Опекун - Виктория Лукьянова
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. – И в опровержение собственных слов глаз нервно дергается.
Ян смотрит на мое лицо, а после опускает взгляд. Скользит по одежде, и мне кажется, что я чувствую кожей его внимание. А потом понимаю, что именно он хочет знать.
– Я действительно чувствую себя хорошо.
Мне становится смешно, но улыбаться не хочется. Как же сложно быть неопытной девчонкой рядом с взрослым мужчиной! Почему-то только сейчас я начинаю думать о нем как о человеке, который вдвое старше меня. И это открытие волнует не меньше того факта, что мы делали несколько дней назад в соседней спальне.
– И я подумала, – выпаливаю прежде, чем успеваю дать себе шанс промолчать.
Я не хочу потерять то, что случилось между нами, но уверена, Ян будет дотошен и завалит меня вопросами. А чем больше вопросов, тем нерешительнее я становлюсь. Могу ошибаться, запутаться, сказать какую-нибудь глупость, и тогда все полетит в тартарары.
Он кивает, позволяя мне продолжить говорить.
Складываю руки на коленках. Ладошки взмокли. Растираю пальцы о ткань, прогоняя прочь волнение. Я должна звучать убедительно.
Глава 22
«– Примите наши соболезнования, – чужой голос звучал до омерзения отвратительно, но я кивал, принимал их соболезнования и не чувствовал под ногами опоры.
Мия… Моя и не моя Мия погибла. А я был здесь. Среди людей, знакомых и незнакомых, среди тех, кто горевал по-настоящему или просто присутствовал, чтобы выразить те самые соболезнования, и не слышал ничего, кроме гула в голове.
Один момент… Один чертов миг и весь мир перевернулся с ног на голову. И в этом мире остались лишь двое. Я и маленькая девочка с огромными напуганными глазами.
Я хотел приблизиться к ней, обнять. Сказать, что все будет в порядке. Но это же очередная глупость, в которую даже сам поверить не мог. Поверила бы мне маленькая брошенная девочка? Я сомневался.
Отвернулся и больше ни разу за тот день не взглянул на Эрику.
На ребенка, о котором я теперь должен был заботиться. И как бы я ни старался сохранить в дальнейшем дистанцию, пытаясь уберечь свои чувства, я не мог не отметить, как Эрика была похожа на мать. Ее маленькая копия, которая однажды станет взрослой самостоятельной девушкой.
Спустя день я вернулся к работе. Не понимаю, в какой именно момент Мие удалось в прошлом уговорить меня работать на Дмитрия, но теперь я отчасти был благодарен ей, пусть все еще разрывался на части после пережитого. Хотя в компании у меня будет меньше проблем, раз уж я вынужденно принял бразды правления.
Главный офис был похож на улей, вот только сегодня он молчал. Скорбел, оплакивал и был затянут траурной лентой. Сглотнув подступивший к горлу ком, я проходил по молчаливым коридорам, пока не очутился у кабинета, который принадлежал Дмитрию. Застыл на пороге, взглянул на вывеску, которую еще не сменили, и ужаснулся, понимаю, что это все-таки случилось.
Их нет. Нет Дмитрия, к которому я старался относиться нейтрально, хотя в глубине души с трудом переваривал, пусть он и не заслуживал моей ненависти. Нет Мии, которую я любил и ненавидел одновременно. Осталась лишь огромная мощная компания, на которую уже капали слюной конкуренты и родственники, желавшие откусить сочный кусок пирога. И маленькая девочка, так похожая на свою мать.
Эрика.
Я упорно заставлял себя не думать о ребенке, которого всем сердцем любили родители. Прогонял прочь из головы мысли о ней, но оказавшись перед кабинетом, который теперь стал моим, осознал – всё это для нее. Для малышки Эрики. И как бы я скорбел и ненавидел, я сделаю все ради нее. Ради Эрики.
Толкнув дверь, я оказался внутри просторного светлого кабинета. Зажмурился на миг, прислушиваясь. Казалось, воздух все еще хранил их голоса. Бас Дмитрия, который раздавал указания, и меняющийся на вкрадчиво-тихий, стоило Мие появиться здесь. Ее смех и шуточки, которыми она одаривала мужа, переходящие в нашептывание на ушко. Я не раз заставал их милующихся, обнимающихся и целующихся.
Каждый раз был для меня как ножом по ранам, но со временем нож притупился, а раны зарубцевались.
Открыв глаза, я прошел до широкого стола. Взглянул на гладкую сверкающую чистотой столешницу и нахмурился. Этот стол принадлежал Дмитрию. Я видел его сидящим здесь, подписывающим документы. Я видел, как Мия порой соскальзывала со столешницы, стоило мне войти сюда.
Обогнув стол, увидел фоторамки. Несколько. Свадебная, на которая Мия застыла с очаровательной улыбкой. На другой Мия обнимала Дмитрия. Еще на одной их общая фотография с выписки из роддома – малышка Эрика укутана в розовый конверт. И на самой большой и занимающей центральное место – Эрика в школьной форме. Эта семья, в которой я всегда был чужаком.
Ком вновь заполнил горло.
Потянувшись, я взял телефон и набрал быстрый номер помощника.
– Ирина, зайдите ко мне.
Через минуту помощница стояла уже у двери.
– Нужно убрать все личные вещи, – распорядился я, так и не сев за чужой стол. – Закажи сюда новую мебель.
– Мебель? – прошептала она, но пометки сделала.
Я кивнул.
– Да, новую мебель. Здесь необходимо все поменять.
Выслушав указания, помощница скрылась за дверью, а я взял фоторамку со стола. На меня смотрела Мия. Та самая фотография, на которой Мия была с очаровательной улыбкой и в белоснежном платье. Такой я ее запомнил.
– Всё могло быть иначе…»
Воспоминания тревожат меня.
И вот Эрика сидит передо мной, сложив руки на коленках. Она заметно нервничает, я же выгляжу так, будто то, что сейчас происходит, никаким боком меня не касается. Но это лишь видимость, от которой подташнивает. Хочу встать, приблизиться к ней. Коснуться плеча, заставив девушку поднять голову и взглянуть на меня. Хочу заглянуть в ее глаза и провалиться в бездну, из которой мне не выбраться. Но я держусь из последних сил, ежесекундно пытаясь себя отрезвить.
Не поддаваться чувствам.
– Я подумала, – повторяет она, продолжает разглаживать невидимые складки на штанах. Сегодня не халат, что неимоверно радует. Иначе бы сорвался, прикоснулся, а там…
Вновь гоню прочь мысли о том, что произошло несколько дней назад. Я не пацан, который превращается в сплошной эрегированный орган, стоит подумать о сексе.
Да, между мной и Эрикой была близость. Восхитительная, сладкая, нежная, но близость. Я мог остановить всё, в сотый, а может, и в тысячный раз напоминая себе, кто она и какие функции выполняю я.
Мы почти семья, но мы
