Вуайерист (ЛП) - Коул Фиона

Слёзы обожгли мне глаза, когда я подумала о дружбе, которую мы построили, и о том, какая я, должно быть, дура, что была единственной, кто наслаждался ей. Он просто держал меня рядом, потому что я его заводила. Я такая дура.

— Это не…

— Какая была твоя любимая сцена? — спросила я, презрение сочилось из моих слов. — Что ты видел, когда наблюдал за мной в классе? Ты помнишь, как я стонала, когда трахала себя? Как насчёт того, когда Джексон трахал меня? — каждый сценарий был озвучен громче предыдущего. — Или тебе больше всего нравилось, когда ты мог заставить меня сосать его член по твоей просьбе. Ты представлял, что это был ты?

Доктор Пирс сделал ещё один шаг вперёд, на этот раз я стояла на своём. Он стоял надо мной, его ноздри раздувались, когда он тяжело дышал, а на челюсти играл мускул.

— Оклин, — выдавил он.

— Хочешь посмотреть, как я сейчас разденусь? — прошептала я, роняя рюкзак. Я сорвала с себя куртку и начала расстёгивать пуговицы на рубашке, обнажая белый кружевной лифчик. — Ты хочешь, чтобы я разделась для тебя прямо здесь и делала всё, что ты захочешь?

Его руки вцепились в мои бицепсы и остановили моё продвижение.

— Хватит, — крикнул он, его голос срывался на словах. Когда Пирс заговорил снова, он был мягче, с оттенком отчаяния. — Хватит.

Так близко, когда его руки касались меня, я чувствовала себя ещё более грязной после того, как он прикасался ко мне мгновение назад. То, как он поцеловал меня и заставил почувствовать, что я любима. Заставил меня почувствовать себя желанной, способом, который не требовал от меня выступления. Я не осознавала, насколько холодными казались выступления в «Вуайеристе», пока губы Кэллума не прижались к моим. Слёзы навернулись мне на глаза, когда я подумала о том, как он назвал меня красивой. Имел ли он это в виду? Имел ли он в виду хоть что-то из своих слов?

Его брови нахмурились от боли, и на мгновение мне захотелось поверить ему. Поверить, что всё это было случайностью, а вовсе не тем, чем казалось. Поверить, что то, что мы разделили в этом офисе, было настоящим.

Но я не могла, потому что это было слишком больно.

Я вырвалась из его объятий.

— К исполнителям запрещено прикасаться.

Даже не потрудившись застегнуть рубашку, я застегнула куртку до груди, схватила рюкзак и убралась оттуда ко всем чертям.

16

КЭЛЛУМ

Я не должен был здесь быть, но она избегала меня с тех пор, как узнала обо всём, а мне нужно было поговорить с ней.

Было больно наблюдать за Оклин в классе. Я пытался сосредоточиться, но боль в её глазах было слишком трудно игнорировать. И за этой болью скрывался жар. Жгучее напряжение было таким сильным, что я чувствовал его. Казалось так, как будто нас связывала эта правда, и теперь, когда мы её увидели, мы больше не могли этого скрывать. Я не думал, что хочу этого.

Той ночью в офисе наша дружба перешла в другое русло. Обида сбила нас с курса, но искренность наших чувств направила нас на другой путь, всё ещё вместе. По крайней мере, я на это надеялся. Как только меня осенила возможность того, что я потеряю её дружбу, я понял, насколько сильно я стал нуждаться в Оклин. Дело было не только в «Вуайеристе». Дело было в её смехе и ярком присутствие в моём офисе. В её улыбке за столом, когда мы ели сэндвичи.

Я не хотел терять это, и хотел всё объяснить, но она сбежала с урока, как только он закончился.

У меня была ещё одна возможность, когда я вошёл и нашёл её в копировальной комнате. Я закрыл дверь и уставился ей в спину. Оклин никак не отреагировала, не повернулась, чтобы посмотреть на меня, и не установила зрительный контакт, проходя мимо меня, чтобы открыть дверь. Я повернулся, чтобы последовать за ней, и моя ладонь прижалась к дереву, удерживая её закрытой.

Она не сразу отодвинулась, поэтому я приблизился. Не прижимаясь к ней, но позволяя почувствовать моё тепло. С грохотом сердца в ушах я попытался заставить её выслушать меня.

