Мотылёк над жемчужным пламенем (СИ) - Прай Кэрри "Kerry"

Когда я посмотрела в его глаза, то сердце заколотилось с бешеной силой, вся грудная клетка пульсировала. На шее выступил пот. Я с трудом разжала губы.

– Больно.

– Знаю.

Наплевав на чувство собственного достоинства, я обхватила руками его лицо и прильнула к нему губами, а он заключил меня в самые крепкие объятья, о которых я только могла мечтать. Не отверг. Не прогнал. Ответил.

Теперь я говорила «спасибо» судьбе. Такое короткое мгновение, но такое прекрасное. Мою голову заполнил розовый туман. Но как только моя жадная душа потребовала большего, Звягин откинул меня. Приказал не прикасаться. Я споткнулась об невидимую грань и привела его в бешенство. И снова слезы.

Розовая дымка сменилась черной.

– Что со мной не так? – спрашиваю я, отвернувшись к стенке.

– Дело не в тебе, Варя, – психует он. – Не в тебе.

Утыкаюсь носом в уже мокрую подушку.

– Ты говоришь, как он, перед тем как бросить.

– Не смей сравнивать меня со своим ублюдком. В отличие от него, я тебе не использую.

– А что ты делаешь?

Он затрудняется ответит. Часто дышит. Нужно быть полной идиоткой, чтобы не почувствовать этот холод.

– Пообещай, что завтра же вернешься домой.

Обещаю и не лгу. Я сбила руки до крови, пока стучалась в закрытые двери. Он не открыл. И не откроет. Только из чувств к нему я не имею права быть навязчивой. Сдаюсь. Я отступаю.

Смягчившись, Звягин прижимает меня к себе.

– Все правильно, Варя. Правильно, – приговаривает он, глядя мои волосы. – Все правильно, родная.

Глава#16. Витя

Варя покинула мою квартиру и пропала на целых две недели. Я думал что это время станет самым счастливым, но сильно ошибался. Или привычка, или что-то другое манипулировало мной и провоцировало новое недомогание. Сильное и невыносимое. Я не мог найти себе места, безостановочно расхаживал по комнате да и кусок в горло не лез. Только на работе я мог немного отвлечься, но когда возвращался домой все становилось по-прежнему – мысли, ломка, чувство вины. Я некрасиво поступил с Тарасовой, когда грубо отверг, хоть тем самым проявил заботу, но это не меняло сути. Я сделал ей больно. Теперь больно мне.

Люди часто смотрели на меня равнодушными глазами, но вот Варя смотрела влюбленными. Я всегда знал, чем могу заполнить эту пустоту внутри себя, но после знакомства с ней научился отвлекаться от наркотиков. Пусть на жалкое время, но все же. Мне стыдно признаться самому себе, но сейчас я более чем пуст. Прозрачен. И едва ли очередная доза наполнит меня, как это было прежде.

Не меняя горизонтального положения я все думал о жизни, чтобы не думать о ней. Когда ты молод, красив, здоров, тебе хватает глупости полагать, будто звезды, птички и добрые люди будут окружать тебя всю твою жизнь. Но если ты потаскан, болен, слаб и мерзок самому себе, то, глядя на все прекрасное, чувствуешь себя лишним в этом мире. Добрые люди, цветы, улыбки – фальшь. Завтра ты сдохнешь от передозировки, а добрые люди не перестанут улыбаться и даже цветов не принесут.

С самого детства меня не покидает ощущение подмены, что я проживаю чужую жизнь, ведь то, что требует мое тело, совершенно отвергает душа. Помню, как мелким мальчуганом, засыпал под крики алкоголиков, которыми кишила наша квартира, и мечтал проснуться другим человеком, но этого не случалось. Вечно пьяный отец и бессознательная мать – первое, что я видел, когда открывал глаза. Каждый божий день, как день сурка. Так длилось несколько лет.

Но в какой-то момент мою скуку и отчаяние разбавили наркотики. Мне было девять или десять, и тогда я посмотрел на свою жизнь с другого ракурса. Все началось с марихуаны. С убедительным лицом моя мать утверждала, что это не вреднее сигареты и волноваться о здоровье не стоит. До сих пор не понимаю, зачем пичкала меня всем этим. Я же не боялся эксперементировать, и вслед за травкой пришел героин.

Мне казалось, что я самый счастливый подросток на этой чертовой земле, ведь позабыл о болях и стал чувствовать себя отлично. Все симптомы испарялись, как только тоненькая игла касалась вены. Голова наполнялась розовым туманом, который уносил меня в беззаботные мечты. Сложно описать ту эйфорию, но она незабываема. Я был готов лишиться рук и ног, чтобы снова побывать в этом состоянии. Тогда я не понимал, что зависимость наступит мгновенно и моя жизнь навсегда разрушится.

