Ябеда (СИ) - Гордеева Алиса

— Куда уехал Савицкий?

— Это не твоё дело, Таисия! — устало выдыхает мать и уже хочет встать, но, словно вспомнив о чём-то важном, замирает.

— У тебя есть отец, друзья, мы, в конце концов. У Геры — никого, — произносит с укором, постукивая идеальными ноготками по краю стола.

— Разве в этом есть моя вина́? — бормочу, задыхаясь от обиды, но мама, как всегда, меня не слышит.

— У тебя впереди целая жизнь, — продолжает она монотонно. — Яркая, интересная, наполненная событиями. У Савицкого она ограничена комнатой в этом доме и беспрестанным лечением. Не будь эгоисткой, Тася. Не усложняй Гере и без того непростую жизнь.

— А что, если я хочу помочь? — Я уже не жду ответа, просто пытаюсь понять.

— Ты? — Мама смотрит на меня недоверчиво, сжимая губы в жалком подобии улыбки, а потом мотает головой. — Не лезь к нему больше, ладно? Увидишь — отойди. Услышишь его голос — притворись, что вы незнакомы. И вообще, бери пример с Арика. Турчин научился ловко лавировать между нормальной жизнью и необходимостью в определённые моменты становиться невидимкой для Геры. И никаких проблем…

— Арик? — Чувствую, как брови невольно ползут вверх, а возмущение начинает зашкаливать.

— Что тебя удивляет? — хмурится мама.

Но теперь моя очередь молчать: какой смысл говорить о Турчине, если меня всё равно не услышат.

Не дождавшись моего ответа, мама поправляет полы кремового пиджака и, распрямив плечи, направляется к Мещерякову, а я возвращаюсь в свою комнату ни с чем. Запихиваю в рюкзак учебники и конспекты на завтра, в шкафу проверяю школьную форму, а потом бесчисленное множество секунд завороженно смотрю в окно, на ту самую лужайку, где ещё вчера дубасил тренера Савицкий, и никак не могу отделаться от мысли, что парню всё ещё можно помочь. И просто держать его взаперти — не выход! Со страхами нужно бороться или хотя бы научиться жить с ними рядом. Но советы давать легко, куда сложнее им следовать, а потому, стоит стрелке часов перевалить за девять вечера, я решаю начать с себя. Собрав волю в кулак и отыскав купальник, купленный мамой для школьных занятий плаванием, бегу к бассейну. Запрещаю себе бояться. Делаю вид, что не чувствую дрожи, пробирающей до костей, и сквозь оглушающий шум в ушах наспех переодеваюсь.

А чуть позже босиком ступаю по холодному кафелю навстречу своему главному страху — глубине. Чтобы хоть как-то отвлечься, смотрю по сторонам. Про себя отмечаю, что всё вокруг сияет небывалой чистотой, а от вчерашнего кровавого происшествия с Герой не осталось и следа. Замерев возле бортика, отчаянно поджимаю пальцы на ногах и заставляю себя дышать глубже. Между мной и моим страхом всего шаг, и если я сделаю его, если смогу, то сможет и Гера. Я в это верю, как пятилетка в зубную фею. Но чёртов бассейн слишком глубокий для моих страхов.

Понимаю, что не сдюжу. Я трусиха. Мне уже не хватает воздуха, а мир вокруг плывёт перед глазами мутными пятнами. Сквозь стиснутые намертво зубы прорываются неконтролируемые стоны, и лишь спустя мгновение осознаю, что они принадлежат мне. Уже хочу сдаться, накинуть на плечи мягкое полотенце и вернуться к себе, как со спины доносится насмешливый голос Ара:

— Решила искупаться, Тася? Не слишком ли поздно, мелкая? Хотя постой…

Панический ужас сменяется удушливым отвращением. Спину покалывает от въедливого взгляда Турчина. Стоять перед Аром почти голой — худшее наказание за мою безголовость.

— Совсем вылетело из головы, что ты уже взрослая девочка. — Подонок бесцеремонно подходит ближе. — Тебе теперь всё можно. Верно, Та-ся?

— Ты что здесь забыл? — отвечаю грубостью на его бесцеремонное вторжение на свою территорию. — Комната Ники этажом выше!

— В комнате Ники я уже был, а сейчас забежал к тебе, мелкая, чтобы поздравить, — тянет Турчин обманчиво мягко, напевая под нос всем известную песенку. А меня колотит, как от удара током, когда грубые пальцы парня касаются обнажённого плеча.

— Не смей!

