Лиза Клейпас - Сладкий папочка
Как только мы с Люком стали встречаться чаще, нас стали воспринимать как пару, и другие мальчишки перестали меня донимать. Мне нравилась стабильность моего положения, нравилось быть не одной. Нравилось, что у меня появился тот, с кем можно гулять по школьным коридорам, обедать вместе, тот, кто возил меня поесть пиццу после игры в пятницу вечером.
Когда Люк в первый раз меня поцеловал, я с разочарованием обнаружила, что с поцелуями Харди этот поцелуй не имеет ровно ничего общего. Люк тогда привез меня домой после свидания. И прежде чем выйти из машины, нагнулся и прижался своими губами к моим. Я ответила ему тем же и постаралась пробудить в себе хоть какие-то чувства, однако ничего особенного не ощутила – лишь влагу чужого рта да скользкое касание его языка. Мое сознание оставалось безучастным к тому, что происходило с моим телом. Чувствуя вину и смущаясь своей холодности, я попыталась немного исправить ситуацию, обняв Люка за шею и сильнее прижавшись к нему в поцелуе.
Чем дольше мы встречались, тем больше бывало поцелуев, объятий и робких прикосновений. Со временем я отучилась сравнивать Люка с Харди. Нас не окутывала таинственная магия, что-то не контачило в какой-то невидимой микросхеме ощущений и мыслей. Люк не принадлежал к числу тех, кто стремился во всем дойти до сути, и скрытая территория моего сердца его нисколько не интересовала.
Мама поначалу мои встречи с мальчиком старше меня не одобрила, но когда познакомилась с Люком, он ее очаровал.
– По-моему, он хороший мальчик, – сказала она мне после. – Если хочешь с ним встречаться – пожалуйста, я тебе разрешаю с тем условием, что ты не будешь нарушать комендантский час – будешь возвращаться домой до одиннадцати тридцати.
– Спасибо. – Я была благодарна маме за то, что она позволила мне встречаться с Люком, хотя какой-то затаившийся во мне бес так и подзуживал меня сказать: «А ведь он всего на год младше Харди».
Мама поняла мой немой вопрос.
– Это совсем другое.
Я знаю, почему она так сказала.
В свои девятнадцать Харди был мужчиной в большей степени, чем некоторые взрослые. Живя без отца, он научился нести на своих плечах груз ответственности за семью, обеспечивая мать и сестру с братьями. Он работал на износ, чтобы они и он сам могли выжить. Люка в отличие от Харди холили и лелеяли, и он ни минуты не сомневался, что все в жизни само будет плыть к нему в руки.
Если б я не знала Харди, то, возможно, со временем и стала бы питать к нему чувства. Но на тот момент это уже было невозможно. Все мои чувства приняли форму Харди, как мокрая кожа, которую, натянув на форму, оставили так сохнуть, и она затвердела на солнце до такой степени, что любая попытка изменить ее форму сломала бы ее.
Однажды вечером Люк привез меня к кому-то домой на какую-то вечеринку, устраиваемую в отсутствие родителей, отбывших на уик-энд. Там все были старше меня, и я тщетно высматривала среди гостей хоть одно знакомое лицо. Из динамиков в патио ревел тяжелый блюз-рок Стиви Рэя Воана. В толпе собравшихся тем временем раздавали пластиковые стаканчики с оранжевой жидкостью. Люк и мне принес такой, со смехом советуя не пить это сразу. На вкус содержимое напоминало спиртовой антисептик. Я пила маленькими глоточками, едкий напиток обжигал губы. Пока Люк стоял, разговаривая с друзьями, я, узнав, где туалет, ушла.
Со стаканчиком в руке я вошла внутрь и пошла по дому, делая вид, что не замечаю обжимающихся по темным углам парочек. Отыскав туалет, чудесным образом оказавшийся свободным, я вылила коктейль в унитаз.
Выйдя из туалета, я решила возвращаться другим маршрутом. Попасть на улицу через парадный вход и обогнуть дом снаружи было проще и уж точно куда менее неловко, чем возвращаться сквозь строй влюбленных. Однако, проходя мимо большой лестницы у входа, я заметила обнимающуюся парочку в темном углу.
В мое сердце словно вонзили нож: я узнала Харди. Он обнимал длинноногую белокурую девочку. Та обвивала ногами его бедро, ее черный бархатный топ без бретелек оставлял открытыми верх спины и плечи. Харди удерживал ее волосы сзади, сжимая их в кулаке, и медленно скользил губами по ее шее.
Боль, желание, ревность... Я и предположить не могла, что человек может испытывать столько сильных эмоций одновременно. Чтобы, не обращая внимания на пару, пройти дальше, от меня потребовалось собрать в кулак всю волю. Ноги у меня заплетались, но я прошла, не останавливаясь. Краем глаза я заметила, как голова Харди приподнялась. И когда я поняла, что он меня увидел, мне захотелось умереть. Трясущейся рукой я вцепилась в холодную медь дверной ручки и вышла на улицу.
Я знала, что он не последует за мной, но все ускоряла и ускоряла шаг и в конце уже почти бежала к патио. Воздух с трудом, толчками вырывался из моих легких. Ужасно хотелось забыть увиденное, но образ Харди с девчонкой-блондинкой врезался в мою память навсегда. Вспыхнувший во мне гнев был так силен, что удивил даже меня саму. Словно каленым железом меня обожгло предательство. И не важно, что он ничего мне не обещал и ничего не был мне должен. Он был мой, и все тут. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела.
Еле-еле я разыскала Люка в толпе на патио. Он посмотрел на меня, вопросительно улыбаясь. Горевший на моих щеках румянец едва ли остался им не замеченным.
– Что стряслось, куколка?
– Я уронила свой стаканчик, – хрипло выговорила я.
Он, рассмеявшись, положил мне на плечи свою тяжелую руку.
– Я тебе принесу другой.
– Нет, я... – Я поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо: – Ты не против, если мы сейчас же уедем отсюда?
– Что, прямо сейчас? Да мы же только приехали.
– Я хочу, чтобы мы остались одни, – с отчаянием в голосе шептала я. – Ну, пожалуйста, Люк. Поедем куда-нибудь. Все равно куда.
Он изменился в лице. Я знала: он пытался понять, не значило ли мое внезапное желание остаться с ним наедине то, о чем он подумал.
И он угадал. Мне хотелось его целовать, прижимать к себе, делать с ним все то, что делал Харди в тот самый момент с другой девчонкой. Не из-за разгоревшегося во мне желания, а из-за яростного отчаяния. Мне больше не к кому было обратиться. Моя мать махнула бы на мои чувства рукой, сочтя их ребячеством. И возможно, оказалась бы права, но только мне до этого не было дела. Я никогда прежде не ощущала такой всепоглощающей ярости. Моим единственным якорем была тяжелая рука Люка.
Он привез меня в городской парк с искусственным озером и несколькими островками лесных посадок. На берегу озера располагалась ветхая открытая беседка в окружении деревянных скамеек в зазубринах. Днем люди приезжали сюда семьями на пикники. Теперь погруженная во мрак беседка пустовала. Воздух наполняли ночные шорохи, звучал лягушачий оркестр в камышах, свою песню исполнял пересмешник, хлопала крыльями цапля.
