(Не) настоящая жена (СИ) - Левашова Елена
– Я отличница, – важно произносит Каланча. – И школу с золотой медалью окончила. Если хотите, можете устроить мне экзамен, я…
– Верочка, не волнуйся ты так, – тушуется папа. – Будешь работать дистанционно. А супермаркет можно… Ты не хочешь уволиться?
– Нет! Вы забыли, мы же скоро разведемся с Артемом. И я не смогу работать в фирме.
– А это тут при чем? – строго чеканит отец. – Работа есть работа. Артем улетит в Америку. Глаза тебе не будет мозолить своей физиономией. Визой займемся незамедлительно, да, сынок?
– Да, – выдавливаю хрипло, бросив осторожный взгляд на Веру. Непонятно, о чем она думает? Так ли погано ей на душе, как мне?
Отец довольно кивает. Мы спешно прощаемся и бредем к машине. В повисшем молчании слышатся лишь звуки шагов и пение цикад, тихий сонный лепет Настюши и ласковый голос Веры, что-то отвечающий ей… И, пожалуй, гулкое сердцебиение в груди, заглушающее все окружающие звуки… Так и мы и едем – задумчивые и молчаливые. Подавленные.
– Что-то мне нехорошо, мажор, – шепчет Вера, когда мы подъезжаем к дому.
Отстегиваю ремень безопасности и оборачиваюсь, встретившись с ее красным, как помидор лицом.
– И ты только сейчас решила сказать об этом, Каланча? Что случилось?
– Я просто… Я перенервничала. Со мной такое бывает, реакция на стресс, – шелестит она пересохшими губами.
Выхожу из салона и забираю спящую Настю из рук Веры. Каланча порывисто хватает переноску с Сильвией и почти выползает из машины. Держится за двери, углы, поручни и, покачиваясь, бредет за мной следом.
– Вер, давай я «скорую» вызову? Ты на ногах не стоишь, – удерживая на сгибе одной руки Настю, другой рукой касаюсь лба жены. – Кошмар! Там сорок, не меньше.
– Мажор, когда у меня температура, я болтаю всякую чушь. Не обращай внимание. Это бред… обыкновенный бред. Положи Настю и принеси мне водички, пожалуйста, – слабым голосом просит она. – И нурофен или… Парацетамол. Что-то же есть у тебя?
Укладываю Настеньку на середину своей бывшей кровати и возвращаюсь к Вере. Выглядит она странной… Улыбается и протягивает мне руку. Лежит на диване в гостиной и часто, поверхностно дышит. Пожалуй, без медицинской помощи точно не обойтись…
– Мне так тяжело, если бы ты знал, – Вера смахивает слезу, а я без объяснений понимаю, что началось «то самое»… Бред, одним словом.
– Вер, все будет хорошо, слышишь? Как ты? Может, все-таки я вызову нашего семейного врача? Он хороший… И приедет быстро.
– Мне было так без тебя плохо, если бы ты знал, – продолжает Вера, горько всхлипнув. – Я устала быть одной. Все тянуть на себе… А ты… Ты скоро уедешь в Америку. Я… Я никому не нужна. Думала, что нужна Макару, но ему нужен от меня только секс. Развлечься – вот что все от меня хотят.
– Неправда, – хрипло отвечаю я, ища в контактах номер матери Веры. Я боюсь ее откровений… И не хочу, чтобы Вера завтра жалела о сказанном. – Верочка, держись. Я сейчас тебе воды принесу.
Бегу в кухню и набираю стаканчик холодной воды из кулера. Мама Веры не отвечает. Бросаю телефон на стол и возвращаюсь к болезной Каланче. Она лежит с закрытыми глазами. Ее голова беспокойно мечется по подушке, подбородок дрожит, на лбу набухают капли пота, а с губ срываются нежные слова. Не знаю, кого она сейчас видит, но от ее признаний по спине пробегает табун мурашек… Даже воздух становится горячим и пульсирующим.
– Я люблю тебя, слышишь… Очень сильно. Это так больно, потому что ты… Тебе все нипочём, а я уже умерла один раз. А теперь опять… Любимый мой… Я каждый день смотрю в твои глаза. Ты сделал так, чтобы я тебя всегда помнила… И я вижу… Как будто ты со мной. Смотрю на нее, а вижу тебя…
Господи, это похоже на помешательство… И виной тому мой папа, его чертов допрос. Возвращаюсь в кухню и без промедления звоню врачу…
Вера.
Вздрагиваю от странных ощущений: укус или укол, поглаживание, похлопывание и… поцелуй… Жаркий, приятный, потрясающий, неожиданный и до черта пугающий.
