Элизабет Лоуэлл - Незабудка
Раф медленно обвел взглядом дом, любуясь яркими покрывалами в индейском стиле, медными лампами, замшевой мебелью и камином, настолько большим, что в нем можно было стоять. Роскошь в сочетании с простотой. Генератор вырабатывает электричество для холодильника, водяного насоса, освещения. Кухонная плита, которая нагревает воду в доме, отапливается дровами.
Единственное, чего не хватает, это телефонной связи. Отец позаботился об этом и установил коротковолновый передатчик и трансляционный усилитель на соседнем горном хребте. Хотя, по традиции, радио использовали только в случае крайней необходимости.
Алана тихо наблюдала за Рафом, который испытывал удовольствие от окружающей обстановки; она полностью разделяла его чувства. Она полюбила охотничий домик «Западной Ленивицы» и хижины с первого взгляда. Это случилось, когда они с Рафом поехали кататься верхом во время грозы и заблудились. Насквозь промокшие, с веселым хохотом подъезжали они к хижинам.
Алана и Раф безусловно замерзли бы, но стремительные потоки бурлящей в них страсти превратили холод в посмешище. Они разожгли огонь в камине, чтобы высушить одежду. Затем Раф отвел ее наверх и преподал урок иного огня — сжигающего огня любви и красоты физической близости мужчины и женщины.
Алана прищурилась, возвращаясь в настоящее, захватив с собой из прошлого часть мерцающего тепла. Она видела, как Раф рассматривает ее жаждущими золотистыми глазами, будто догадываясь, о чем она думает.
Или, возможно, он тоже вспоминал ту грозу, и чердак, и женщину, пылающую в его руках во время физической близости.
— Я выложил твои вещи в ванной комнате, — сказал Раф.
— Спасибо, — поблагодарила Алана охрипшим голосом.
Раф кивнул и ушел, оставив ее одну. Ванна расслабила женщину, сняла болезненные ощущения тела и напряженность мыслей. Когда она натянула на себя длинную хлопчатобумажную ночную сорочку и пошла наверх в спальню, Рафа нигде не было видно.
В камине ярко пылал огонь, гарантируя, что она не замерзнет на пути из ванной в спальню. Даже постель была нагрета. До металлического обогревателя нельзя было дотронуться: когда она открыла крышку, внутри все еще мерцали угольки из камина. Покрывало откинуто, приглашая ее забраться в постель и крепко заснуть.
— Рафаэль, — нежно произнесла Алана, хотя знала, что он не услышит. — О, Раф, почему наше время уже прошло?
Ответа не последовало, только сама постель была ответом, мостиком из прошлого в настоящее, обещанием тепла и безопасности.
Вздохнув, Алана сбросила халат, юркнула в кровать и натянула одеяло до самого подбородка, уютно устроившись в заботливо подготовленном для нее гнездышке. Сон не заставил себя ждать.
Так же, как и сновидения.
По мере усиления бури сны переплетались с кошмарами, которые снова обрушились на нее под оглушительные раскаты грома и яростное завывание ветра среди горных кряжей.
Нахмурившееся озеро подступило совсем близко… горный пейзаж неуловимо меняется, как и растревоженная ветром водная гладь. Усмехается отполированный водой и ветрами валун, похожий на сгорбленного великана.
Джек хохочет, и смех его холоднее ветра.
Ураган неистовствует, в злой усмешке обнажает ослепительно белые ледяные зубы, набрасывается на водную гладь, скалы, деревья. Потоки льющейся с неба воды образовали еще одно озеро, в котором отражаются зловещие тени обступивших его деревьев.
Джек протягивает к ней руки, губы шепчут о страстном желании, в глазах — дыхание смерти. Джек хватает ее, несмотря на яростное сопротивление, и вдруг она ощущает боль. Боль, ужас и крики рвут мир на части…
Алана проснулась в холодном поту, сердце бешено колотится в груди. Дыхание тяжелое, поверхностное. Она узнала третье озеро в ночных кошмарах, но не то красивое озеро, что окутано ужасом.
Джек тоже был другим, абсолютно неузнаваемым, в нем безнадежно перемешались страсть и смерть. Новые видения, страшная смесь сегодняшних воспоминаний и… чего еще?
«Правды? Воображения? — задавала себе Алана бесконечные вопросы. — Джек хотел владеть мною, да, но только как второй половиной союза Джек-и-Джилли. Я не нужна ему как женщина.
Даже если бы желание у него было, это ровным счетом ничего бы не значило. Я не хотела его. Я никогда не хотела никакого другого мужчины, кроме того, которого любила и которого уже не могла иметь — Рафаэля Уинтера. Джеку это не нравилось. Но, в конце концов, ему пришлось смириться, после того как я сказала, что уйду от него, если он еще раз позволит себе дотронуться до меня.
Не об этом ли спорили мы на Разбитой Горе?» Дрожа, Алана обхватила себя руками, пытаясь вновь сосредоточиться на реальных событиях. Это было так давно, что, казалось, события столпились на противоположной стороне шестидневного провала памяти, казавшегося ей вечностью. Как давно это было и каким несерьезным казалось. Джек погиб, она осталась в живых, если это можно назвать жизнью. Она не может петь, не выносит, когда до нее дотрагиваются, не может любить. Но она жива. Жив и Рафаэль Уинтер.
Молния тихо ворвалась в комнату, разбросав по стенам седые и белые тени, настолько яркие, что Алана зажмурилась. Гром прогремел протяжно, словно извещая о своем отступлении за горный склон.
Глубоко вздохнув, Алана опять легла, пытаясь заснуть. Хотя голова и коснулась подушки, она поняла, что это бесполезно. Слишком высока концентрация адреналина в крови, слишком мучительны последствия ночных видений, чтобы можно было сразу же заснуть.
Она встала, едва ощущая холод… Темно-зеленая ночная сорочка доходила ей до лодыжки. Мягкая на ощупь ткань приятно облегала тело и ярко поблескивала. Алана подошла к краю лестницы. Крошечные серебристые пуговицы, нашитые на сорочке от горловины до талии, при приглушенном свете, льющемся из гостиной, искрились, как капельки дождя.
Внизу, закопавшись в разноцветные лоскутки, разбросанные перед ним на столе, тихо работал Раф. Он сидел к ней спиной, поэтому не было отчетливо видно, чем он занимается.
Алана долго стояла в нерешительности, опасаясь новой вспышки молнии. Затем быстро спустилась вниз. Часы на каминной полке показывали начало двенадцатого.
Хотя она готова была поклясться, что подошла бесшумно, Раф знал, что она рядом.
— Возьми стул, что стоит у камина, — произнес он, не отрываясь от маленьких тисков, укрепленных на столе.
Алана подвинула стул и села, стараясь не загораживать Рафу свет керосинового фонаря. Внимание его было сосредоточено на крошечном крючке, зажатом в тисках. Молча, осторожно привязывал он тонкой нитью разноцветные кусочки перьев к острию крючка.
