Я иду искать (СИ) - Гранд Алекса

М-да.

Тихо хохотнув, я выметаю из головы образ феерического придурка и перемещаюсь на кухню, где меня ждет сонная растрепанная Варька. Чуть позже мы как следует расчешем ее длинные вечно путающиеся локоны, заплетем французскую косу или соберем волосы в две гульки, а пока надо позавтракать.

— Мамочка, а можно я не буду есть сегодня кашу?

Дочь с тоской смотрит на упаковку овсяных хлопьев в моей руке, а потом начинает широко улыбаться, как радиоприемник, улавливая волну моего хорошего настроения. И у меня не остается другого выбора, кроме как убрать полезный продукт в шкаф и достать из холодильника яйца, молоко и сыр.

— Омлет?

— Омлет.

Заключаем сделку по случаю моих незапланированных выходных и вскоре уминаем нежную белковую массу, запивая ее яблочным соком. Снова разговариваем о созвездиях, играем в слова и много смеемся, выстраивая из кусочков сливочного сыра шаткую пирамидку.

К счастью, привыкшая к частым командировкам Сергея дочка спокойно относится к его отъездам и не капризничает, постоянно переспрашивая, когда он вернется. Да и я сама в этот раз не слишком надоедаю ему звонками. Видимо, экономлю эмоциональный ресурс, значительно растраченный в последнюю беседу с Мариной Борисовной.

Испытав укол совести из-за того, что не интересуюсь делами супруга, я цепляю мобильный, только набрать Аристову не успеваю. По закону подлости на экране высвечивается имя другого абонента, вызывающего дрожь, панику, тошноту и еще десяток признаков охватывающего меня волнения.

Вдох. Выдох. Крутое пике.

— Здравствуй, Игнат.

Говорю настолько спокойно, насколько мне позволяет стремительно участившийся пульс, и невольно поджимаю пальцы ног под столом. Выпрямляю спину и отчетливо представляю, как перекатывает во рту зубочистку этот невыносимый пижон, как вальяжным жестом поправляет сползшие на нос солнцезащитные очки и как подмигивает какой-нибудь девчонке, дефилирующей мимо.

Надо же, столько лет прошло, а я до сих пор помню его пристрастия, крючочки и триггеры. А еще по-прежнему его ревную даже к фонарному столбу, несмотря на то что сама давно глубоко замужем.

— Привет, Лиля. Я надеюсь, что ты дома, потому что я стою напротив вашего подъезда и жду вас с Варей. Спускайтесь.

Скорее предлагает, нежели приказывает Крестовский на том конце провода и терпеливо молчит, получая мое глупое приглушенное «зачем».

— Проголодался, как волк. Тут у вас пиццерия рядом, составите мне компанию, а?

Он произносит это так буднично и так мягко, что я цепенею. Дергаюсь от бархатистых хриплых ноток в его севшем голосе и часто-часто моргаю, оттого что щиплет в носу.

Каких-то пять минут назад я была готова к чему угодно в его исполнении — к грубости, жесткости, ультиматуму. Я бы не удивилась угрозам, смирилась бы с шантажом, пережила бы обидные, но не безосновательные обвинения. Только вот к хрустальной нежности, обволакивающей от макушки до пят, оказалась не готова.

— Хорошо, — выдаю я сбивчивым шепотом и перевожу взгляд на притихшую дочь. — Хочешь пиццы, Варюш?

— Конечно, хочу!

Как любая нормальная четырехлетка, обожающая «Маргариту», «Капричозу» и «Четыре сыра», дочка со скоростью ветра скатывается с табуретки и бежит переодеваться, пока я методично выполняю дыхательную гимнастику. Гоняю воздух туда-сюда, проливаю на шорты оставшийся в чашке чай и только потом бреду инспектировать содержимое гардероба.

Отчаянно не хочу, чтобы Игнат думал, что я для него наряжаюсь, но так или иначе перебираю вещи слишком старательно. Чтобы остановить свой выбор на свободной лавандовой рубашке, расширяющихся книзу светло-голубых джинсах и изящном серебряном браслете ажурного плетения.

Ты не на свидание идешь, Лиля!

Бурча под нос, отчитываю саму себя и с третьей попытки собираю трясущимися пальцами небрежную ракушку из волос на затылке. Снова ругаю себя, дважды откладывая в сторону косметику, и все равно наношу легкую дымку на веки. Отчего взгляд кажется загадочным и подернутым поволокой, как пишут в модных журналах.