– Мажор? Что ты делаешь? – отталкиваю Артема, умело ласкающего мою щеку и шею…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Каланча, тебя не понять. Ты же сама шептала: «Поцелуй меня, пожалуйста… Мне так хочется еще раз почувствовать твои губы… Я прошу тебя», – мажор закатывает глаза и изображает на лице страдальческую маску.
– Я?! – приподнимаюсь на локтях, оглядывая комнату сонным взглядом. – А который час?
– Два ночи, Вер. А ты ничего не помнишь? – Артем нависает надо мной, опаляя дыханием и пытливым блестящим взглядом.
– Нет. У меня изо рта запашок, будто там Сильвия нагадила! Я никогда бы не додумалась попросить тебя о поцелуе в такой ситуации, – фыркаю, потирая ноющее бедро. – Наверное, я имела в виду кого-то другого. Господи, когда это у меня кончится?
– Хм… Я ничего такого не почувствовал, Вер. Не переживай. Мне было несложно послужить тебе.
– Какое благородство! А кто это у нас на кухне? – прислушиваюсь, впиваясь в довольного собой нагловатого мажора, лежащего рядом.
– Сергей Степанович, врач. Он сделал тебе укол. Во-от сюда… – Артем касается моего бедра.
– Хм. Здравствуйте, Вера. Вам лучше? Признаться честно, не хотел мешать вашим с мужем… ласкам. Вы его так просили… У меня даже слезы выступили, – из кухни выплывает мужчина.
Пожилой мужчина, поджарый, высокий, а туда же… Ну какие слезы, если я несла бред?
– У нас фиктивный брак. Наверное, я о ком-то другом говорила? – бурчу, закрывая лицо руками.
– Если только этого другого тоже зовут Артем, – довольно улыбается он. – Артем Вячеславович, с вашей супругой все в порядке. Обычный термоневроз (Примечание автора – стрессовое повышение температуры). Проводите меня?
Понимаю, врачу надо заплатить за срочный вызов. Да еще и по двойному тарифу за ночное время… Мажор поднимается с дивана, оставляя меня одну… Вернее, не одну – в компании стыда и гадких мыслей. Что еще я могла ему наговорить? Может, я и про Настеньку проболталась? Давненько у меня такого не было… Последний раз – после свидания с Артемом в костюме лисички. Жанна меня тогда чуть не замучила компрессами, пропитанными раствором уксуса.
– Ну что, Каланча, по койкам? – возвращается Артем. – Ох, и напугала ты меня. Ну я и наслушался… – потирает он лоб.
– Мажор, я ничего не помню, ясно? Это просто поток сознания… О чем я говорила? – умоляюще произношу я.
– Признавалась в любви, говорила, как тебе тяжело. Имени не называла, это Сергей Степанович так шутит. Вер, не грузись, – Артем подходит ближе и протягивает руку. – Я же знаю, что речь была не обо мне. Я циничный, несамостоятельный, избалованный… И жениться мне не стоит, потому что я не создан для брака.
– Да… Все так, – энергично киваю я. – Давай спать, Артём? Мне завтра Настеньку в детский сад везти, а утром еще в поликлинику надо за справкой от педиатра заехать. Дел полно. Забудь то, что видел и слышал, идет?
– Теперь я знаю твою слабость, Каланча, – с улыбкой отвечает Артем. – Ты со мной спать будешь или пойдешь к дочери?
– С ума сошел! Конечно, к дочери! – вскакиваю, как ошпаренная, заливаясь краской.
Просыпаюсь от громкого сигнала будильника, ощущая себя разбитым старым корытом. Пока Настена спит, принимаю душ и сушу волосы феном. Забрасываю в себя наспех приготовленный бутерброд, запивая незатейливый завтрак кофе. Мажора решаюсь не будить – меня еще не отпустило чувство стыда, да и натерпелся он со мной, чего уж скрывать… Одеваю Настюшу и выскакиваю на улицу, под голубое летнее небо. Глубоко вдыхаю пахнущий скошенной травой и цветами воздух, усаживаю дочку в автокресло, искоса наблюдая за утренней суетой – дворником с длинной метлой и работником с газонокосилкой. Кажется, они тоже как-то странно на меня смотрят… Как тайные свидетели позорного преступления.
Ладно, Верка… Расслабься и живи дальше. Убеждая себя в том, что ничего предосудительного не случилось, отвожу дочурку в садик и мчусь на работу. Веду себя, как обычно – работаю и спорю с техслужащей Наташей. О ночном происшествии напоминает лишь чувство стыда и разбитости. Я с легкостью справляюсь с сортировкой и приемом товаров, напрочь забывая про обещание, данное Вячеславу Олеговичу. Вспоминаю о нем, лишь завидев входящий вызов от «любимого» свекра.