Ребекка Пейсли - Сердечные струны
Роман взглянул на птицу.
— Бедный, бедный доктор Уоллэби? Почему это он сказал?
Теодосия еще никогда так не желала молчания попугая, как сейчас.
— Уверяю, не имею ни малейшего представления.
— Лгунья. — Роман подошел к клетке. — Поговори со мной, птичка.
Попугай плеснул на него водой.
— Занятия любовью хороши в любое время. Ты ведь не думаешь, что я позволю тебе причинить вред девушке, а, Красная Повязка?
Роман вытер воду с подбородка.
— Что еще, птичка?
— Мистер Монтана, — вмешалась Теодосия, подходя к клетке и приготовившись накрыть ее — салфеткой, — он не слышал ничего, что могло бы вас заинтересовать. И даже если бы и слышал, то не ответит только потому, что вы этого хотите. Он не разговаривает, а только повторяет.
Роман вырвал салфетку из ее руки.
— Повтори что-нибудь еще, птичка. Давай, пообезьянничай.
На секунду Иоанн Креститель распушил перья хвоста.
— Давай, пообезьянничай, — сказал он, моргнув своими черными глазами-бусинами. — Вас ведь не беспокоит, что я в своей жизни знал нескольких размалеванных дамочек, не так ли?
— Нет, это меня ничуть не беспокоит, — ответил Роман и усмехнулся. — Каждому существу мужского пола, даже и в перьях, время от времени требуется немного пораспутничать.
— Мистер Монтана! — воскликнула Теодосия. — Если вы не возражаете…
— Мистер Монтана, — передразнил Иоанн Креститель. — Видите ли, мисс Уорт, я имею несчастье страдать импотенцией.
— Ага! — закричал Роман и, откинув назад голову, расхохотался. — Так и знал! Старик не способен! Ведь пытался сказать вам, но вы…
— Очень хорошо, вы были правы, мистер Монтана. Мое признание доставляет вам удовольствие?
Он смотрел на нее: доктор Уоллэби не держал эти большие пышные груди, морщинистые руки ученого не касались ее изящных белых икр.
Теодосия оставалась девственницей, не знавшей прикосновений рук ни одного мужчины, кроме его собственных.
По какой-то причине, над которой он не пытался задуматься, это доставляло ему большое удовольствие.
Взяв шляпу с кровати, Роман вышел в коридор.
— Мы проведем ночь здесь, в Уайлд Виндз, а утром отправимся в Киддер Пасс. Соберите вещи. Я возьму для нас другую комнату.
— Вы имеете в виду две комнаты?
Он надвинул шляпу. При всем желании не мог не улыбнуться.
— Нет, имею в виду одну: телохранитель должен следовать за вами повсюду, как ваша тень. А это, мисс Уорт, означает одно: спать в одной комнате ночь… за… ночью… ночь… за… ночью.
— И вызвать скандал? Мы ведь не женаты, мистер Монтана.
Он разинул рот.
— Вас не волновало, когда помещали объявление о любовнике. Даже предложили заплатить ему. А мое пребывание в вашей комнате скандально?
Она начала собирать вещи.
— Мне не следует разъяснять вам мои возражения. Если вы задумаетесь над ними, осознаете глубокую разницу между моим объявлением и вашим пребыванием в моей комнате.
Справедливости ради он сделал то, что она предложила, и на обдумывание у него ушло ровно полторы секунды.
— Прошу прощения, но никак не могу понять этой огромной разницы. Полагаю, придется объяснить ее мне.
Она положила перчатки в сумочку и закрыла ее.
— Не планирую наслаждаться физическими отношениями с мужчиной, которого изберу в качестве отца ребенка. Однако уже получаю удовольствие от вашего отношения ко мне. Это, конечно же, делает наше совместное пребывание скандальным.
Роман не смог уловить смысла в объяснении и по этой причине осознал, что для нее это что-то значит.
— Так или иначе, мы должны находиться в одной комнате. И думаю, вы знаете, что я прав.
Она знала. Действительно, после того, что произошло сегодня, боялась оставаться одна.
— Но вы будете спать на тюфяке на полу, пообещайте, что не будете делать ничего, чтобы возбуждать меня.
Смех так и распирал его грудь.
— А если дам, кто поверит, что сдержу его? Она посмотрела прямо в его искрящиеся голубые глаза.
— Я доверяю вам. Пообещаете — выполните, скажете «нет» — не сделаете.
Ее ответ озадачил его.
— Мистер Монтана? Даете слово?
Он понимал, что должен дать какой-то ответ, но, дорожа доверием, в то же время не мог поклясться, что не прикоснется к ней — его намерения были прямо противоположными.
Спустя несколько секунд родилось обещание.
— Даю вам слово, мисс Уорт, больше никогда не буду бросать свою шляпу на вашу подушку.
С этим и исчез.
* * *В десяти милях от Уайлд Виндз Роман остановился у рощи величественных дубов, напоминавших густыми испанскими лишайниками, свисающими с ветвей, высохших стариков, облаченных в серые робы. Полевые ирисы, сонные маргаритки и островки колокольчиков, росшие вокруг, создавали ослепительную радугу пурпурного, желтого и голубого.
— О, мистер Монтана, большое вам спасибо! — воскликнула Теодосия, остановив повозку.
— За что?
— Как это чутко с вашей стороны подумать о моем восхищении полевыми цветами и выбрать именно это место для нашего пикника.
Он уставился на цветы так напряженно, что они превратились в расплывчатое пятно перед его глазами. Разве это место выбрано для нее? Была ли это какого-то рода неосознанная предупредительность по отношению к ней, заставившая его остановиться именно здесь?
Но, черт побери, он ведь тоже мог любить цветы, разве нет? Только то, что никогда прежде не искал их специально, не означало, что ему не нравилось находиться рядом с ними.
— Это Callirhoe digitata, Eustoma grandiflorum и Xanthisma texanum, — объявила Теодосия, слезая с повозки. — Соберу несколько образцов, чтобы изучить их, когда выдастся свободная минутка.
Ее ученая тарабарщина еще больше разозлила его.
— Вы не единственный человек в мире, который любит природу, — сказал он, твердо вознамериваясь поставить ее на место. — Все обычное: незатейливые красные, желтые и голубые цветы; жирные, блестящие черные жуки, ползающие повсюду, — обычные букашки, на небе — просто пушистые белые облака; а пока вы не начали портить мое настроение, позвольте заметить, оно — паршивое, угрюмое, отвратительное, гадкое настроение.
Она смотрела, как он спешивается; немного поразмыслив, подумала о нескольких возможных причинах внезапного раздражения, тут же попыталась придумать способ побудить его сказать ей правду. При этом радостное возбуждение охватило ее.
Едва ли что-то доставляло ей большее удовольствие, чем проникновение в сердце тайны, какой, без сомнения, являлся для нее Роман Монтана.
И все же слово «тайна» не полностью отвечало тому, чем он был для нее: помимо интеллектуального интереса, было что-то еще.
