Сердолик - камень счастья (СИ) - Корнова Анна
— Дмитрий Игоревич, а это правда, что Вы уезжаете?
— Все всё знают лучше меня, — Мишкин грустно усмехнулся. — В Даниловск еду, завотделением в горбольницу приглашают.
— А медсёстры там не нужны? — Инна неожиданно подумала, как было бы хорошо уехать подальше от места предательства. — Я бы тоже в какой-нибудь Даниловск поехала.
— Инна, я догадываюсь что у тебя сейчас сложный период, но от себя не убежишь. Место можно поменять, а себя вряд ли.
— А Вы почему едете?
— Прозаичная причина — квартирный вопрос, Я живу с родителями, сестрой и двумя племянниками. На квартиру врач-травматолог никогда не заработает, а там жильё обещали. Меня здесь ничего не держит. Сын с женой в Сочи переехали, — Мишкин замялся. — Честно, Инна, мне жаль только, что с тобой больше не увидимся, хотя мы и так, когда ты в институт поступила, не часто виделись. Ладно, что-то я лишнего наговорил.
Мишкин встал и, сутулясь больше обычного, вышел из бокса.
ГЛАВА 16
— Всё! Отчёт по прохождению практики сдала, могу считать себя переведённой на четвёртый курс, — Инна торжественно поставила на стол торт.
— Поздравляю с окончанием цирка, — иронично произнесла Рита. — Три недели выступления в роли помощника процедурной медсестры завершены! Ну и как, инструменты стерилизовать научилась?
— Рит, прекращай. Я тебе объясняла, что хотелось посмотреть, как в других больницах работают, ну, и опыт какой-то новый получить. Я вот раньше кровь из вены боялась брать, теперь не боюсь.
— Да, оно того стоит, чтобы дипломированная медсестра три недели по два часа тратила на дорогу, училась бесстрашно кровь брать.
Инна вполуха слушала добродушное ворчание подруги, а думала о Мите. Порой она обвиняла его в вероломстве и обмане, в другой раз оправдывала, считая его невинной жертвой Алины, ругала себя: зачем она написала Мите, что его разлюбила. Острая боль обиды стала понемногу отступать, и навалилась тоска по недавнему счастью. Хотелось, чтобы Митя позвонил и сказал, что наваждение прошло, что без Инны не может, что ждёт её. Она не могла вспомнить, о чём ещё она прежде думала, ведь были же у неё ещё какие-нибудь мысли, мечты. Но как ни старалась, переключиться с истории своей несчастной любви на что-то другое, не могла. Потому и медсестринскую практику, имея диплом колледжа, проходила наравне со студентами, которым объясняли правила обращения с медицинскими инструментами, — надеялась, что новая обстановка отодвинет размышления о разрыве с Митей, но не помогло. Митя всё время стоял перед глазами.
— Шишкин с понедельника у нас не работает, — объявила вечером за чаем Рита. — Завтра проставляется. Придешь?
— Чего я пойду? Я же из отделения ушла.
— А сколько работала! Тем более с Шишкиным дружила. Кстати, он сам просил тебе передать, что завтра будет прощаться с коллективом. Можешь посчитать это за приглашение.
Инна пожала плечами: какая там дружба, болтали на дежурствах обо всём понемногу.
— Хотел бы пригласить — позвонил бы.
— Здрасьте! — Рита чуть не подавилась тротом. — А как тебе можно позвонить, если твой номер только я одна и знаю?
Инна действительно поменяла номер телефона: не хотела разговоров с Анастасией, с Алиной, не хотела жить в напряженном ожидании звонка от Мити. Новый номер знали только староста группы, Рита, и менеджер Сбербанка. Сообщая в Сбере о замене телефона, Инна с грустью подумала, что скоро ей придётся искать деньги, чтобы оплачивать обслуживание банковской карты.
Живя в квартире на Коломенской, Инна отвечала за питание, и на карте у неё лежали перечисленные Митей на продукты двенадцать тысяч. Она собралась их вернуть Мите, уже набрала номер в мобильном банке, как это увидела Рита:
— Ты чего творишь! Сама в жопе жопной, а хочешь благотворительностью заниматься. Не бойся: твой мажор и сестрица с голоду не помрут. Ты уже гордость проявила, когда без выяснялок от них ушла. А это твои деньги за моральный ущерб.
