Ах, уехал мой любимый - Тата Кит
Но всё моё внимание в эти моменты всегда было отдано одному единственному игроку: Матвею. Россыпь пота на высоком лбу, сосредоточенный взгляд угольных глаз, ловящий движение соперника еще до того, как тот пошевелит рукой. Обманные ходы с проводом мяча между широко расставленных ног оппонента. Неизменное прикусывание нижней губы за секунду до броска в кольцо и безупречное попадание. Беглый взгляд на восхищенных фанатов, сцепление наших взглядов и мимолетное подмигивание, словно этот гол был посвящен мне одной.
Это я видела двенадцать лет назад и ровно это же я наблюдала сейчас. Козырский снова в составе школьной сборной, только в этот раз не в качестве капитана, а как играющий тренер. Но трепещущее в груди сердце, которое по старой привычке замерло перед броском, сходило с ума так, словно мне до сих пор шестнадцать и я безумно влюблена в школьного хулигана.
Глава 24
- Сегодня в спортзале появился магнит для девчонок, - Антонина Сергеевна, завуч, ворковала довольной голубкой рядом со мной. – Каждую перемену вход забит, не прорваться. Даже я умудрилась заглянуть.
- Новый снаряд привезли? – спросила я без особого интереса, корректирую в ежедневнике измененное расписание.
- Ага. Снаряд. Козырский называется. Что-то с кардио связанное, - звучно хохотнула женщина и поддела меня плечом. - Ох, Анюта, видела бы ты, как я отплясывала джигу, когда он выпустился. Да что я? Весь педколлектив выдохнул в тот день. А тут, смотри-ка! Явился чертяка и сразу взгрустнулось по тем временам, когда я только начала седеть. С его помощью, разумеется. Вот, есть в этих хулиганах что-то особенное. Даже злиться на него долго не получалось, хотя знала, что он скоро опять что-то выкинет.
- Зато сейчас как спокойно.
- Спокойно, но скучно, - поджала Антонина Сергеевна губы. – Вот, раньше придешь на урок биологии к его классу. И с опаской к своему рабочему столу приближаешься. То презерватив на указку надет, то Козырский чучело белки опять вынес в школьный сад и спрятал в дупло тополя, то на скелет трусы надеты… Веселые времена были!
- Очень, - хохотнула я, вспоминая те эпизоды, о которых учителям не было известно. - Так и сейчас детки шалят. Козырский такой не единственный.
- Шалят, Анют, - согласно кивнула женщина. – Но как-то по злому, что ли. Не с целью посмеяться со всеми, а с целью высмеять кого-то. Раньше бывало, поворчишь на них, пальцем потрясешь перед носом, вызовом родителей поугрожаешь, а потом отворачиваешься и сама же смеешься, прокручивая в голове сцену того, как трусы с утятами со скелета снимала или белку из дупла вытаскивала, а она там еще орехами завалена… - взгляд её стал мечтательно-отстраненным, словно она ушла куда-то глубоко в свои воспоминания. – И ещё полуулыбочка такая хитрая на моське, пока его отчитываешь. Да он и сейчас такой же. Надо, кстати, белку проверить, а то, может, опять переселил по старой привычке.
- За указку тоже сразу не хватайтесь, - не удержалась от маленькой шуточки.
- Точно-точно! – поддержала меня коллега и, поправив, жакет от строгого костюма, направилась к крылу, где был её кабинет. – Пойду проверю.
Вернула внимание расписанию и быстро внесла оставшиеся правки. Теперь дело за малым – побегать. Да-да, я собралась побегать от Козырского. Если он решил задержаться в школе подольше для того, чтобы отвезти меня домой, то шиш ему с маслом. Достаточно с него выходных, во время которых он не покидал мою квартиру. Спасибо, что хоть с ночевкой не оставался.
Поэтому после последнего на сегодня урока замкнула кабинет и быстрым, но очень трусливым зайцем ускакала за сыном в садик. Трусливым зайцем я себя чувствовала оттого, что постоянно казалось, что чей-то очень настойчивый взгляд вперился мне в затылок и нужно петлять по тропинкам и между ними, запутывая следы.
Как школьница, сбежавшая с последнего урока, честное слово…
- А почему Матвей за мной не приехал? – спросил Ваня уже дома. Всю дорогу он почти не проронил ни слова, глядя куда-то себе под ноги.
- Ванюш, - мягко погладила его по голове. – У Матвея есть своя работа. Он не может нас возить, когда нам захочется.
- Ладно, - ответил сыночек и продолжил без аппетита ковырять вилкой в тарелке.
Чувство вины за трусливое бегство давило внушительным весом на плечи. Что такого в том, что Матвей подвёз бы нас по-соседски? Ему тоже по пути с нами.
Нет. Нельзя давать еще больше поводов мне и Ване привязываться к Матвею. Нам опять может быть больно. Затем надо будет снова объяснять сыну, почему ещё один, запавший ему в сердце человек, отдалился от нас. Его отца на этом поприще вполне достаточно.
Но неловкое молчание, что паутиной висело между мной и сыном, всё сильнее запутывало в свои липкие сети, и теперь чувством вины накрывало с головой. Еще несколько минут такой пытки и я буду готова сама пойти за Козырским только ради того, чтобы мой сын хоть немного улыбнулся за вечер и не смотрел на меня как на врага народа.
Ещё этот Лосиныч тут нагнетает. Сидит у вазы с фруктами и прожигает мне лоб своими глазами-пуговицами. Пока Ваня гонял по тарелке стручок фасоли, незаметно отвернула от себя этого героя в рабочей перчатке вместо лосин.
Внезапный звонок в дверь как спасительный гонг разорвал тишину, царящую в кухне.
- О! Кто-то к нам в гости пришёл! – оживился сынок и, схватив Лосиныча, выбежал вместе с ним в прихожую. – Кто там?
- Открывай, старичок. Свои.
Вот, чёрт!
- Мам, это Матвей, - озарилось солнечной улыбкой Ванино лицо. – Давай, открывай.
- Даю, открываю, - нехотя направилась к двери, зачем-то бросила взгляд в зеркало и поправила прическу и одежду.
Боже, Литвинова! Ещё губы накрась и укладку сделай.
Приоткрыла дверь и встретилась с озорным блеском темных глаз.
- Привет, - сказал Матвей.
- Привет, - отозвалась я эхом, чувствуя, что рядом протиснулся сын.
- Ты так спешила утром от меня удрать, что оставила в машине косметику, - протянул он на ладони тушь, тоналку и помаду. – И вот ещё, - в другой руке показалась расческа.
- Спасибо, - сгребла свой скромный багаж
