Никогда_не... (СИ) - Танич Таня

— Нет, не шумит, — с готовностью отвечаю я и тут же задаю интересующий вопрос. — А что срезать? Вы что… стричь меня будете? Так я не даю согласия! Не надо, я против!

— Согласия она не даёт, ты смотри, — под тихое Леночкино хихиканье, продолжает Валерий Иванович. — А колтун нам твой куда девать прикажешь? Или позвать тебе мастеров с салона, чтоб прическу для перевязки сделали? Может, тогда еще и маникюрщицу с массажисткой? Ты глазами не сверкай, егоза! Давай лучше вот так сделаем — ручку левую свою, которая получше будет, вытянула вперё-ед… Вперёд вытянула, говорю, или ты меня плохо слышишь? Если плохо, так мы тебя сразу, без всяких рентгенов в стационар на недельку определим — это ж не шутки, как пить дать сотрясение… О, вижу, вижу, исправился слух. От это хорошо, очень хорошо. Леночка, а ты стриги, стриги пока мы тут упражняемся. Давай, чтоб время не терять, каждый своей работой щас займётся, вот та-ак… Молодец! Давай, до кончика носам пальцем дотронься… Хорошо, а теперь до лба… до подбородка… Снова до носа. От молодец! Может, отпустим тебя, если хорошо вести себя будешь, слушаться докторов. А теперь перевяжемся добренько — й считай до утра мы справились.

Спустя час в новом виде я показываюсь в коридоре, упросив Валерия Ивановича и Леночку сразу не проводить меня в палату, а разрешить увидеться с Артуром. В том, что лучше всего здесь работают просьбы и жалобное выражение моего единственного открытого глаза, я успеваю понять довольно быстро и во всю пользуюсь этим.

Артура мы находим на одном из стульев в конце длинного коридора, ведущего к выходу из отделения. Несмотря на плохое освещение и то, что второй глаз у меня заклеен пластырем, прикрывающим какую-то вонючую мазь, я сразу замечаю, что он задремал — кисти рук расслабленно соскользнули с коленей, голова откинута и прислонена затылком к стене. В который раз вспоминаю, что он так и не выспался нормально за все эти дни, и сегодняшнюю ночь, которую я планировала оставить для отдыха перед длинной дорогой, он снова проводит без сна, в больничном коридоре, после дня, полного поездок и нервотрепки.

Хорошо «отдохнули», нечего сказать. Неудивительно, что он отключился прямо здесь, на жестком и неудобном стуле с откидным сиденьем, соединённом с несколькими такими же деревянной планкой. Но как только мы приближаемся, Артур тут же просыпается. Его глаза открываются моментально и никаких признаков сна — ни лёгкой затуманености, ни припухлости век, ни рассеянного взгляда я не вижу. И тут же задумываюсь — а спал ли он, вообще, или просто сидел, пытаясь расслабиться.

Ох, как же мне не нравится это все… Путь он молод, пусть очень быстро восстанавливается, но с таким режимом не выдержит даже самый сильный организм. Как только я об этом думаю, спасительная мысль тут же стучится мне в голову (кажется, в ней всё-таки нет никакого сотрясения, вот и Валерий Иванович так сказал, напугав меня всего лишь парой дней в стационаре) Я обязательно отправлю его отдыхать сегодня, и даже знаю куда!

— Эй, хлопец! Гляди на свою егозу! Подлатали-полечили ее, скоро будет как новенькая. Переломов не нашли, только ушибы й парочка вывихов — точно в рубашке родилась! Но радоваться еще рано, сильно рано. Что да как точно рентген покажет, а пока оставляем ее в стационаре под наблюдение. Возражения есть?

Артур, забыв встать со стула, смотрит на меня во все глаза — и я понимаю, что зрелищем он, как минимум, впечатлён. Мало того, что я стою перед ним в медицинской бесформенной хламиде, с новой повязкой на руке (старую Валерий Иванович похвалил сказал, что «хлопец свое дело знает, раз так подрихтовал») с лицом, залепленным пластырем, еще и на голове — повязка чепчиком. Последнее меня даже радует — он не видит мою новую старшенькую стрижку, сделанную Леночкой впопыхах — да и я, если честно, не горю желанием ее разглядывать.

— Нет… — резко поднимаясь, он откашливается, чтобы избавиться от хрипоты в голосе. — Нет, не возражаю, конечно. Лишь бы польза была.

