефон:
– Давай как-нибудь встретимся? Мне нужно посоветоваться с тобой.
– О чём?
– Хотим делать сайт «Словарика». Возможно, у тебя будут идеи. Пока! Рада была с тобой познакомиться.
– Я тоже.
Выйдя на улицу, я несколько минут стояла, вдыхая чистый морозный воздух, будто проветривала лёгкие от смрада, в котором находилась последние два с половиной часа. В безупречно чистой квартире. Бедная Настя!
Ожидание телефонного звонка – настоящая пытка. Раньше был один телефон – домашний, теперь добавился сотовый. Приходится гипнотизировать оба, потому отвести взгляд от них получается с трудом.
Костя обиделся? Решил порвать со мной, не видеть, не слышать, не общаться? Правильно. На его месте так поступил бы каждый. Чего валандаться с капризной барышней? Но Костя – не каждый! Он совершенно исключительный, необыкновенный, уникальный. Дружбой с такими людьми не разбрасываются, а их влечение, пусть и короткое, мимолётное – подарок судьбы, который только законченная дура не оценит. Чтобы увидеть законченную дуру, мне требовалось лишь подойти к зеркалу.
Работа валилась из рук, точнее – глаза не видели. Они, вместо того чтобы скользить по тексту, надолго застывали то на одном телефонном аппарате, но на другом. Цивилизация всё-таки множит страдания, а не сокращает их. Вот в шестнадцатом веке у какой-нибудь Брунгильды уплыл избранник за славой и добычей – сиди себе полтора года, жди терпеливо, мечтай, совершенствуй ткацкое мастерство. А у нас сплошное мытарство – выйти на связь твой любимый может в любой момент. Но не выходит!
К вечеру воскресенья я извелась окончательно. А тут ещё по радио передали песню из кинофильма «Карнавал». Проникновенный голос Ирины Муравьёвой, и слова... Как молитва, в которой повторы усиливают просьбу, рвущуюся из души:
Позвони мне, позвони!Позвони мне, ради бога.Через время протяниГолос тихий и глубокий.Звёзды тают над Москвой,Может, я забыла гордость?Как хочу услышать голос,Как хочу услышать голос,Долгожданный голос твой.Позвони мне, позвони!
Без тебя проходят дни.Что со мною, я не знаю.Умоляю, позвони!Позвони мне, заклинаю!Дотянись издалека.Пусть над этой звёздной безднойВдруг раздастся гром небесный,Вдруг раздастся гром небесныйТелефонного звонка.Позвони мне, позвони!
Песня старая, сто раз слышанная, но сегодня она произвела на меня особое впечатление. Поэт потрясающе выразил моё состояние. Будто нырнул в моё сознание, а потом из сумятицы отчаяния, надежд, паники выстроил, используя простые художественные средства, образ тоскующей женщины. Ирина Муравьёва, наверное, была бы довольна произведённым эффектом: после её пения я разрыдалась.
