Грешник. На острие - Анастасия Шерр
Вздыхаю. Какой же мудило, а.
– Перемирие. Ты не трогаешь моего отца и вообще не попадаешься ему на глаза. Я тебя отмазываю от тюряги. Но имей в виду. Вздумаешь снова что-нибудь эдакое выкинуть – я тебя посажу. Найду компромат. Или просто пущу тебе пулю в лоб. И хрен с ней, с адвокатской карьерой. Это если не докажу, что защищалась. А с твоей справкой мне будет просто доказать, что ты на меня напал.
– Ммм, – тянет, задумчиво ухмыляясь. – Умная баба. Редкость.
– Если мы закончили, отвези меня домой, – вызывать такси сейчас глупость. Во-первых, ни один таксист не попрётся в эти заторы. Во-вторых, выезжать из центра мы будем до полуночи. Так что, идея с мотоциклом не так уж и плоха.
– Мы не закончили. Я обещал прогулку по мосту.
Спорить с ним бесполезно. И мне, честно говоря, даже интересно, чем всё закончится.
– Ладно. Только Егору позвоню.
Пока я, отойдя в сторонку, отчитываю заплутавшего безопасника и выдаю ему новые инструкции, Шамиль наблюдает за мной. Трудно понять его взгляд, как и прочесть мысли. Сам себе на уме – так про таких говорят.
Егор несколько раз извиняется, что-то невнятно лопочет, но я его не слушаю. Приказываю ехать к мосту и ждать меня там. До парковки идём молча, Шамиль лишь иногда бросает взгляды в мою сторону, я же делаю вид, что вообще его не замечаю.
Едем не очень быстро, но у меня захватывает дух. Приходится прижаться к нему всем телом и обнять за талию. Поездка на мотоцикле возбуждает, но я стараюсь гнать прочь ненужные мысли.
Мельком замечаю, что едем мы по длинной дороге. Мне немного холодно, но терпимо, потому что от ветра я спрятана за широкой спиной Хаджиева. Начинает зашкаливать адреналин, и я широко хватаю ртом холодный воздух.
У моста тихо, все разошлись по тёплым, уютным кафешкам, а мне почему-то хочется гулять. Молча проходим к середине моста, останавливаемся.
– Я люблю смотреть на воду, – опираюсь на перила, вглядываясь в водную, тёмную гладь с отблесками огней.
– Что ещё ты любишь? – слышу над макушкой, и руки Шамиля упираются в перила по обе стороны от меня. Тепло его тела чувствуется даже сквозь одежду.
– Я люблю уравновешенность и спокойствие. И очень не люблю, когда их кто-то нарушает.
– Это я уже понял. А что ещё тебе нравится?
– А может поговорим о тебе? – поворачиваю голову так, чтобы видеть его боковым зрением, но при этом не смотреть в глаза. Его прямой взгляд меня почему-то смущает. – Почему ты стал таким? Диссоциальное расстройство личности – это ведь не врожденное, а приобретённое.
– Ты читала об этом, – усмехается.
– Да, – признаюсь честно. – Должна же я понимать, с кем имею дело.
– Я ублюдок. Моральный урод. Во мне нет ничего хорошего. Никаких нормальных чувств, ничего из того, что сделало бы меня человеком. Не думаю, что ты разгадаешь мою тайну, начитавшись статеек в интернете. Даже психиатры не знают, что с этим делать. Я стал таким довольно давно. И уже почти не помню каково быть нормальным.
– Почему это случилось с тобой? Тебя травили сверстники или избивал отец? – чувствую, что он пододвинулся ближе, по коже бегут мурашки.
– Что-то вроде того. В какой-то момент мне просто стало наплевать на всех, кроме себя. И я начал отбиваться. Бил всех и каждого, кто пытался причинить мне боль. И вскоре понял, что не чувствую её.
– Значит, боли было много?
Его губы утыкаются мне в шею, чувствую прикус зубов, влажный, даже мокрый поцелуй. Зажмуриваюсь.
– Наверное. Я не помню.
– А ты хотел бы вылечиться? – сжимаю поручни сильнее, когда его рука ныряет под мою куртку, а после и под водолазку. Отодвигает бельё, накрывает грудь.
– Я урод, Валерия Игнатьевна. Смирись с этим. Меня невозможно изменить. Даже наука от таких отказалась. Но мне нравятся попытки излечить мою больную душу. Заводит, – разворачивает к себе и впивается в мой рот поцелуем.
ГЛАВА 27
Открываю глаза, долго смотрю в темноту. За окном уже светает, но тяжёлые, тёмные шторы плотно закрывают окно, свет почти не попадает. Я тянусь к настольной лампе, включаю её.
Рядом спит Шамиль и мы у него дома. Блин. Вот как меня каждый раз так заносит? Это уже закономерность какая-то. Хорошо, что Егора я отправила домой раньше. Узнай об этом отец… А хотя, что отец? Мне самой должно быть стыдно до потери пульса. Но нет.
Лежу в его постели совершенно голая и хоть бы хны. Совсем же не совестно. Вот жопа-то.
– Доброе утро. Как спалось? – слышу дежурную фразу, о смысле которой он явно не задумывается. Даже нормальные люди задают этот вопрос чисто по инерции.
– Доброе. Не спалось, – тут я не лгу. Мы трахались, как сумасшедшие кролики, несколько часов кряду. Какое там спать. Может часок покимарила. – Ты не дал.
– Мне показалось или ты говоришь об этом с сожалением?
– Тебе не показалось.
– Почему?
– Тебе не понять.
– Тебе стыдно, – констатирует «мистер Очевидность».
– Да.
– Почему? Если тебе было приятно?
Мне, и правда, было приятно. Только отцу этого не объяснишь. Да и себе тоже.
– Говорю же, не понять тебе.
– Я мог бы попытаться, – горячее дыхание мне в ухо, поцелуй чуть выше лопатки. Приятно всё-таки, да. Умеет же, поганец.
И снова укол совести. Интересно, как я себе всё это буду объяснять потом? Неземной любовью тут не отмажешься. С моей стороны так просто тупость прыгать к нему в койку. И ведь осознаю, а всё равно тело мурашками от него покрывается. Лучше бы аллергия.
– Зачем тебе пытаться?
– Чтобы нравиться тебе чуть больше.
– Больше насколько? – чуть отодвигаюсь, стараясь не реагировать на его поглаживания у меня между ног. Ещё один забег я точно не выдержу. У мужика явно с потенцией всё хорошо, даже слишком.
– Настолько, насколько мне будет нужно.
– Ах, да. Помню. Ты ж жениться собрался, – выдаю насмешливо и отодвигаюсь ещё дальше. – Только я тебе уже ответ дала. Нет.
– Мы пока не будем об этом говорить, – двигает он меня назад, буквально впечатывая в своё тело. Горячо, блин… И твёрдо. И внизу живота сладко ноет.
– Мы вообще говорить не будем. Мне домой пора, – нахожу в себе силы развернуться, оттолкнуть его и сесть на кровати. Хорошо бы ещё отыскать в его квартире
