Александра Соколова - Просто мы разучились любить
Выползать из сна было тяжело. Но что-то давно и напряженно стучало в затылок, отбивая сладкие сновидения и возвращая в реальность.
Лёка открыла глаза и перевернулась на спину. В синие глаза белым пятном ворвался потолок и свисающие с него мотки фотографических пленок.
– Какой дебил придумал навешивать сюда эту фигню? – выругалась Лена и потянулась за сигаретами. Сегодня похмелья как такового не было – видимо, не так уж много они выпили вчера.
Взгляд на часы. Да и времени не так много, всего-то три часа дня.
Лена прикурила сигарету и устроилась на подоконнике у окна. Посмотрела вниз. И на секунду пронеслась мысль: «А, может, к черту всё? Через стекла – вперед? И посмотреть, что там, за чертой?». Пронеслась – и забылась.
Окурок улетел через форточку на улицу, Лёка спрыгнула на пол и быстро переоделась. Умыла лицо. Полюбовалась своим отражением в зеркале. Снова подошла к окну. Распахнула створки. Посмотрела вниз. Плюнула.
– А зачем это всё? – улыбнулась растерянно. – Ксюха права – что дальше?
А дальше ничего. Литры алкоголя, пьяные лица посетителей, упругие задницы «кордебалета», шустренький секс в кондиционированной прохладе коттеджа. Чье-то тело рядом. Только тело. Не человек.
– Зачем я живу? – удивилась сама себе Лена. – Хватит уже, наверное. Достаточно.
Решение созрело в голове мгновенно. Это не было пьяным бредом, не было необдуманным поступком. Лёка знала, что теперь нужно делать.
Она прошла в ванную, достала из аптечки баночку со снотворным и не задумываясь проглотила горсть таблеток. Потом еще горсть. И еще.
Выбросила пузырек в ведро. Покачиваясь, вернулась в комнату. Прилегла на диван и улыбнулась.
– Прости, мама, – прошептала и закрыла глаза.
11
Кто-то плясал в закрытых зрачках. Танцевал ламбаду или что-то вроде того – знакомого, но полузабытого. Кажется, это был ребенок, то ли мальчик, то ли девочка, то ли вообще нечто бесполое.
– Похоже, что я умерла, – проговорил кто-то в районе переносицы. И стало страшно. Страшно было открыть глаза и увидеть нечто непривычное. И осознать, что ты в аду было тоже страшно.
Тьма накрывала всё сильнее. Укутывала шерстяным одеялом и не давала вздохнуть. Думать не хотелось. Закрытые глаза словно закрывались еще раз – теперь уже навсегда.
И вдруг всё залил свет. Темно-коричневый, цвета молочного шоколада. Он разрезал темень ножиком и прорывался вперед.
– Держись, малыш, – прозвучало в затылке, – Держись. Ты справишься. Давай же, открой глазки. Давай.
Лёка промычала что-то про себя, осознавая, что не издала ни звука. Её веки с трудом приподнялись, впуская в зрачки свет. И она увидела только глаза. Спокойные, карие, теплые.
– Вот так, малыш, – снова голос шептал что-то, – Вот так. Теперь так. Только так.
Веки снова стеной обрушились вниз. Но теперь темнота не была пугающей. Она стала… успокоением.
Новое утро пришло неожиданно. Глаза как-то сами собой открылись и увидели белый потолок.
– Неужели опять нажралась? – подумала Лена и снова закрыла глаза. В районе живота плотным куском гранита поселилась боль. – Твою мать, когда же я брошу пить…
– Малыш, открой глазки, – раздался рядом нежный голос. Он проник прямиком вглубь тела и запульсировал в груди, – Давай, малыш… Ты сможешь.
Удивительно, но веки послушно приподнялись, впуская в зрачки яркий свет. Чье-то лицо расплылось и задрожало, словно изображение на испорченной кассете.
Лёка сжала правую руку в кулак и сфокусировала взгляд.
Глаза цвета переспелой черешни смотрели на неё с незнакомого лица и в них было нечто, что вдруг на мгновение вернуло в душу ощущение детской безмятежности и защищенности.
– Ты кто? – прохрипела Лена. – Я где?
– Ты в больнице, – нежный голос легким ветерком коснулся ушей и растворился вдалеке, – Всё хорошо, малыш. Ты жива.
– Кто ты?
– Меня зовут Саша. А тебя?
– Л… Лёка… – неожиданно звуки вырвались из горла девушки лающим кашлем. От этого усилия тело как будто придавило бетонной плитой.
– А настоящее имя? – снова мимолетная ласка коснулась ушей.
– Лен… Лена…
– Вот и хорошо, – холодная ладошка опустилась на Лёкин лоб и веки сомкнулись удовлетворенно, – Не нужно больше собачих кличек. Елена. Леночка. Малыш… Поспи немного. Тебе это сейчас необходимо.
Так странно… Бывает, что в жизни появляются люди, появления которых ты меньше всего ждешь, на приход которых даже не надеешься.
***Саша стала для Лёки спасением. Каждый день она появлялась в палате, улыбалась теплой нежной улыбкой и присаживалась на край постели.
От неё Лена узнала, что на самом деле между вечером, проведенным с Мариной и её попыткой самоубийства прошло целых две недели. Эти дни выпали из памяти девушки, растворившись в алкогольном анабиозе.
Саша рассказала, что когда Лёку на скорой привезли в больницу, надежды почти не было – девушка не дышала, снотворное успело впитаться в кровь и дойти до сердца. Но она ожила. И это было чудом.
– Этот подарок тебе сделали только для того, чтобы ты никогда не повторяла своих ошибок, – тепло говорила Саша, сжимая слабую Лёкину ладошку, – Бог дал тебе жизнь не для того, чтобы ты так легко от неё отказывалась.
Лена не могла говорить. Она была еще слишком слаба, и на худом, измученном лице, ярким цветом расплывались все чувства, которые невозможно было облечь в слова.
Саша рассказывала ей о жизни, о любви, о счастье. О том, как много в мире есть замечательных людей, которых Бог при рождении поцеловал в лобик, но они сами не понимают этого.
Она была загадкой. Она ничего не говорила о себе, о своем прошлом и настоящем. Но в огромных карих глазах жила целая вселенная добра и понимания.
Через неделю Лёка потихоньку начала говорить. Делала попытки встать с постели и проходила несколько шагов, ведомая сильным плечом и нежными руками. Её организм постепенно приучался получать еду не из капельницы, а обычным способом, а ноги снова наливались силой.
Первое время в больницу приходили Ксения, Марина, Денис и все остальные. Но Лёка жестом руки просила их уйти. В её сознании не мог ужиться новый – чистый – мир с тем, что было до этого.
– Кто ты? – спросила однажды Лена, когда уже в конце лета они с Сашей медленно прогуливались по больничному скверу.
– Я человек, – улыбнулась женщина, – Разве тебе что-то еще нужно знать?
– Но я хочу! Хочу знать, откуда ты, как ты жила и живешь.
– Зачем тебе это? Такая информация всё равно не даст тебе возможности узнать меня по-настоящему.