— Польза будет, хлопче, можешь не сомневаться. Прикажи только своей благоверной, чтоб не бухтела и все предписания выполняла. Характерец у нее, скажу тебе… не завидую, в общем.

Артур бросает на доктора растерянный взгляд, не понимая, шутит ли он, и не обижаюсь ли я, но по лёгкой улыбке, в которой я могу растянуть губы (мне вкололи еще обезболивающего и успокоительного) понимает, что все хорошо. Настолько, насколько может быть в нашем положении.

— Подойдёшь потом ко мне, я в приемном буду ожидать, — деловито бросает Валерий Иванович и за плечо увлекает с собой Леночку, которая по уговору, ровно через десять минут должна вернуться и провести меня в палату. Скоро начнётся действие лекарств, и чтобы им не пришлось тащить наверх мое похрапывающее тело, мы договорились, что я не нарушу установленного времени. Хотя, «договорились» не совсем то слово, которое стоило бы применять к нашему соглашению. Скорее, я добилась желаемого шантажом, слегка приврав, что я не фотограф, а известный блогер и когда выздоровею, сделаю их больнице либо шикарную рекламу, лично Валерию Ивановичу и Леночке, либо насочиняю небылиц, как они меня здесь мучили и бинтовали нестерильными бинтами.

Хорошо что им, как и многим врачам не хватает времени на интернет, и они не знают о том, что я не блогер, а заодно и о скандале в паблике Кристины. Ещё неизвестно, как бы они отнесись ко мне тогда.

Главное — я добилась своего. У месть есть десять минут, кроме Артура в коридоре больше никого нет, и я могу, не боясь, что меня услышат, открыть все свои намерения,

— Я не собираю тут сидеть больше суток. Завтра… то есть, сегодня после рентгена ты меня заберёшь.

— Что? — он воровато оглядывается, как будто даже пустые стены могут нас услышать. — Полина! Зачем? Не надо рисковать, это твое здоровье!

— Все в порядке будет с моим здоровьем. А вот если останусь здесь хотя бы на три дня, тогда точно поплохеет. У нас нет этих трёх дней, понимаешь?

— Почему нет? Надо долечиться, — упрямо стоит на своём Артур.

— Если мы не поспешим, в больнице могут узнать про скандал, и тогда меня придушат подушкой ночью сами же медсестры. Или соседки по палате. Все, у кого есть дети! А здесь у всех есть дети, сам понимаешь.

Этот аргумент, который я выдумала, чтобы немного сгустить краски, имеет на Артура наибольшее влияние.

— А точно. Я не подумал об этом… Может, перевезем тебя в область тогда?

— Не надо в область, лучше в столицу, — торопливо шепчу я, удивляясь, как после укола успокоительного мне легко и просто говорится, и боль как будто совсем отпустила. — Зачем нам промежуточные остановки?

— Ты не успокоишься, пока я не соглашусь, да? — кажется, Артур просек мои хитрости.

— Ну, как сказать…

— Ладно, — он усмехается, и это очень здорово. — Когда думаешь уйти?

— Завтра. То есть, сегодня. Ну, после рентгена, пусть уже сделают этот снимок, хотя мне и так уже хорошо.

— Нет, не чуди. Рентген надо сделать, — он хмурится, и я понимаю, что чрезмерной спешкой только ухудшу ситуацию.

— Да я согласна, согласна. Я же говорю — после рентгена и даже после обеда. Посплю еще, поем в больничной столовой супчик. Я сто лет не ела больничных супчиков.

— Полина, — Артур снова улыбается, несмотря на то, что обеспокоенность на его лице никуда не делась. — Какой там супчик. У нас давно ничем не кормят, если родственники не привезут. Так что с супом ничего не выйдет. А ты какой хотела?

— Гороховый, — абсолютно серьезно говорю я. — Как в детстве. Я лежала в детстве в лор-отделении, мне гланды удаляли. Кормили мороженым и гороховым супчиком. Он был стремный, но это как в школьной столовке, знаешь? Даже ужасные котлеты с голодухи вкусные.

— Я привезу тебе суп, — улыбка так и не сходит с его лица, и я считаю это хорошим знаком. — Гороховый, как ты хочешь. Приготовлю и привезу.

— Правда? — я очень хочу его обнять, несмотря на вонючую мазь и свежие бинты, которые могут съехать. — Правда-правда привезёшь?