Правила бунта - Калли Харт
— Этот способ оплаты стоит больше, чем все остальные в округе Кларк, дружище. Ты целишься слишком высоко.
Страх, пронзивший мой живот секунду назад, ослабевает... но ненадолго.
— Имей в виду, всегда есть место для переговоров, — говорит Джейсон.
Я реально думала, что он собирается защитить меня. Не потому, что Джейсон действительно заботится обо мне, нет. Просто думала, он собирается защитить свой приз. Знаю, что он долго ждал, чтобы самому прикоснуться ко мне, и какое-то больное чувство приличия держало его в рамках, ожидая, когда у меня начнутся месячные. Джейсон жаждал меня, выжидая своего часа. Но обещание бесплатного героина…
В школе нас учили, что наркотик вызывает зависимость, когда мы только-только стали достаточно взрослыми, чтобы понять, что такое наркотик. Проблема героина в округе Кларк всегда была серьезной, поэтому нам рассказывали об этом с юных лет. Я никогда раньше не видела, чтобы Джейсон принимал наркотики, но беспокойный взгляд в его глазах дает мне понять, что эта штука уже зацепила его.
— Бесплатный продукт на неделю, — предлагает Кевин.
— Пссшшш. Ты что ничего не знаешь о спросе и предложении? — Джейсон протягивает руку и берет с кофейного столика шприц, который использовал первый парень, наполняя его из ложки. Я стою, прислонившись спиной к стене, прижимая ладони к ямочкам, хрупкой текстуре облупившейся краски, ужас разрывает меня с каждым глотком воздуха. — Месяц, — говорит Джейсон. — За месячную дозу ты можешь провести с ней пару часов.
Волна страха пронзает мою грудь. Кевин ухмыляется, пожимая одним плечом. То, как расширились его зрачки, делает его похожим на демона.
— Заметано.
Джейсон хмыкает, когда кончик иглы пронзает его кожу. Он медленно нажимает на поршень, рот открывается, глаза стекленеют, когда героин проникает в его организм. Как только мужчина откидывается на спинку потрепанного кресла, он машет мне, жестом приглашая подойти.
— Раздевайся, сука. Я мог бы с таким же успехом... взглянуть на товар, если не... собираюсь быть первым, кто... попробует. — Он борется за каждое слово, его глаза безумно вращаются в глазницах, как шарики.
С каждой секундой Джейсон становится все более и более одурманенным. Сможет ли он преследовать меня, если я убегу? Сможет ли схватить меня до того, как я доберусь до двери? Даже если Джейсон не сможет, Кевин сделает это. Кевин не кололся, что означает, что он все еще в сознании, и смотрит на меня как кошка, готовая наброситься на покалеченную мышь.
— Лучше делай, как он говорит, — усмехается он. — Ты же не хочешь проявлять неуважение к своему старику, не так ли?
— Я не... ее старик, говнюк, — бормочет Джейсон. — Я бы не трахал… ее в своей голове. Не хотел бы... трахать... если бы был ее папочкой.
Кевин игнорирует его.
— Ну же, милая. Чем скорее мы начнем, тем скорее все закончится. Ты будешь добра ко мне, а я буду добр к тебе. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Не похоже, чтобы он собирался быть добрым ко мне. Он выглядит так, будто обдумывает все способы, которыми хочет причинить мне боль. Я никогда раньше так не боялась. Не тогда, когда поймала Джейсона, смотрящим на меня, когда моя мать отвлеклась, и даже не в тот ужасный переломный момент, когда давление вокруг кости становится слишком сильным, и она начинает ломаться.
Кевин делает шаг ко мне, лениво улыбаясь. Улыбка становится шире, когда мужчина смотрит вниз и видит, что Джейсон отрубается. Он понятия не имеет, что, черт возьми, происходит. Его голова болтается слева направо, словно у шалтая-болтая. Веки трепещут, словно он изо всех сил старается оставить их открытыми. Джейсон может потерять сознание в любой момент, и тогда мы с Кевином останемся одни.
— Давай же, девочка, — напевает Кевин, теперь уже уговаривая. — Я дам тебе попробовать немного. Это заставит тебя почувствовать себя лучше, клянусь. После этого ты вообще ничего не будешь иметь против. Наверное, потом ни хрена и не вспомнишь. Ты все еще будешь девственницей. Ведь не считается, если ты этого не помнишь. Вот что я всегда говорю.
Мой желудок скручивается, пытаясь найти что-нибудь, что можно извергнуть, но там нет ничего, кроме желчи. Сухой кусок тоста, который я съела на завтрак, был переварен несколько часов назад. Мое зрение затуманивается, когда Кевин сжимает свою руку вокруг моего запястья, притягивая меня к себе.
— Мне без разницы, милая. Для меня это работает в обоих направлениях. Мне всегда нравилось немного сопротивления. Ты хочешь этого дерьма или нет?
Он возвращается к дивану и садится рядом с одним из лежащих без сознания мужчин, все еще держа меня за запястье. Свободной рукой Кевин начинает расстегивать ремень, вытаскивая кожу из большой, безвкусной, дешевой пряжки.
Я паникую, и она заставляет меня выпалить:
—Да! Я хочу этого. Тоже хочу почувствовать себя хорошо. — Я соглашусь на все, лишь бы выиграть еще немного времени.
Кевин проводит языком по зубам, его глаза сверкают, как холодные черные бриллианты.
— Вот хорошая девочка. Тогда я поработаю над этим, а ты раздевайся догола. Не могу дождаться, когда увижу, что скрывается под этой большой рубашкой, которую ты носишь.
Хватаю низ своей рубашки и неохотно, сгорая от стыда, тяну ее вверх. Кроме пары девчонок в школьной раздевалке, никто никогда не видел меня голой. Даже моя мама. Если бы я могла сложить себя пополам, а затем снова пополам, и снова, я бы сделала это, даже если бы никогда не смогла снова развернуться.
Воздух ощущается колючим и жалящим на моем голом животе. Я роняю рубашку на пол у своих ног, рыдание поднимается в горле.
Кевин — голодный и мерзкий — кивает, а затем принимается за работу, высыпая коричневый порошок на грязную ложку, которой пользовался один из мужчин. Он держит под ней зажигалку, проводя пламенем по брюшку ложки, так что мерцание огня равномерно нагревает металл.
— Продолжай, сладкая. Штаны следующие.
Дрожащими руками