— Мне так жаль, Оклин, — прошептал я совсем близко, мои слова шевелили её волосы. Я почувствовал словно удар под дых, когда её дыхание сбилось, удушающе меня, но ей нужно было знать. — То, что я сказал в офисе было серьёзно. Ты красивая, умная и забавная. Поцелуй, которым мы обменялись? Это были мы. Не «Вуайерист».

Её тело обмякло, слегка откинувшись на меня, и впервые я почувствовал, что снова могу глубоко вздохнуть. Наклонившись, я провёл носом по её волосам.

— Пожалуйста, прости меня.

Мгновение спустя она снова напряглась.

— Выпусти меня.

И с этими словами дыхание снова покинуло моё тело. Но я отступил назад и позволил ей выйти. Когда я вернулся в главный офис, её уже не было. Донна сказала мне, что Оклин ушла, потому что плохо себя почувствовала.

Я знал, что это ложь. Также, из-за моей одержимости в течение последних двух месяцев, я знал, что она работала почти каждую пятницу. Один этот факт должен был заставить меня повернуть в другую сторону. Он должен был стать большим сигналом о том, что я зашёл слишком далеко. Но каждый раз, когда я думал о ней, моё сердце болело немного меньше. Моя тревога отступала всё дальше. Впервые за девятнадцать лет я почувствовал надежду, и я не собирался отпускать её так легко.

Как только я вошёл в главный зал, я заметил её у бара.

Было видно, как она стояла в стороне, ставя напитки на поднос. На ней были высокие чёрные сапоги выше колена. Часть её бедра оставалась обнажённой, до уровня короткой фиолетовой юбки, которая колыхалась вокруг ног при каждом движении. Над ней был ещё один участок кожи, обнажающий её пупок, прежде чем чёрное кружево прикрыло верхнюю половину её живота и едва прикрывало грудь.

Оклин была прекрасна.

Сердце грохотало у меня в ушах, пока я пробирался между людьми, готовый заставить её выслушать меня. Боялся, что она не послушает. Она могла легко вызвать охрану, сказать, что я преследую её, и моё членство было бы аннулировано. Сомневаюсь в успехе, если она пойдёт этим путём, но это, по крайней мере, дало бы ей больше времени.

Подойдя, я увидел, как она заправляет свои длинные волнистые волосы за ухо, и мне захотелось наклониться и пососать гвоздик, закреплённый на её мочке.

— Оклин.

Она застыла, услышав мой хриплый голос, но в конце концов обернулась. Она ничего не говорила, просто смотрела на меня, и я сделал всё возможное, чтобы расшифровать вихрь эмоций, который увидел в её глазах. Боль, смешанная с нервами и жаром. Так много жара. Краем глаза я мог видеть, как поднимается и опускается её грудь, когда её дыхание участилось. Каким-то образом я удержался от пристального взгляда и выдержал её взгляд, открывая ей свои эмоции настолько, насколько мог.

Я хотел, чтобы она почувствовала мою собственную боль, моё собственное желание, мои собственные нервы, потому что, чёрт возьми, я нервничал. Нервничал, что она даст мне пощёчину и уйдёт. Нервничал, что она останется, и после этого мне придётся столкнуться со всем лицом к лицу.

Мои брови нахмурились, и мне пришлось отвести взгляд, потому что я не думал о том, что будет потом. Я просто думал о том, что я не могу потерять её. Но что будет дальше?

— Теперь ты закончил скрывать тот факт, что наблюдаешь за мной? — её голос по-прежнему звучал мягко, но был полон сарказма. — Зачем вообще утруждать себя процессом выбора для сцены? Просто скажи мне в лицо, что ты хочешь, чтобы я сделала.

— Я хочу поговорить.

Оклин проигнорировала меня и продолжала давить, и я позволял ей, потому что она имела полное право злиться и выместить эту злость на мне.

— Хочешь, чтобы я была голой или частично прикрыта? Под одеялом? Одна? С дилдо или вибратором? Или ты хочешь, чтобы я позвала Джексона? — моя челюсть сжалась. Чем больше я узнавала её, тем больше ненавидел видеть её с ним. — Хочешь посмотреть, как его голова зарывается между моих бёдер? Хочешь посмотреть, как я насаживаюсь на его член? Как насчёт того, чтобы посмотреть, как покачивается моя грудь, когда он трахает меня сзади?