Елена Рахманова - Любит – не любит
– Какая очаровательная у вас малышка, – невольно и совершенно искренне произнес Венчик, даже не отметив, что и мамашу Бог внешностью не обидел.
– Это мальчик. Разве не видите, на нем голубые ползунки, – ответила мамаша, прощая симпатичному незнакомцу ошибку за его откровенный восторг.
– Простите. И как же зовут вашего мальчика?
– Веничка.
– Боже, мой тезка! – воскликнул Вениамин, проникаясь к малышу еще большей симпатией.
«Оказывается, не все они похожи на драных кроликов, – удивился он. И тут другая, пришедшая следом мысль неприятно поразила его: – Что, если бы мои собственные родители воспринимали младенцев так же, как и я, выходит, меня, Венчика Диктова, не было бы на свете? Весьма и весьма печально, если вдуматься».
Но вот этого делать нельзя было ни в коем случае: заострять внимание на детях, находить их милыми и симпатичными. Вениамин понял это, когда, увидев очаровательное создание в кружевном чепчике и в платьице с оборками, пытающееся поймать неловкими пухлыми ручками неспешного сизого голубя, умиленно подумал: «А ведь и у меня может родиться такая же дочка».
Продюсер ощутил, как по спине мгновенно пробежал холодок. Никогда еще угроза его привычному существованию не была настолько реальна.
Глава 10
Все трое старательно делали вид, будто ничего не произошло. Правда, пока обе молодые женщины решили не посвящать Романа в кое-какие детали происходящего. Но, и не зная их, он ощущал тревожный, напряженный настрой, поэтому был преувеличенно бодр, весел, сыпал забавными случаями со стройплощадки и оказывал жене и ее родственнице знаки внимания. Ничего не получалось. И Тина, и Александра вдруг замолкали посреди разговора или застывали с опущенными руками посреди какого-нибудь дела и погружались в явно невеселые думы.
Однажды вечером Роман расположился перед телевизором. Шел футбольный матч между итальянцами и румынами. Раньше, год назад, ему и в голову не пришло бы его смотреть. А с появлением в его жизни Александры он словно бы возродился. Специфические мужские радости вновь стали доставлять ему удовольствие: трансляция спортивных соревнований, уютное отлаженное ворчанье мощного автомобильного мотора, возвращение домой к любимой женщине…
– Нет, Шурена, ты только посмотри, что творят! – воскликнул Роман и от избытка чувств ударил себе ладонями по коленям.
– Действительно, очень здорово, – отозвалась жена, даже не глядя в сторону телевизора.
– Что – здорово? – забавляясь, решил спросить он.
Александра, словно очнувшись, посмотрела на экран.
– То есть красиво. Ну, как иван-да-марья.
– Какие еще Иван да Марья? – обескураженно уставился на нее Роман.
– Ну, поле все такое зеленое, одни спортсмены в сине-фиолетовом, другие в ярко-желтом. Вот и получается, что сочетание цветов как у иван-да-марьи. Цветы так называются. Они еще в лесу на солнцепеке растут, – объяснила Александра.
– А-а…
«Нет, все-таки женщины, даже самые умные, когда дело касается футбола или там хоккея, превращаются в инопланетянок. Ни хрена не понимают», – с огорчением вздохнул Роман и вернулся к прерванному занятию. Тем более что румыны неожиданно пошли в атаку.
«Ну как мужики могут с таким азартом наблюдать за себе подобными, бегающими по полю? Если вдуматься: за сумасшедшие бабки здоровенные бугаи мячик друг у дружки отнимают!» – Александра покачала головой и отправилась искать Тину.
Та была в их спальне. Стояла над детской кроваткой и смотрела на спящего Петюню.
– Ну, ты как? – спросила Александра, становясь рядом с ней.
– Нормально, – отозвалась девушка, отводя взгляд.
– Чего-нибудь надумала?
Тина кивнула:
– Надумала.
– Расскажешь?
– А чего рассказывать, и так все ясно.
Наступившая пауза затянулась, а Александре во что бы то ни стало нужно было узнать, что же ясно ее родственнице. В случае чего она собиралась принять меры. Вплоть до крайних. Например: забрать ребенка себе, если мать решит от него отказаться. Просто замечательно, если у Петеньки появится братик или сестричка. Но о таком повороте событий ей не хотелось даже думать.
– Уволюсь, уеду домой и там рожу. Баба Дуня меня вырастила, поможет вырастить и…
Александра с облегчением перевела дыхание и сказала, как отрезала:
– Даже не надейся!
– Это почему же? – Тина с удивлением воззрилась на собеседницу.
– Рожать будешь здесь… – Она жестом остановила готовую возразить Тину. – У нас, в столице, условия лучше. К тому же дорожка проторена, нужные врачи, как говорится, прикормлены. А если тебе потребуется баба Дуня, пусть приезжает и живет сколько надо… А вот в отношении работы советую подумать, прежде чем что-то решать.
– Тебе хорошо так говорить. Не на тебя коситься будут. Шушукаться за спиной…
– Знаешь что, дорогуша, – неожиданно холодно ответила Александра, – раз решила оставить ребенка, то и думать должна теперь только о нем. А повод пошушукаться люди всегда найдут, так и будешь всю жизнь, что ли, жить с оглядкой на других да от неприятностей прятаться?
Тина на это ничего не ответила. «Сразу возражать не стала, и то хорошо», – удовлетворенно подумала молодая женщина и, обняв за плечи, вывела ее из комнаты. А на следующий день, когда они остались дома одни, Тина сказала, что в желании стать матерью, пусть даже матерью-одиночкой, нет ничего постыдного. Что она благодарна Александре за предложенные помощь и поддержку и что пока ничего родным сообщать о своей беременности не будет.
– И правильно, – одобрила та ее решение.
Правда, это решение далось Тине ой как нелегко. Она выдержала нешуточную борьбу с самой собой, взвешивая все за и против. И продолжалась эта борьба всю ночь, до тех пор, пока облака над темными островерхими елями не окрасились нежно-розовым.
Только тогда Тина свела сложившуюся ситуацию к одной-единственной фразе: «У меня просто нет выбора». Виноватой в случившемся она видела лишь себя. Никто ее ни к чему не принуждал, а то, что на нее нашло тогда временное помешательство, так это ее проблемы. Вениамин Диктов, как она знала, не тот человек, чтобы мучиться совестью или жениться на девушке, которая от него понесла. Да и доказывать это наверняка пришлось бы. Брр! Тина была не готова к такому.
А Максим, ее чудесный Максим, с обалденными длинными ресницами и с чуть ироничным прищуром светло-карих глаз, просто не может не затаить на нее смертельной обиды, к которой прибавится презрение, когда месяца три спустя он воочию убедится в ее измене. Он решит, если, конечно, уже не решил, что она его не стоит, и будет прав. «Пусть Максимчик встретит девушку, которая окажется его достойна, и проживет с ней в любви и согласии всю жизнь», – думала Тина, безмерно, до слез, жалея в этот момент себя.