Так что, закончив с макияжем, я закидываю в сумочку мятную жвачку и пару пачек влажных салфеток, потому что кто-то из нас с Варварой обязательно измажется, выплываю в коридор и беру за руку свою кроху. Надеясь, что она не ощущает охватившего меня волнения и совершенно неуместного предвкушения, с которыми у меня банально нет сил бороться.

В лифте мы обе молчим. Только Варька подпрыгивает от переполняющего ее кипучего азарта, я же пытаюсь вытащить неизвестно откуда достаточно самообладания и твердости, чтобы хоть как-то пережить эту непредсказуемую встречу.

Предполагаю и вместе с тем немного боюсь, что Крестовский с самого первого дня начнет заваливать дочку игрушками, сладостями и прочими многочисленными подарками, но он ждет нас недалеко от подъезда с пустыми руками. Владелец заводов, газет, пароходов, Крест одет в неизменные футболку и самые обыкновенные джинсы, на носу у него болтаются очки-авиаторы, а на лице красуется несколько новых ссадин и гематом.

Что ж, какие-то вещи остаются прежними, несмотря ни на что, и от этого легче дышать.

— А это дядя Игнат, мой друг. Мы виделись раньше в кафе, помнишь?

Мягко улыбаюсь дочери, неосознанно поглаживая ее плечо, в то время как внутри меня самой творится самый настоящий эмоциональный бунт. Тоска смешивается с ностальгией, к ним добавляется необъяснимый трепет, а вишенкой на торте становится смущение, окрашивающее щеки в ярко-алый цвет.

И снова добро пожаловать в клуб анонимных идиоток. Меня зовут Лиля. Мне двадцать восемь лет. И я до сих пор не знаю, как себя вести с двадцатитрехлетним парнем, от чьего присутствия у меня мурашки по коже.

— Здравствуйте, дядя Игнат.

К счастью, моя инициативная дочь самостоятельно разрешает эту неловкость и успешно перетягивает внимание Крестовского, серьезно пожимая протянутую ей ладонь. Еще что-то ему говорит, но я ничего не слышу от фантомной ваты, забившейся в уши.

Звуки воспринимаю с катастрофическим запозданием, как и все происходящее.

— Варь, а хочешь покататься?

— Хочу.

Мгновение, и моя малышка уже сидит на шее у Игната, перебирает пальчиками пряди его светло-русых волос и заливисто смеется, когда он подпрыгивает на шагах. Мое же сердце совершает кульбит за кульбитом и норовит пробить грудь от этой полной семейного тепла картины.

Я лишила Крестовского дочери, а Варю — настоящего отца. Тогда была уверена, что поступаю правильно. Сейчас? Сейчас начинаю сомневаться…

Сморгнув набежавшие на ресницы слезы, застилающие обзор, я устремляюсь за этой шумной парочкой, едва переставляю от напряжения ноги и чувствую себя Алисой в стране чудес. Неизвестно куда провалилась, непонятно куда попала и черт его знает, что вокруг творится.

— Не отставай, Коваль!

Когда я их догоняю, Крест опять промахивается с моей фамилией, но я его не поправляю. Плыву в каком-то невообразимом вакууме, не замечаю лиц проходящих мимо людей и краем сознания фиксирую, как мы добираемся до конечной точки нашего маленького путешествия и размещаемся за круглым столиком на летней террасе.

Откинувшись на спинку плетеного кресла, я не притрагиваюсь к меню, позволяя Игнату заказать «Гавайскую» пиццу с ананасом и курицей и графин апельсинового сока. По ставшей второй натурой привычке я долго и внимательно его разглядываю, цепляясь за мужественные скулы и острый кадык, и не сразу разбираю пропитанное холодом.

— Лиль, возьми трубку. У тебя телефон звонит.

Глава 21

Я хочу тебе верить, быть просто рядом.

Будет наша любовь в твоей помаде.

Мокрый-мокрый асфальт учу глазами.

Игнат

Расставив перед нами столовые приборы, девчонка-официантка в кипенно-белой рубашке и форменных черных брюках торопливо удаляется в сторону кухни, я же гулко сглатываю. Намеренно занимаю руки пухлым глянцевым меню с аппетитными картинками, чтобы ненароком не потянуться к сидящей рядом Варваре и не растрепать ее волнистые мягкие волосы.