Слепая зона - Ольга Вечная
Я не хочу драмы. Черт, мой босс адски сексуален и горяч — меня можно понять, в конце концов!
Менее рациональная часть меня нашептывает: нужно свалить немедленно.
Блин. Блин. Блин.
Подсушиваю волосы халатиком, который планировала надеть после водных процедур. Потом мочу его под краном и тщательно стираю с лица, шеи и плеч тосоловые поцелуи Смолина. Полощу рот несколько раз.
Безумие.
Платон и правда напился бензина, масла, кислоты или еще чего-то в этом роде, и вся эта гадость впиталась в меня. Иначе объяснить не могу, почему горю. В костерок плеснули топлива.
Голову обносит. Когда я, одетая, собираю волосы в хвост, мечтая свалить из гаража как можно скорее, дверь внизу громко хлопает.
Быстрые шаги по лестнице.
В этот раз не пугаюсь. Буду рада кому угодно, хоть парню из фильма ужасов про Хеллоуин, если продолжать тему кино.
Это оказывается не Майкл Майерс, а Егор Смолин. Черные джинсы, модный тонкий фиолетовый свитер, бомбер — он выглядит неотразимо. И нравится мне чертовски.
Вот блин.
Едва вижу улыбку, привычная пустота внутри заполняется кислотой, которая сжигает заживо.
Что я наделала?!
— Привет! Ты готова? Только не говори, что все отменятся. Иначе в следующий раз идем на свидание до душа.
Я хочу сказать Егору, что чуть не переспала с его братом, но язык отчего-то намертво примерзает к небу. Если бы вы однажды увидели перед собой этого классного парня с веселой улыбкой, то тоже не смогли бы. Никто бы не смог!
Придумать оправдание изменению планов с лету не выходит. Решив отложить это на потом, я выдаю:
— Ну почти готова.
— Все в порядке? Ты какая-то красная вся.
Взмахиваю руками:
— Не в порядке, конечно. Твой брат облился тосолом, выставил меня из ванной и моется моими шампунями уже пятнадцать минут. А это недешевое удовольствие.
Осознанно хочу показаться максимально неприятной, меркантильной и мелочной. Гадкой, равнодушной, эгоистичной. Потому что признаться в том, что Платон несколько минут назад терся об меня членом, а я облизывала его губы, — не могу физически. Даже если бы решилась, цыганская сущность не позволит произнести такие слова вслух.
— Каждая стоит половину зарплаты, что он мне платит! И я злюсь!
По закону жанра именно в этот момент Платон заходит в гостиную. На нем широкая белая футболка и черные, такие же широченные штаны. Одет он, скажем так, по-домашнему.
Я осекаюсь на полуслове. Сердечная мышца разгоняется против воли, мне точно пора магний попить и витамины проколоть. Что ж такая реакция?! Слежу краем глаза.
— Бро, ты в порядке? — спрашивает Егор, называет незнакомое слово. Видимо фирму, что выпускает средства, которые они заливают в машины.
Платон кивает, дескать, оно.
Сейчас скажет, что мы сосались, и я умру от стыда и ужаса. При этом больше всего на свете я хочу, чтобы он сказал, что мы сосались.
Подошел, обнял, принял удар на себя.
Так получилось, брат, я в нее втрескался, давайте двигаться в новых реалиях.
Представляю себе эту фразу в красках, и внутри такое опасное счастье, что отворачиваюсь, потому что боюсь: не выйдет скрыть. Вдруг он не такой, как Тимур? Вдруг я ошиблась?
Пульс бахает.
— Да капец. Тросик порвался, а потом как хлынет, — говорит Платон медленно, хрипло. Усмехается. Низкий голос прокатывается по зудящей коже и ранит. — Не помню, как из ямы выскочил. Он какой-то ядреный, думал, глаза вытекут.
— Ты в курсе вообще, что его ни вдыхать нельзя, ни глотать? Ну и в кожу он впитывается моментально.
— Да в курсе. Ощущения теперь, будто полный стакан водки опрокинул. — Смолин прислоняется плечом к косяку. — Приход один за другим ловлю.
— Э-э-э, черт, может, в больницу?
— Да ничего. Я быстро смыл. Выживу. А ты-то где был?
— На тестах же.
— А-а.
Он прочищает горло и идет в мою сторону. Будто собирается обнять или... ну не знаю, влепить пощечину. Мне по-прежнему хочется, чтобы сказал что-то. Сама не могу решиться, но, если Платон хочет продолжения, открыть правду — дело важное. И если он это сделает, всем станет легче.
Но нет, проходит мимо. Достает из шкафа стакан, наливает из кулера воды. Осушает в три глотка, наливает еще. Егор подходит ближе, наклоняется и клюет меня в щеку.
— Окей. Ну что, суши волосы и едем? Хочу тебе одно место показать классное.
Платон, ты скажешь что-нибудь или нет? Я этого требую всем существом своим.
Кретин молчит. Ему стремно перед братом? Или просто не видит смысла освещать столь незначительный момент?
— Завтра рано на работу. Я, наверное, домой. У нас завал перед первым дедлайном, — даю ему поддержку.
— Ща погоди, улажу. Есть связи. — Егор коротко громко свистит. — Эй, Платон, простишь опоздание на пару часов?
— Прощу. — Смолин словно бьет наотмашь.
Я ощущаю обиду и понимаю, что ненавижу его каждой своей клеткой.
— Ты, кстати, почему не с Ритой? Собирался же.
Щеки горят так, что можно омлет пожарить.
Ритой?!
Платон морщится и быстро качает головой, дескать, передумал.
У него еще и подружка есть?!
Повелась, как последняя дура, на образ бывшего, такого же мудака. Стопроцентного. Нельзя хотеть Платона, о нем нельзя думать. Это грабли. Те же самые. Потом больно будет. Уже больно.
Сойдемся на том, что это срыв.
— Но шампунь нужно вернуть девушке, — говорит Егор со смешком.
— Или премию выписать, — добавляю я. — За труды, лишения и монотонную работу, от которой кони дохнут.
Платон, снова проходивший мимо, останавливается. Смотрит в глаза и открыто угрожает фразой:
— Я куплю тебе шампунь.
Глава 19
Платон
Это пиздец.
От нервного, мать его, напряжения дергается рука. Я подхожу к окну и наблюдаю, как брат открывает дверь тачки перед московской красотулей, наигранно раскланивается.
Тесты у него, блядь, в общий выходной день.
Элина смеется, делая реверанс. Садится за руль. Веселая, беззаботная. Я в полном ахуе, чуть не сожрал ее как живой десерт. А ей, выходит, шампуня жалко.
Моргаю несколько раз.
Упираюсь ладонью в оконный косяк и до рези в глазах пялюсь на белую ауди. Интоксикация усиливается, кровь послушно гонит антифриз по артериям к мозгу. Волна за волной накрывает. Я хочу действовать, но сдвинуться с места не получается.
Плохо. Блядь. Как плохо.
Влетел
