Киндер-сюрприз для декана - Джина Шэй
– Тоха, телефон принеси мне, – слышу на полпути и приходится возвращаться на кухню.
– Давай быстрее, – когда я наконец захожу в спальню, папа нетерпеливо сидит на укутанном в целофан компьютерном кресле и, удерживая ноутбук на коленях одной рукой, тянет ко мне вторую. За телефоном. Пока я огибаю стул так, чтобы заглянуть в экран ноута – он набирает номер.
– Доброе утро, Агния, – о, я знаю этот голос. Папа им с психологичкой разговаривал, когда хотел, чтобы она быстрее нам справку дала или отвязалась пораньше, – да-да, по поводу аренды квартиры на проспекте Володарского вам звоню. Еще не сдали? Чудесно! Русский, а что не слышно? Дети? Сын есть. Но он взрослый и умный, десять лет уже мужику. Да, я очень хочу посмотреть. Завтра? К одиннадцати? Хорошо, мы будем!
Он прощается и почему-то сгребает меня в охапку. Даже в воздух подбрасывает как мелкого.
– Какой же ты молодец, Антоний, – хвалит непонятно за что, – и потому что ты такой молодец – сегодня завтракаем пиццей.
Он забирает телефон и уходит на кухню. У него там менюшки из ближайших пиццерий, да и вайфай там лучше ловит.
А мне наконец удается заглянуть сначала в экран планшета, а потом – в ноут, который папа даже не подумал выключить.
Сначала нифига не понимаю.
На ноуте – открыта страница какого-то сайта с надписью “Аренда квартир в Петербурге”. На планшете – эта самая, из-за которой папа как с ума сошел.
Туда смотрю, сюда смотрю…
Раз пять смотреть приходится.
Только в конце замечаю, что на фотке эта типа “рядом с домом". И дом тот с какими-то совершенно дурацкими желтыми балконами.
И в том объявлении, что на ноуте открыто, тоже видны на фотке, в окно, эти самые желтые дурацкие балконы!
Да, блин! Не хочу я с этой рядом жить!
– Ну и какую мы пиццу будем? Грибную или четыре сыра?
Когда я захожу в кухню, папа сверлит взглядом меню так, будто еще чуть-чуть – и от бумаги кусок отгрызет, до того голодный.
Ничего не говорю. Потому что плевать же! И совсем не понятно, как папе об этом сказать. Потому что не хочу его расстраивать. Потому что надо быть хорошим, если я хочу, чтобы он и дальше меня любил. Мама говорила, я должен стараться.
– Эй, Антоний, – пока я молча закорячиваюсь обратно на дуракций табурет, папа отвешивает мне легкий щелбан, – что такое? Ты пиццы не хочешь?
– Хочу, – вздыхаю. От пиццы отказываются только придурки. После неё посуду мыть не надо.
– Тоха…
Я вообще-то очень не люблю, когда у папы такой голос становится. Тревожный, напряженный. В последний год он стал говорить так со мной постоянно. А я – не должен его тревожить. И неприятности ему нельзя доставлять.
– Переезд – это не страшно, Тох, – произносит папа, – и не навсегда. Если ты вырастешь и захочешь уехать куда-то еще?
– Мы что, надолго туда? Ба говорила, ну на год, на два…
– Так, – папа недовольно морщит нос, – и что еще ба сказала?
Опускаю глаза и начинаю пинать носком любимой собако-тапки ножку стола.
– Ну, Антоний, давай колись!
– Что ты перебесишься, – шепотом выдаю я ба. Не хотелось, но папа никогда не отстает в таких вопросах, – перебесишься и вернешься. Нет?
Папа молчит и зловеще постукивает по столу пальцами. Вот вроде и не я это придумал, ба сказала, но все равно хочется залезть под стол. И обнять колени.
– Малыш, я понимаю, что ты боишься…
– Я не малыш! – вскидываюсь.
– Я понимаю, что ты боишься, – папа терпеливо кивает, принимая мое замечание, – мы с тобой только-только наладили нашу жизнь. Но так не бывает, чтобы в жизни все было просто. Посмотри на это с другой стороны. В Питере мы точно будем очень далеко от твоей школы. И про мамину болезнь там никто не будет знать.
– Но будут же спрашивать…
– Не будут, если не дашь им времени на расспросы, – фыркает папа и покачивает головой, – переезд дело решенное, братец. Прости, что это так внезапно, но ничего уже не отменить.
– А если та тетя не согласится? – спрашиваю с безумной надеждой.
– Не согласится на что? – папа непонимающе поднимает брови. Взрослые иногда такие дураки – хоть не расти.
– Замуж выйти, – поясняю со вздохом. Все ж понятно, – ты говорил, что хочешь на ней жениться. А ба говорила, девочки не обязаны соглашаться.
Хоть бы, хоть бы не согласилась! Тогда мы вернемся в Москву, и все будет как раньше. Как было еще недавно!
– Я не говорил тебе, что переезжаем из-за неё.
Смотрю на него молча.
А нафига тут что-то говорить? Все ж понятно. Мама рассказывала, что так бывает, когда мужчина влюбляется – сходит с ума, творит безумные вещи. Мама рассказывала и всегда плакала, а я – не понимал почему. Впрочем, она часто плакала, с тех пор как заболела. Даже когда я её рисовал. Или не её. Иногда – ей даже рисунки были не нужны. Она просто тянула меня к себе, гладила по волосам, а потом у неё было мокрое лицо.
И мы оба делали вид, что ничего не происходит.
Снова папа стучит пальцами по столу. Снова у него это странное лицо. Вроде не сердитое, но такое… Сложное…
– Помнишь, я говорил тебе, что никогда тебя не брошу, Антоний?
Киваю.
– Почему я это говорил?
– Потому что… – зыркаю на него исподлобья, – ты мне папа.
– Да, – он кивает, – я тебе папа. Но видишь ли, так вышло… Там в Петербурге живет твоя сестренка. И она не знает, что я – её папа.
– Как? В смысле? Ты? Как сестренка?
– Она еще мелкая совсем, – папа улыбается как-то мягко, – она тебе понравится, Тох.
– Нет!
Я звучу громко, высоко, я очень хочу, чтобы он услышал меня. Чтобы понял, что я не хочу. Не хочу никакой сестренки!
– Антон, – папа, в отличие от меня, тон не повышает, только понижает.
– Нет! – кричу снова, спрыгиваю с табуретки. – Не хочу сестренку. Она мне не нужна.
Срываюсь с места, бегу куда ноги ведут, а ведут они – в папину комнату. Потому что в моей спрятаться некуда, все свободные места завалены коробками. Зато тут можно забиться за стену из коробок в углу, скукожиться в комок, стать как можно незаметнее.
И хочется орать,