— Мне от них ничего не надо.
— Трусы одни каждый день стираешь, зато не надо от них ничего. Это не от них, это от Госзнака! Узнаю, что деньги мажору своему перевела — дружить не буду!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Тогда Инна деньги не отправила, но дала себе слово, что вернёт их Мите с первой же зарплаты. То, что летом она будет подрабатывать, Инна не сомневалась. Вот на что жить, когда родится ребенок, она не знала, но была уверена, что решение придёт. В конце концов, она не сирота, у неё есть отец.
Инна несколько раз звонила отцу из больницы, где проходила практику, сказать, что с ней всё в порядке, и узнать, не спрашивал ли о ней кто-нибудь. Хотелось услышать, что Митя звонил или даже заезжал, разыскивая её. Но только однажды Слава сказал: «Алина тебя зачем-то искала, ты ей позвони», и больше никто ею не интересовался.
Почти через месяц после расставания с Митей Инна заехала домой забрать летние вещи. Слава, всегда вальяжный, ироничный, выглядел подавленным и растерянным. В квартире, прежде отличавшейся идеальным порядком, были разбросаны вещи, повсюду стояли коробки, валялись какие-то свёртки, видно было, что готовится переезд. Инна, чтобы окончательно не расстраивать отца, как могла весело рассказывала про экзамены, про пройденную практику. Слава был настолько поглощен разделом компании, что, узнав от дочери о расставании с Митей и что пока она живёт у подружки, только рукой махнул:
— Алина на днях заезжала, она говорила, что теперь с Митей живёт, а ты от него ушла. Куда вы, девочки, торопитесь! Устроите ещё свою жизнь. Всё у вас впереди! Кстати, Алина до тебя дозвониться не может, она вещи твои привезла, сказала, чтобы тебе отдать, а я совсем про них забыл.
Отец вынес две больших сумки.
— Ты всё не забирай, чего туда-сюда тяжести таскать. Хотя здесь тоже, — Слава обвёл взглядом царивший вокруг беспорядок, — затеряется, потом не найдем. Мы с тобой, наверное, будем в Бутово жить. Там я двушку хорошую нам присмотрел, с кухней большой. Ближе к центру купить не получится по деньгам.
— Пап, не оправдывайся. Я всё понимаю. А Бутово отличный район, новый, зелёный, — Инне до слёз было жаль отца, такого тоскливого взгляда она у него прежде не видела. — Ты сумки помоги до такси донести, а дальше я как-нибудь сама.
— А что у тебя с телефоном? Я тоже, как Алина, тебе пытался вчера позвонить, чтобы в Бутово вместе съездить квартиру посмотреть, и тоже не дозвонился.
— Я номер поменяла. Тебе его скажу, но только никому больше не давай, даже Алине.
— Инн, неужели всё так плохо?
— Давай, папка, с тобой об этом в другой раз поговорим.
— Ладно. Ты одно, дочь, запомни, жизнь не кончается. Когда твоей мамы не стало, я думал, что следом уйду. А вот живу. Алинка родилась, компанию создал, — вспомнив о компании, Слава на секунду замолчал. — Даже если самое дорогое остается в прошлом и изменить ничего нельзя, надо жить.
Инна всё же оставила дома зимние вещи, проследив, куда отец поставил её баул. Пока разбирала сумку, слёзы текли градом — в этой спортивной кофте она ходила по квартире, и Митя называл её пингвинёнком, а эти серые замшевые сапоги она надевала только один раз, когда гуляла с Митей по Коломенскому парку, а в этих кроссовках они с Митей бегали по утрам… И вдруг совершенно ясно она поняла, что Митя не станет ей ничего объяснять, не будет предлагать вернуться, её вещи собрали и выставили из квартиры — они с Митей расстались навсегда.
Заиграл звонок:
— Ну, и где ты? — в Ритином голосе звучало негодование. — Сейчас уже все напьются и будут песни петь, а тебя где-то носит.
— Я дома. Вещи забираю.
— Ты должна была это сделать три часа назад. Заканчивай в своей одежде копаться, и мигом — в больницу с Шишкиным прощаться.
— Рита, мне Митя мои вещи вернул. Алина их отцу привезла.
— Ну и отлично. Будешь в своей, а не в моей футболке по квартире ходить.
— Ты не понимаешь, что они просто выставили мои вещи, а значит, я не нужна совсем.