Небом дан - Резник Юлия
— Лена! Елена… как там тебя?!
— Ну, чего бушуешь? — заходит преспокойненько. Попивая из симпатичной чашки на ходу.
Так, Ника, возьми себя в руки! Вдох-выдох, вдох-выдох…
— Послушай, мне надо быть на вокзале вот прямо сейчас, иначе…
Пересказываю все, как было. Вплоть до вчерашнего звонка Шувакова.
— Угу. Картина ясна.
— Ты еще долго будешь корчить из себя мисс Марпл?! Или, может, наконец, меня выпустишь?!
Лена неспешно допивает чай.
— Не-а. Я, напротив, полагаю, тебе не мешает тут посидеть. Подумать, так сказать, над своими поступками.
— Ты серьезно? — шепчу недоверчиво.
— Конечно. Может, поумнеешь. Да ты не переживай так. Савве я сообщу, где ты. Не страдать же ему из-за тебя, дурочки.
— В каком это смысле? Ты на что намекаешь? Я же ради него была готова на все…
— А ты спросила, оно ему надо? Такие жертвы… А ты посоветовалась с ним?
— Но я же… — лепечу бессвязно, так, будто мы с Леной вообще на разных языках говорим. Не понимаю. Она же явно к Савве неравнодушна. Зачем ей меня удерживать? — Ты что, правда не догоняешь, что Шувакову все сойдет с рук?! Он же прокурор! Такой запросто может испортить Савве жизнь. Я себя не прощу, если…
— Ну, точно, дурочка, — вздыхает Лена и оборачивается на стук. Кто-то настойчиво тарабанит в окно. — Отец Елисей! Ну, привет. Заходи… те.
Сижу, не в силах пошевелиться. Только этого мне и не хватало.
— Доброе утречко. Или уже день? Добрый день, Ника…
Склоняюсь, как положено. Это просто рефлекс.
— Батюшка, как хорошо, что вы здесь. Хоть вы ей скажите, — еще чуть-чуть, и из глаз брызнут слезы.
— Что сказать-то, дочь моя?
Сбиваясь и сердито стряхивая с лица слезы, начинаю свой рассказ по второму кругу. Но меня тут же прерывают.
— Так это мне давно известно.
— Что известно?!
— Про ваши приключения в доме прокурора.
— Он этой дурочке наплел, что посадит Савву, если она не вернется, — ябедничает Лена.
— Глупости-то какие.
— Так, а я про что? — хмыкает.
— Савва в курсе?
— Дык. Позвонила. Мчится уже сюда. С самого Почакая пришлось сорвать. Бедный мужик.
Смотрю на происходящее, как они между собой говорят, будто меня здесь нет, словно ничего из ряда вон не случилось, и не могу избавиться от мысли, что они явно не в себе. Зря я рассчитывала на помощь отца Елисея. А ведь он мне показался таким хорошим!
В окно снова стучат.
— Сэм? — удивляется Лена.
— Я приехать сразу, как смог. Какого чьерта у вас случилось?
— Вот. Поймали беглянку. Хотела от Саввы свалить, прикарманив денежки. Чаю?
Дурдом. Как есть дурдом…
Глава 18
Савва— Где она?! — врываюсь в полицейский участок. Нервы в ошметки. Ноги трясутся. Из-за непогоды в дороге пришлось провести на полтора часа больше, и за это время я просто к чертям себя сжег.
— Папа! — несется мне навстречу Ромка. Обхватывает мои трясущиеся ноги. И повторяет то, что, я боялся, почудилось: — Папа! Наконец, ты приехал!
Я сказал, нервы в ошметки? Нет. На разрыв вообще все. Наклоняюсь. Дышу им. Моим маленьким… Веду по тощим плечам, а те от эмоций дрожат.
— Все хорошо, сынок. Все будет хорошо. Как тут вы? Всё под контролем? — киваю на сидящих за столом друзей. Лену, наверное, теперь можно смело отнести в эту категорию. Хорошая она все-таки. Сэму страшно повезло. Ну, или повезет, если не ступит.
Ромка важно кивает. Поднимаю его на руки. Лосенок он большой, в меня ж… И, наверное, уже не дело так его таскать, ну и пофиг. Я им не надышался. Пусть еще немного побудет маленьким. Для меня. Пересаживаю на одну руку. Свободной сжимаю Ленкино хрупкое плечико:
— Спасибо. — Та прячет грусть в глазах и кивает. Я тяну руку Сэму и отцу Елисею. — И вам. Можете сдавать пост. — Улыбка выходит вымученной, кривой.
— Э-э-э, нет. Мы тут еще немного побудем.
