Филис Хаусман - Роман с натурщиком
— В этом нет никакой необходимости, — громыхнул сзади густой мужской голос.
Шон? Уже здесь? Сирил так резко повернула голову, что та едва не слетела с шейных позвонков.
— Сирил приехала со мной — со мной и уедет, — резонно заметил Шон, кладя большую руку на плечи остолбеневшей подруги.
— А Франсуаза? — ляпнула Сирил и тут же чуть не придушила себя.
— Она, как и полагается, отправится отсюда вместе со своим женихом. А ты, как и полагается, — со мной.
— Итак, все как нельзя лучше! — констатировала Дженнифер. — Да, кстати, поскольку никому из присутствующих не пришло в голову представить нас друг другу, сделаю это сама: Дженнифер Коллинз.
И она протянула Шону руку.
— Дженнифер Коллинз?! Мартин, так это твоя жена? — маленькая ручка Дженнифер утонула в огромной лапище Шона, а сам он растерянно оглянулся на президента.
— Да, я счастливая жена этого несносного человека, — ответила Дженнифер за мужа. — Рада с вами познакомиться, Шон! Мартин вчера вечером наговорил мне про вас кучу всякой всячины. И, как оказалось, ничуть не приврал.
— Что ж… Спасибо на добром слове, — криво усмехнулся Шон. — Ну, всего хорошего, мистер и миссис Коллинз! Уже поздно, а нам с Сирил утром нужно без опоздания явиться в суд — исполнять свой гражданский долг в роли присяжных. До встречи!
— До встречи, в которой, кстати, я нисколько не сомневаюсь, — сказала Дженнифер. — Берегите ее, Шон! Она чудесное дитя, поверьте мне на слово.
Она пихнула мужа под ребро.
— Скажи «спокойной ночи», Мартин!
— Спокойной ночи, Мартин, — с широкой ухмылкой откликнулся тот и игриво шлепнул жену по заду.
Дженнифер испустила безнадежный стон.
9
— Шон… Ты меня слышишь, Шон? — снова подала голос Сирил, когда еле-еле ползущий автомобиль осилил очередную милю их пути домой.
— Посидим в тишине, Сирил. Я думаю. Как говорил в таких случаях мой папаша, «нет лучше друга, чем дружески закрытый рот».
— Такими темпами мы будем тащиться до дому всю ночь! — тихо возроптала Сирил, бросив еще один безнадежный взгляд на спидометр: тридцать пять миль в час — и это на участке с нижним порогом в пятьдесят миль! — А что, у твоей матери не было любимых поговорок?
— Сколько угодно — то есть сотни две, — хладнокровно парировал Шон и снова погрузился в задумчивое молчание.
Прошла вечность — на взгляд Сирил, — прежде чем они достигли Малибу, но когда Шон вывернул машину на улицу, где она жила, ей страстно захотелось, чтобы эта поездка никогда не кончалась. О чем, черт возьми, таком уж важном может он думать со столь пугающей сосредоточенностью?!
Шон вышел из машины, и стук захлопнувшейся дверцы больно ударил по расстроенным нервам Сирил. Пальцы ее неуверенно задергали ручку.
— Это несложно, если сначала отпереть дверцу, — заметил с той стороны Шон.
Надувшись, Сирил сняла блокировку и выбралась из машины, словно не заметив протянутую ей руку. Она ожидала, что сейчас ей пожелают спокойной ночи и уйдут, но Шон — вопреки всем ожиданиям — прошел за нею в дом.
— Шон, я, собственно, хотела сказать, что совершила непростительную ошибку, не предупредив тебя о том…
Остаток объяснения остался невысказанным, потому что губы Шона намертво припечатали ей рот. Сумочка и ключи от дома со звоном полетели на кафельный пол, а Шон, подхватив Сирил на руки, понес ее в направлении спальни.
Там он раздел ее с торопливостью, невольно передавшейся Сирил. Объяснения, извинения — все это могло подождать, а вот закипающая в крови лихорадка — нет. Сирил даже не попыталась помочь Шону раздеться: просто лежала на кровати, разглядывая его гигантскую тень-двойника на освещенной луной стене. Когда пиджак, куртка и брюки были сброшены, тень цивилизованного человека разом превратилась в тень первобытного самца.
Когда же реальный мужчина смутно вырос над ней, Сирил вновь пронзило жуткое предчувствие утраты, но вот его требовательные уста слились с ее губами, бедра переплелись, и ее закружил водоворот диких, первобытных чувств.
Но перед самым апофеозом ослепляющего блаженства Шон неожиданно вернул ее в царство реальности. Остановившись и стиснув в железных тисках ее бедра, не давая ей самой приблизиться к грани, за которой начинается экстаз, он прорычал:
— Не шевелись!
— Но, Шон, это невозможно!
— И все же не шевелись… — стиснув зубы, пробормотал он. — Сперва признайся, что любишь меня и станешь моей женой.
— Шон! — мотая головой, запротестовала она.
— Скажи… скажи то, что я тебе сказал!
— О Боже!.. Шон!.. Да, я люблю тебя!
— И выйдешь за меня замуж!
— Но это чистейшей воды безумие! — закричала Сирил, безуспешно пытаясь вырваться из его рук.
— Все равно скажи. Черт возьми, ты должна сказать это!
— Да, я выйду за тебя замуж, слышишь? Выйду! — сдалась она.
— О-о, Сирил! — выкрикнул он, с силой входя в нее и возносясь из бренного мира к вершинам райского наслаждения.
Сирил проснулась и обнаружила, что по-прежнему лежит в руках Шона. Голова ее покоилась на подъеме его широкого плеча, и ветер играл занавесками в створчатых стеклянных дверях. За ними лежал освещенный лунным светом внутренний дворик.
Осторожно выбравшись из объятий Шона, Сирил быстро набросила на себя его рубашку и тихо вышла в ночь, чувствуя, как шелк щекочет ее поднявшиеся соски.
Выйдя в садик, напоенный запахами жасмина и роз, она прижалась лицом к рукаву рубашки, вбирая в себя мужской аромат Шона. Кто знает, подумала она, доведется ли ей после этой ночи еще раз причаститься к этому сладострастному, возбуждающему благоуханию?
Однако когда запах стал еще ощутимее, Сирил резко подняла голову. Она смотрела в небо, но все ее чувства были настолько обострены в эту жаркую ночь, что она не глядя ощутила приближение Шона. Его теплые руки безмолвно обвили ее талию, и она ничуточки не испугалась.
— Завидуешь звездам?
— Нет… считаю, сколько их упадет.
— И они упадут на эту ужасную землю, — качнул он головой и поцеловал Сирил в макушку. — Но что касается нас двоих, то я настроен более чем радужно. Я так нестерпимо тебя люблю, что в любую секунду могу улететь в небо как ракета, так что держи крепче!
По щекам Сирил, прокладывая дорожку, поползли две горячие слезы. Обернувшись, она зарыла мокрое лицо в поросшую курчавой растительностью грудь.
— Ты нечестно взял меня, — пробормотала она, шмыгая носом.
— Знаю, но меня несло. Я уж совсем отчаялся, — честно признался Шон. — Я так люблю тебя — и вдруг испугался, что ты никогда и ничего подобного ко мне не чувствовала и не почувствуешь.
