Сладкий грех. Искупление - Лина Мур
Слэйн разрывает меня быстрыми и размашистыми толчками. Его пальцы творят чудеса. Цепь душит. Музыка убивает. Я в личном аду и хаосе. Анархия тела и мыслей. Они борются друг с другом. Моё тело в плену у дьявола. Я не могу нормально дышать. Мысли исчезают. Разум растворяется в похотливой дымке удовольствия, и я издаю стон. Я думала, что это стон, а это рычание. Глубокое, низкое и пугающее. Слэйн сразу же вторит мне. Он кусает меня в плечо, входя в меня до основания. Пот стекает по моему виску, и он слизывает его с моего лица. Натяжение цепи ослабевает. Мои зубы ударяются о зубы Слэйна. Дикий поцелуй. Безумный. Сумасшедший. Наши тела сливаются в животном танце. И он возносит меня в ад. Там жарко и легко. Оргазм настолько сильный, словно хищник, медленно раздирает меня изнутри своими когтями. Я рычу. Рычу в рот Слэйну. Мои мышцы натягиваются, и затем с громким и животным воем я кончаю. Меня бросает назад на Слэйна. Он удерживает меня, кончая следом за мной. Мы раскачиваемся, продолжая безумный танец только для нас двоих. Слэйн держит меня за талию, целует мою шею, а я растворяюсь. На моих губах появляется улыбка. Моцарт прекрасен. В сексе. Теперь эта мелодия для нас обоих не музыка злодея, а музыка, когда двое людей стали животными и побежали по лесу вместе в новый и дикий мир.
Глава 11
Касаюсь пальцами своих синяков на шее, оглядывая такие же тёмные пятна по всему телу, и глубоко вздыхаю. Единственное, что у меня сейчас болит, это задница. Она зудит, но остальное, красиво. Или же я безумна, или же ещё не отошла от ночи полной животного секса. Теперь я поняла, что Слэйн имел в виду, когда говорил, что не может остановиться. Ласки, поцелуи и стоны. Укусы, боль и сила животного. Думаю, что я лично узнала многие позы из «Камасутры». Я не знала, что женское тело можно так крутить. Не знала того, что я могу так крутиться.
Встречаю в отражении зеркала мрачный взгляд Слэйна. Он касается синяка и раны от его укуса на моём плече.
— Тебе не следовало приходить, — произносит он.
— Тебе не следует сейчас открывать рот и говорить мне это. Со мной всё в порядке, — заверяю его, мягко улыбаясь. Он качает головой и тяжело вздыхает.
— К слову, ты такой же разукрашенный, как и я, — хихикая, показываю на его синяки и засосы. Я оказалась не менее дикой.
— Как твоя задница? Я имел её три раза. — Слэйн придвигается вплотную ко мне. Моя обнажённая кожа касается его влажной и ещё мокрой после душа.
— Переживёт. Нормально, — киваю я.
— Ненавижу, когда ты врёшь мне, — кривится Слэйн.
— Ладно, немного в панике, но она будет в порядке. Там я не особо что-то чувствовала, во второй и третий раз. Мне понравилось. Сейчас небольшой дискомфорт, — признаюсь я и отхожу от Слэйна. Я передаю ему полотенце, а сама обматываюсь другим.
— Я дам тебе мазь. Она уменьшит боль. Синяки придётся скрыть воротом. У нас завтра встреча с моей семейкой, — фыркнув, Слэйн выходит в спальню, а я за ним.
За окном уже глубокая ночь, потому что, когда Каван отстегнул кандалы Слэйна и обработал ему раны, а затем Слэйн вынес меня наверх, был уже полдень. Я заснула, даже не дождавшись кровати и душа, как и сам Слэйн. Мы проснулись только полчаса назад, молча приняли душ, и вот теперь очередной сюрприз.
— Чего они хотят? — сухо спрашиваю.
Слэйн показывает мне лечь на кровать животом вниз.
— Приём, на котором мне нужно за всем проследить, — говорит он.
Закатываю глаза и снимаю полотенце, ложась на кровать. Слэйн садится на меня сверху и достаёт из тумбочки тюбик с мазью.
— Мазь тоже спрятана по всему дому, как и наполненные шприцы с наркотиками? — усмехаюсь я и сразу же получаю шлепок по ягодице.