Вскидываю бровь.
— На всьякий случай, — кивает Сэм.
— Прости, но ты и правда сейчас полный неадекват. А я уже статистику по преступлениям в этом году закрыла, — разводит руками Лена. — Чай выпьешь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Дергаю головой. В груди к чертям все сводит. Под ребрами — бум-бум-бум. Перед глазами — пелена из мельтешащих точек.
— Не хочу чая. Где она?
— Под арестом, — хмурит бровки Ромка. Отец Елисей топит улыбку в чашке.
— Серьезно? Ты посадила ее в обезьянник?
— Имела все основания. Она у тебя, между прочим, деньги сперла, чтобы уехать.
— Я бы все вернула! — доносится Никин сердитый голос из глубины дома. Я закрываю глаза, впитывая его в себя. Как целительный бальзам. Чуть отпускает. Ставлю сына на пол.
— Ты тут побудь, ага? Мы поговорим с мамой.
— Только сильно ее не ругай. — Беспокоится.
— Не буду. Сильно…
— Ключ возьми, — подталкивает мне связку Лена. Я торопливо ту сгребаю и ныряю в тесный коридорчик. Две двери по разные стороны. В одной — архив, в другой, собственно, обезьянник. Наши взгляды с Никой встречаются между прутьев решетки. И я приваливаюсь к стене, чтоб не упасть от облегчения.
— Савва…
— Помолчи. Секунду, — закрываю глаза и зажимаю двумя пальцами переносицу.
— Ты не понимаешь! Шуваков…
— Я плевать на него хотел! Плевать… Как ты могла даже думать о том, чтобы после меня… С ним…
— А что мне оставалось делать?! Я хотела тебя защитить.
— Я не нуждаюсь в твоей защите! За кого ты меня принимаешь? За слюнтяя, который не в состоянии постоять за свою женщину?!
— Нет! — кричит, в голосе — слезы. — Ты уже постоял. И?! Вот, чем это закончилось… Господи, а если он уже отдал распоряжение, а если… — Ника плохо контролируя себя, зарывается обеими руками в волосы. Спорить дальше бесполезно. Надо объяснять. Чертыхаясь, открываю замок, решетку. Захожу к ней. Ловлю наполненный ужасом взгляд.
— Ничего он мне не сделает. Там все уже порешали, слышишь?
— Слышу.
— А плачешь чего тогда? — вся моя злость испаряется. Я, наверное, тот еще каблук, но ее слезы — большее, чем я могу вынести.
— Я боялась, что никогда тебя больше не увижу-у-у, — ревет, падает мне на грудь. А я тоже падаю и куда-то лечу… Обхватываю ее лицо ладонями, целую.
— Ну что ж ты за глупышка такая у меня? Я же взрослый мужик. Тоже какие-никакие связи имею. Как ты могла подумать, что я не смогу тебя защитить?
— Не привыкла, — шмыгает носом эта маленькая дурочка. Не привыкла… Да. Бедная моя. Целую. Слизываю языком дорожки слез.
— Тормози, Ник. Смотри, как сердце колотится, — шепчу ей в висок.
— Ну и пусть. Пусть колотится. Я столько раз умирала за эти сутки, что…. — не договаривает, всхлипывает, обжигает рваными вдохами. Целую. Скольжу руками по телу. Как представлю, чем это могло все закончиться, если бы не Лена, и сам умираю.
— Никогда, никогда больше так не делай. Пообещай. Дальше все касающиеся нас решения мы принимаем только вместе. — Трясет головой, но мне этого мало. — Я хочу услышать: «Да, муж мой. Хорошо, муж мой. Теперь только так».
— Ты же еще не муж, — ну, вот видно, чуть ее попустило, раз вредничает. Усмехаюсь.
— Ты права. Это надо срочно исправить. Елисей!
— Чегошеньки?
— Сегодня же у властей наших рабочий день?
— Меня звонок Лены застал прямо посреди совещания с Михайловной, на котором мы согласовывали план Рождественских гуляний.
— Знаю я эти согласования… Договоришься нас расписать?
— А у вас срочность какая?
— Еще бы. Мы хотим пожениться.
— Чтобы организовать срочную роспись, нужны более веские основания. Беременность там… — взгляд на разрумянившуюся Нику. — Твоя наречённая не того…
— Может, и того, по крайней мере, я очень старался, а судя по тому, какой я снайпер…
— Савва! — ахает Ника.
— Ну, что? — снова трогаю губами ее. — Нельзя же этого исключать? Я бы хотел. Очень.
Не вру. Это чистая правда. С ней мне хочется всего… Да побольше. Я жадный.