Ярослава Лазарева - Василиса
– Но, Лешенька! – начала она и всхлипнула.
Алексей встал, поднял ее и вывел на улицу.
– Я так решил! – строго проговорил он, идя к проезжей части. – Сейчас поймаю машину, которая едет в нужную сторону.
– Но, миленький, – заныла она, – но как же так!
Алексей уже стоял на проезжей части и голосовал. Он остановил Жигули, быстро договорился с водителем, сразу заплатил ему и усадил всхлипывающую Василису на заднее сидение.
– Ну вот, до деревни тебя довезут, а уж до базы оттуда доберешься! Будь умницей! – сказал он на прощание и крепко поцеловал ее.
Она разрыдалась и уткнула лицо в ладони.
– Поезжайте, – сказал Алексей водителю. – Сейчас она успокоится.
И закрыл двери. Машина отъехала. Он увидел в заднем стекле лицо Василисы, залитое слезами, и махнул рукой. Она попыталась улыбнуться ему, но тут же отвернулась и вновь расплакалась.
Прошло несколько дней. Алексей ни разу не позвонил, не было от него и писем, хотя почту периодически привозили на базу. Василиса вначале ждала, даже боялась далеко уходить от дома и все прислушивалась. Но редкие звонки были, как правило, только по работе. Она изнывала от тоски по любимому, но пока ничего не предпринимала, считая, что лучше просто ждать. Василиса много читала это время. Она еще со школы полюбила русскую классическую литературу, и когда ездила в Курган, покупала дешевые издания. В ее комнате имелся самодельный книжный шкаф. Это был обычный стеллаж из досок, сколоченный Матвеем Фомичом и выкрашенный в белый цвет. Стеллаж был прибит к стене и уставлен книгами. Василиса сшила ситцевые занавески и прикрепила их к верхней полке. Они служили вместо дверец.
«Я продолжал держать ее руку и глядел на нее. Она по-прежнему вся сжималась, дышала с трудом и тихонько покусывала нижнюю губу, чтобы не заплакать, чтобы удержать накипавшие слезы… Я глядел на нее; было что-то трогательно-беспомощное в ее робкой неподвижности: точно она от усталости едва добралась до стула и так и упала на него. Сердце во мне растаяло…
– Ася, – сказал я чуть слышно…
Она медленно подняла на меня свои глаза… О, взгляд женщины, которая полюбила, – кто тебя опишет? Они молили, эти глаза, они доверялись, вопрошали, отдавались… Я не мог противиться их обаянию. Тонкий огонь пробежал по мне жгучими иглами, я нагнулся и приник к ее руке…», – читала Василиса и вздыхала, чувствуя, что сейчас совсем по-другому воспринимает повесть Тургенева.
Любовь, которую она испытывала к Алексею, помогла понять многое и в литературе и в искусстве и в себе самой.
Дней через десять после отъезда Алексея на базу приехал охотовед Дима. Матвей Фомич сразу приступил к расспросам по поводу нового начинания с иностранцами. Но Дима только пожимал плечами и говорил, что что-то там у них не заладилось, какие-то проблемы с получением лицензий и пока ничего неизвестно. Василиса хмуро слушала его объяснения, но молчала. Когда прошло три недели, а от Алексея так и не было вестей, она съездила в город и купила, наконец, номер для своего телефона. Консультант поставил ей SIM-карту, объяснил, что смог. Она внимательно слушала, но почти ничего не запомнила. Потом три вечера подряд изучала инструкцию к телефону и прайс-лист своего тарифного плана. Поняла, что в Москву ей звонить довольно накладно. Но это ее не смутило. Она сразу положила на счет почти треть своей зарплаты и сейчас была уверена, что этого ей надолго хватит. Кое-как разобравшись с телефоном, она начала обзванивать деревенских подруг. Василисе доставляло удовольствие сидеть на мостках и разговаривать, к примеру, с Нюрой, которая ей тут же начинала докладывать, чего нового из вещей привезли в магазин. С непривычки ей казалось каким-то необъяснимым чудом, что такой маленький аппарат легко связывает ее с деревней. Но в Москву она пока не звонила, все ждала, что Алексей сам объявится.
В конце августа открывался охотничий сезон. На базу по традиции пожаловали все «шишки» местного общества охотников и рыболовов во главе с председателем Николаем Андреевичем. Василиса с раннего утра хлопотала, убирая гостиницу, застилая свежее белье, протирая посуду. На праздничный ужин она приоделась и села за стол в выходном голубом платье. Но скоро все напились и разбрелись, кто куда. Охотовед Дима затеял костер на берегу озера. Гости собрались вокруг него с бутылками пива. Василиса принесла тарелки с нарезанной колбасой и маринованными огурцами.
– Так, значится, ничего и не получилось с новым делом-то? – услышала она голос дедушки и замерла с тарелками в руках.
– Нет, – покачал головой Николай Андреевич, – столько всяких сложностей сразу возникло, что куда там! Так что отказались мы от этой затеи. Больно накладно выходит организация охоты для иностранцев. Все хотят с этого дела денег получить.
Он присел к костру и открыл бутылку пива.
– Оно и лучше так-то! – радостно проговорил Матвей Фомич. – А то нам с внучкой только работы прибавилось бы! Виданное ли дело! Иностранцы, считай, буржуины и тут у нас в лесной глуши! Бог отвел!
– Зато вон внучка твоя недовольна, – заметил охотовед Дима. – Ей со столичными гостями веселее было. Да, Васена?
– Скажешь тоже! Да на что они мне сдались? – нехотя ответила она и подала тарелки. – Закуску вот вам принесла.
– А чего ж плохо-то? – не унимался Дима. – Зато пообщалась бы с культурными и богатыми мужчинами. Они уж точно не чета нашим местным горе-охотничкам!
– Ну-ну, ты полегче! – строго сказал Николай Андреевич. – Зачем наших мужиков обижать?
– Да я что? – засмеялся Дима. – Я ничего!
Василиса не стала слушать дальнейшие разговоры и медленно направилась в сторону дома егеря. Она с трудом сдерживала волнение от только что полученных новостей. Слезы так и наворачивались на глаза. До последнего она надеялась, что все наладится, Алексей скоро приедет на базу в командировку, и они опять будут счастливы. А потом он заберет ее в Москву.
«Вот поэтому-то он и не звонит сюда! – оправдывала она его про себя. – Раз дело не выгорело, он и получился виноватым в глазах начальства. Может, у него неприятности из-за всего этого на работе»
Василисе казалось, что она права, что у любимого действительно сейчас могут быть неприятности, и только поэтому он не подает весточки.
– А я ему даже ни разу не позвонила! – удрученно произнесла она и ускорила шаг. – Вот что он должен про меня думать? Что я – коза бесчувственная!