— Каван принёс, пока мы спали. Он сообразительный парень.
— Он наглая пиявка. Но вернёмся к тому, что ты следишь за всем на приёмах. За чем конкретно ты следишь? — интересуюсь я.
— Как глава семьи я должен появиться там и проверить, чтобы они не вышли из бюджета, который я им ограничил. Как глава семьи я обязан улыбаться и пробыть там не меньше часа, — отвечает Слэйн, втирая в моё анальное отверстие какую-то прохладную мазь, которая, действительно, потихоньку смягчает боль.
— Паршиво быть главой семьи, да? — хмыкаю я.
— Паршиво, вообще, родиться в такой семье. Но мне выбора никто не предоставил. Полежи пару минут, чтобы мазь полностью впиталась, а потом мы поедим.
Слэйн ложится на кровать и подкладывает руки под голову. Он смотрит в потолок, а я на него. Сейчас он спокойный, непохожий на себя вчерашнего, и больше похож на того Слэйна, с которым я когда-то встретилась.
— Ты расскажешь мне всё о своём прошлом, Слэйн? — тихо спрашиваю его.
— Оно уничтожит тебя, Энрика. Я не вижу смысла в этом.
— Я прошу тебя об этом. Ты не можешь решать за меня, разрушит оно меня или нет. Я и так уже разрушена, помоги мне разобраться во всём. Я думала, что вчера мы всё решили. Мы вместе. — Обиженно надуваю губы и подпираю кулаком подбородок.
Слэйн переводит на меня удивлённый взгляд и усмехается.
— Не смей сейчас играть грёбаную роль злодея, понял? — прищуриваясь, шиплю.
— Ночью он тебе нравился, — издевается он.
— Да, это была ролевая игра, сейчас мы те, кто мы есть…
— Энрика, я не знаю, кто я такой. Вот в чём причина, почему я не могу определиться. В работе всё чётко. Я ставлю цель, добиваюсь её и выбираю другую. Бизнес для меня слишком прост, в принципе, такими же были и люди, пока я не встретил тебя. Банально и глупо. Я всегда смеялся над идиотизмом людей, которые верят во что-то хорошее. Ничего хорошего в этом мире нет, потому что он населён паразитами. Люди и есть паразиты. Так что не знаю, смогу ли я впустить тебя в своё прошлое, Энрика.
— Но разве это не поможет тебе?
— Пятьдесят на пятьдесят. Но меня больше волнует, как это повлияет на тебя. — Слэйн тянет руку к моему лицу и проводит пальцем по моей щеке.
— Ты, правда, собирался умереть, или это был спектакль? Прости, что я спрашиваю об этом. Я… боюсь пока верить тебе полностью, — подавленно произношу. Лицо Слэйна сразу же становится непроницаемым. Он убирает руку и садится на кровати, прислоняясь к деревянной спинке.
— Это вызывает у меня стыд. Я не хочу говорить об этом, — мрачно произносит Слэйн и косится на меня.
— Ты же говорил, что не испытываешь стыда, — напоминаю я.
— Да, говорил, но я сам учил тебя тому, что самоубийство — это не выход. Я собирался умереть. Это не было моей ролью. Я не видел другого варианта, чтобы ты не пострадала.
— Это из-за той ночи, когда ты был животным? — спрашиваю, подползая к нему ближе и ложась головой ему на ноги.
— Да. Со мной ни разу такого не происходило. Это был пик моего животного состояния. Оно с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Я считал часы до заката, а потом уже и он не имел никакого значения. Дикость внутри меня могла прорваться в любую секунду. Я не контролировал это, хотя пытался. Антидепрессанты сдерживали дикость, но потом началось привыкание, и инъекции хватало на десять минут или чуть больше.
Слэйн запускает пальцы в мои волосы и расчёсывает их, лаская кожу головы. Наверное, это его успокаивает. Мне приятны такие его прикосновения. Ласковые.
— Когда это началось? Я помню, что ты говорил про ночи, когда мы встретились. Ты упоминал про них.
— Да, но я имел в виду другое. Ночью меня выпускали на волю, и я привык к тому, что ночью я могу быть собой. Я могу прыгать, быть грубым, нюхать свою добычу или то,