Но всему предназначено заканчиваться. За райским кайфом последовала череда ломок и срывов. Туман в голове стал черным. Еще ребенком, мне было сложно понять, почему так больно, почему я плачу и почему хочу убить. И не только себя, а весь белый свет – неважно ребенок ли ты или старушка. Я жил от дозы до дозы и не помнил промежутков. Мой жизненный график напоминал пунктирную линию.

Бессонными ночами, разрывая зубами подушки я не мог не предположить, что может быть хуже, но судьба сделала укол в самое сердце. В тот день мама попросила нагреть ей ванну. Она была не в себе. Кричала. Ее тело неестественно выворачивалось, и я как никто ее понимал. Будучи разумным подростком я знал, что нельзя опускать кипятильник в воду, если в ней лежит твоя мать, но сущность что жила в нас думала иначе. Сгорая от ломки мама призналась, что я неизлечимо болен. Еще в утробе она наградила меня сей болезнью, но денег на аборт не нашла. Да и наркотой она делилась не из благих побуждений – все думала что сдохну. Черная правда из уст матери убило последнее, что делало меня человечным. Не моргнув глазом я вручил ей включенный нагреватель и та сгорела заживо.

На похоронах я не плакал. Да и какие там похороны? Муниципальные службы закопали ее как бомжа, под номером «029-А», в то время как отец находился в месячном запое. Впрочем, ее отсутствие он обнаружил не сразу. Помню, как кричал всю ночь ее имя и просил принести воды, мешая мне спать. Пройдет несколько лет прежде ем я осознаю черноту своего поступка. Мать говорила, что жить мне год-два, но я, проклятье, живу до сих пор. С тех пор не прошло ни дня, чтобы я не пожалел о содеянном, а с недавнего времени ошибки прошлого преследуют меня во сне и наяву.

Я пробовал бросить наркотики, но продержался только неделю. С тех пор я больше не пробовал. Да и какой в этом смысл? Смерть – вот мое будущее. И только такая же потасканная душа помогла мне обрести маленькую надежду.

Варя.

Я не испытывал к ней чувств, меня скорее удивляла ее самоотверженность и принятие меня, ведь даже мать меня не приняла. Мой эгоизм взял вверх. Мне хотелось прожить последние деньки будучи любимым кем-то. Бесчеловечно, знаю.

В аду давно пригрели место для меня.

Я привязался, правда. Тогда я понял, что сильно заигрался. И Варя ушла, а на смену ей вернулся голод. И вместо того, чтобы написать ей или позвонить, я снова берусь за иглу, дабы приблизится к тому, что уже неизбежно. Мне было суждено родится уродом. Мразью. Мертвецом. Но как бы не была обезображена моя душа, с ней я так не поступлю.

Все по старой схеме – ложка, инсулинка, жгут.

Кто-то долбится в дверь, скорее всего отец соизволил вернуться домой, но мне не до него. Мне нужно забыться. Уснуть и не проснуться.

Все по старой схеме – инсулинка, вена, жгут.

Но когда дверь в комнату распахивается, то я замираю. Очередная пощечина судьбы больнее прежних.

– Витя? – ошарашенно щебечет, вовсе не отец.

Она не должна была знать. Видит бог я не хотел, чтобы так было…

Глава#17. Варя

Однажды попробовав это, ты уже никогда не станешь прежним. В твоей памяти навсегда закрепится тот миг, когда ты был невероятно счастлив, одурманен, по волшебству окрылен, и ты будешь непроизвольно стремится к этому неповторимому чувству, пусть даже знаю, что оно погубит тебя.

Любовь – самый коварный наркотик.

Стоя у обшарпанной двери Звягина я с горечью осознала, что стала зависимой. Нехватка – это не грустный термин из медицинского справочниками, это настоящая кара, которое превращает тебя в существо крайне беспомощное. И если первую неделю мне удавалось держаться, питаться кислыми мыслями, что Витя самый обычный парень, типичный эгоист, который не подарит мне ничего, кроме гнетущей боли и обид разочарования, то к концу второй я окончательно оголодала. Сны, будто я разговариваю с ним, прикасаюсь к его руке, губам, иногда просто смотрю в глаза-льдинки, вымотали меня. Мое тело выкручивало от острого недомогания. Было трудно дышать. Каждый новый солнечный день, наполненный пением глупых птиц казался мне отвратительным. Я ждала ночи, как маленький шанс на то, что смогу его увидеть. Пусть нереального, но такого жизненно-недостающего.