Сжимаюсь от страха и неосознанно подхожу ближе к краю. Спроси меня сейчас, чего боюсь больше — бездонной глубины под ногами или монстра за спиной, я не смогу ответить.

— А то что? — усмехается Ар, опаляя мою шею горячим дыханием.

— Я прыгну! — едва шевелю губами.

— Прыгай, Тася! — хохочет Турчин, совершенно не подозревая о моих страхах. — Я могу прыгнуть следом, только позови! — Наглые руки парня бесстыже скользят по моему телу.

— Я не умею плавать! — шепчу вполголоса. — Совсем!

А ещё я большая дура! Сообщать недругам о своих слабостях — заведомо гиблое дело!

— Тогда какого чёрта ты стоишь у самого края?! — Турчин подцепляет бретельку моего купальника и тянет меня на себя. — Жить надоело, Ябеда?

— Да пошёл ты! — Пытаюсь извернуться, но всё без толку. Я в западне. В захлопнувшемся капкане. И в какую бы сторону сейчас ни шагнула, я упаду.

— Думаешь, начну отговаривать? — Мерзкий смех Турчина теннисным мячиком отлетает от стен и бешеным эхом парализует сознание.

— Мне на тебя плевать! — Не прекращая ржать, Арик сплёвывает на белоснежный кафель, но вопреки своим заверениям продолжает удерживать меня от падения.

— Да ладно? — Мне приходится повышать голос, чтобы перекричать хохот парня. — А я думала, подтолкнёшь! Ты же мастер сваливать людей в воду.

Смех смолкает сию секунду. Лямки купальника безнадёжно трещат в кулаках Турчина, до боли впиваясь в кожу на груди. А сам парень, кажется, перестаёт дышать — так тихо, так неестественно тихо становится вокруг.

— Повтори, Тася! — шипит Турчин не своим голосом спустя вечность.

— Повтори! — надрывно орёт и, я чувствую, как он начинает дрожать — всем телом, неистово, как Гера в приступе панической атаки.

— Ты же сам просил узнать про шрам! Чего удивляешься? Это же ты свалил Савицкого в ледяную воду! Из-за тебя он наткнулся на тот штырь! По твоей милости потерял отца и право на нормальную жизнь! Ты монстр, Турчин! Нет, ты гораздо хуже!

— Дрянь! — сиплым голосом перебивает меня Арик — без тени раскаяния, без малейшего осознания своей вины. — Какая же ты дрянь, Тася!

— Отпусти меня, — пугаюсь не на шутку. Это не дом, а чёртово сборище психов!

— Отпустить? — ехидно цедит Турчин и действительно отпускает, чересчур резко и внезапно оттолкнув от себя.

Перед глазами успевает пронестись вся моя жизнь: улыбка отца, наш скромный дом, задорный смех друзей. Я чувствую, как лечу в бездну. От страха закрываю глаза. Но Турчин не даёт мне упасть, в последнее мгновение грубо притянув к себе.

Мы оба тяжело дышим. Утопаем в ненависти и слишком многое хотим высказать друг другу, но отчего-то молчим…

— Когда-нибудь ты ответишь! За всё ответишь, Турчин! — срываюсь первой, дрожащим голосом оглашая пространство. — За Геру! За его отца! За мою переломанную жизнь!

— А ты, Тася, вспомнишь! Когда-нибудь ты всё вспомнишь! — Озверев, Ар отбрасывает меня подальше от воды и с нескрываемым удовольствием наблюдает, как я снова по его милости расшибаю коленки об глянцевый кафель и корчусь от боли. Под звуки моих стенаний Турчин вытирает ладони о дорогущую ткань собственных брюк и, напоследок взглянув на меня с неприкрытым отвращением, шагает к выходу.

— Считай, это твоё заключительное задание, — бросает он на ходу и громко хлопает дверью.

Глава 8. Спасение

Сыграй мелодию любви на моих оголённых нервах.

Пока ещё темно. Пока я ничего не помню.

— Камилла, выплюнь бяку! — Киреев бесцеремонно выхватывает из рук Турчиной пирожок с рисом и ржёт на всю школьную столовую.

— Отвали! — вскрикивает Мила, моментально заливаясь краской.

— Сжалься над общими фотками с выпускного. — Парень брезгливо принюхивается к надкусанной выпечке, не обращая внимания на раскрасневшееся лицо Милы. — Твою пухлую тушку ни один фоторедактор не потянет.

Ему тут же начинают поддакивать остальные придурки нашего класса, озлобленные, мерзкие.