Мой желанный враг (СИ) - Катаева Татьяна Анатольевна
Промываю рот, умываюсь холодной водой. Бледность с лица хочу убрать. Если сейчас вернусь в таком виде за стол, кто-то, да и заметит. Надо ещё улыбку натянуть и попробовать разговаривать. Если я буду весь вечер молчать, это не останется заметным.
Я смогу!
Глава 24
Аня
Только выхожу из туалета, сразу вижу его. Опирается об стенку спиной, одна нога согнута в колене. Руки в карманах. Напряжённый весь такой. Не нравится его настрой. А ещё вижу, что выпил немало. Наверное, для смелости пил, чтобы с силами собраться и поставить точку в наших отношениях.
Бах! Удар в сердце. Осознание, что это конец, подкашивает меня и в сторону бросает. Хватаюсь рукой за стенку. Мир тоже подрывается и ко мне подбегает. За руку берёт. Я не убираю. Не отдёргиваю.
Возможно, я придумала себе всё это. Никто никого бросать не собирался. Он же писал сегодня, что скучает. Что хочет видеть. Разве пишут такое девушке, которую собираются бросить⁈
— Выйдем на улицу? — предлагает.
— Хорошо.
Мы идём молча. Каждый думает о своем. Меня напрягает наше молчание. Ведь оно тяжёлое. Раньше так не было. Мы неделю были порознь, а, кажется, так много времени прошло. Вроде ж ничего не должно было поменяться за это время. А как, оказалось, изменилось многое.
Мы останавливаемся на парковке возле его машины. Я опираюсь об неё спиной. Потому что правда шатает. Потому что, правда, плохо. Но если честно, опору ищу, чтобы просто-напросто не свалиться.
Страшно сейчас, как никогда!
— Мне контракт предложили, на полгода, — тихим голосом говорит, неуверенность свою излучает. Не сильно на него это похоже, а значит, всё не так гладко. Глотаю колючий ком. Почему, мне кажется, что эти слова разрезают мою реальность на две половины, на «до» и «после»?
— Рада за тебя, — безэмоционально говорю. Никакой радости на самом деле не испытываю. Беду чувствую, но ничего сделать не могу. Остановить это землетрясение не в силе.
— Карамелька, — ближе подходит, дыханием своим, кожу мою обжигает. Автоматом мурашки на теле, как всегда, от его касаний. — Я не могу отказаться. Понимаешь?
— Понимаю, — глаза закрываю, и слезы в себе держу. — Когда уезжаешь?
— Через три дня.
— Через три дня, — мысленно повторяю. Каждое слово в сердце гвоздем забиваю. Именно такой срок ставлю. После истечения этих дней, карамелька исчезнет, умрёт, растворится.
— Что будет с нами? — самый важный вопрос задаю. Других сейчас просто не существует.
— Ань, — поворачивает к себе лицом, я глаза открываю и смотрю в его карий омут. Любимые глаза, — я ближайшие полгода даже приехать не смогу. Плотный график съёмок. Понимаешь?
— Понимаю, — так тихо говорю, как будто страшно вслух это произнести. Ужасной трусихой себя чувствую. А ещё роботом, который не вправе эмоции свои показывать. Роботы любить не умеют.
— Карамелька…
— Ты не ответил на мой вопрос, — перебиваю. Ускорить эту пытку хочу. Чем дольше, тем больнее, стоять тут, — Что будет с нами?
— Я знаю… — запинается. В сторону взгляд отводит. На меня не смотрит. Это ранит ещё сильнее. До этого всё в глаза говорил. Даже когда это были оскорбления. А сейчас не смотрит, — Сейчас прозвучит жёстко, но…
— Но?
— Нам надо взять паузу, — снова заминка. Длительная. Я пока слова его в голове прокручиваю, успеваю от нехватки воздуха, подавиться. — Или давай попробуем свободные отношения. Проверим на прочность чувства, — лицо поворачивает ко мне. Наконец-то в глаза смотрит. Что увидеть там хочет⁈ Мне кажется они пустые сейчас. Всего лишь отображение стекла. — Ты же знаешь, я не смогу…
— Свободные отношения, — в голове диалог этот записываю, чтобы потом прокручивать по несколько раз.
— Знаю, — пусть он вслух это не произносит, но я по глазам читаю. Не сможет без секса. Без траха. Без баб.
Сжимаю в кармане свой сюрприз, даже чувствую, как пальцы немеют, так сильно сдавливаю несбывшиеся мечты. Глупые, розовые иллюзии о том, что всё могло получиться. А оказалось, не в этой жизни. Не с нами.
— Мы будем общаться. Переписываться. Созваниваться. Анечка, блин, ну скажи хоть что-то. Ты же знаешь, я не хочу тебе лгать.
Он сдавливает мои плечи и даже трясти начинает. А я смотрю на его лицо, запоминаю свою мечту. Свою первую любовь. Своего первого мужчину. Человека, который дал шанс, а потом отнял его.
Потому что мы вечные враги! Теперь уж точно.
— Такой шанс выпадает раз в жизни, — уверенность в каждом слове излучает. — Я должен им воспользоваться. Мы молоды, ещё успеем построить будущее и семью. Ань, ну скажи хоть что-то. Не смотри таким пустым взглядом. Мне тоже больно.
— Мне тоже больно, — в уме за ним, в очередной раз повторяю. Нет, мне не просто больно. Убийственно.
— Ты говорила, сюрприз мне приготовила. Что-то важное для нас. Прошу, скажи, что это?
— Сюрприз? — всю силу в кулак собираю, — Не помню уже. Мне надо идти Мирон, — руки его с плеч убираю. Холодом покрываюсь. Глыбой льда в мгновение стаю.
— Ань, ты врёшь. Скажи, что хотела сказать. Ну, ударь меня. Покричи. Истерику закатай. Только не уходи вот так вот.
— Не могу, — устало выдыхаю. — Не имею права кричать. Мирон, для всего мира мы никто. Враги детства. В том помещении, — пальцем тыкаю, — друзья нас ждут. Мы вернёмся ко всем порознь, и будем дальше играть свои роли.
— Аня, я же тебя люблю…
Закрываю его рот рукой.
— Не смей мне это говорить, после того, как сказал, что мы расстаёмся. Ты… Врёшь! Нагло! Бессовестно… Мне жаль! Правда! Этих двух месяцев жаль…
— Не говори так, — трясёт, в глаза смотрит. Интересно, что найти там желает⁈
Как же больно, говорить ему это. Как же сильно режет «правда» изнутри. У нас не было шанса. Даже маленького. Это всё иллюзия была. Обман.
— Я правду говорю. Глупые были отношения. Мы играли, — делаю жадно вдохи. Задыхаюсь. Чувствую нехватку воздуха и переизбыток боли. Кажется, я уже никогда не стану карамелькой. Растаяла на огне, и прервались в горелый сахар. — Мир… Я хотела тебе сказать… — в эти секунды мозги отключаются. Я на ходу что-то придумываю, даже не понимаю что. Говорю, лишь бы, не молчать. Лишь бы ранить, равносильно и его уколам. — Помнишь, меня на конкурс приглашали? Ты против был, но я всё равно согласилась. С Никитой, завтра уже уезжаем. Не знала, как тебе сказать. Но, теперь это не проблема. Мы же…
Хотела сказать, расстались, но язык не повернулся. Внизу живота закололо. Остро и резко. Хватаюсь за него.
— Ань, ты чего? — подхватывает под руки. Бережно держит. А у меня, в месте, где кожа соприкасается, так сильно горит. Больно, ужасно.
— Не обращай внимания. С Никитой всю неделю тренировались, вымоталась. Устала. Мир, ты иди к нашим. Я через пять минут приду. Ангелина, уже искать начинает. Телефон оно разрывается.
— Ань, мы ведь не закончили.
— Потом, чуть позже, поговорим.
— Можно я тебя поцелую? — спрашивает, и нерешительность излучает, опять непохожую для него. Ладошкой к щеке дотрагивается. А мне выть от боли хочется. Так сильно ранили его слова. А в голове, мозг безостановочно повторяет сердцу, что он же говорил. Нельзя верить Мирону Звереву. Обманет. Придаст. Причинит боль. Так и вышло. Разбил моё сердце. Разбил.
— Конечно, — еле языком шевелю, — мы же…
Он не дожидается окончания моих слов. К губам моим припадает, и до одури, до сумасшествия, сладко целует.
Не поверите, но вместе с этим поцелует, он забирает с собой моё сердце и душу, человечности и возможности любить лишает.
А ещё, тест с двумя полосками, так в кармане моём и остается. Не увидеть ему его и не узнать. Сюрприз мой не удался. Да, и не быть этому сюрпризу теперь никогда.
Через пять минут, когда моя очередь входить в клуб к друзьям, я исчезаю. Вызываю такси и прошу увести меня за город. Никто не узнает где я, и что со мной. Теперь телефон выключен, и абонент не в зоны доступа.
Даже с подругами поделиться своей болью не могу. Ведь пары Анна Горская и Мирон Зверев никогда не было. Это была тайна, которая вскоре исчезнет.
