Мышка для Котова (СИ) - Котлярова Екатерина

— Привет, ма, — виноватым тоном говорю я.

— Марк! Как ты мог? Ты хоть представляешь, что я надумала? — голос мамы звенит от слёз.

— Прости, ма, — извиняюсь я. — Прости. Я, правда, не подумал, что вы будете так волноваться. Сутки всего прошли. Вы раньше панику такую не поднимали. Я и на большее время пропадал.

— Анечка очень переживала за тебя.

— Аня? — голос мигом садится.

— Да. Не могла до тебя дозвониться, — мама что-то продолжает говорить, а у меня в ушах стоит шум.

Не слышу больше ни одного слова. В голове бьётся набатом только одна мысль. Аня пыталась до меня дозвониться. Моя маленькая девочка. Я уже скучаю. Хочу увидеть бездонные зелёные глаза. Рыжие волосы, в которых я до безумия люблю зарываться рукой. Её сводящую меня с ума улыбку. С ямочкой на щеке. Хочу почувствовать нежный запах.

— Алло, — любимый робкий голосок вдруг льётся на ухо из трубки.

— Анютка, — выдыхаю я, жмуря глаза до белых пятен, прижимаясь лбом к стеклу, надеясь, что оно заберёт жар.

— Марк, я… — запинается. Дышит тяжело. — Марк, я хотела перед тобой… я была… Я скучаю, Марк, — слова приходят электрическим разрядом по телу. Ударяют в макушку. Давят на грудную клетку, перехватывая дыхание.

— Малышка, — отчаянно выдыхаю я в трубку, — ну, зачем? Зачем сердце мне рвешь своими словами? Зачем?

— Потому что устала, Марк. Устала противостоять самой себе. Своим чувствам. Врать тебе и себе.

— Анютка, я не могу… я не хочу мучать тебя, малышка. Не хочу. Ты ведь знаешь, что я должен жениться.

— Мы что-нибудь придумаем, Марк, — шепчет в трубку, всхлипывая. — Придумаем, я тебе обещаю. Где ты, Марк? Я целый день тебе пытаюсь дозвониться. Мы вчера не закончили наш разговор.

— Я в Мюнхене, Анюта. Со своей невестой, — кусаю кулак до крови, вслушиваясь в тихие всхлипы Ани. — Малыш, прости меня. Прости за всё. За те слова на пляже, за мою ревность, на которую я не имею право, за то, что оказался слабаком, неспособным решить проблемы. За всё прости, — нарушаю тишину.

— Хрена с два, Марк! Не прощу я тебя!

— Не простишь… — глухо вторю ей я.

— Не прощу до тех пор, пока у нас с тобой не родится сын. Такой же упрямый баран, как ты. Такой же обаятельный до одури. И любимый, — я не верю в то, что слышу. — Ты мой, Марк Котов! Только мой! И хрена с два я тебя кому-то отдам!

Сбрасывает вызов. Смеюсь тихо, чувствуя распирающее грудину счастье. Заполняющее меня до самых краёв. До макушки. Твой, Анютка. С потрохами. Душой и телом. Только твой. Дурак. Кретин безмозглый. Но твой.

— Не поделишься со мной, Марк, с кем ты разговаривал только что? — ехидный голос Милены заставляет вскинуть брови.

Такие интонации я слышу впервые. Оборачиваюсь и вижу, как девушка, скрестив руки на груди и притоптывая ногой, смотрит на меня с напускным негодованием. Вот только глаза выдают веселье. Клянусь, я вижу в глазах девчонки не страх и пустоту, а смешинки. Икрящееся веселье. Впервые.

— Как ты смотришь на то, чтобы обсудить это за бокалом вина? — предлагаю я, доставая из пакета бутылку.

Глава 30

— Так кто это был? — девушка сидит на кровати, поджав под себя ноги и с интересом взирая на меня.

— Аня. Девушка, которую я люблю, — не стал ходить вокруг да около.

— Вопросов больше нет, — улыбается широко.

— Есть. У меня есть вопрос. Что нам с тобой делать со свадьбой, Милена? Дед от меня так просто не отстанет. По какой-то причине ему просто необходимо, чтобы мы женились. Полагаю, что и твоим родственникам это тоже выгодно.

— Я тут бессильна, Марк. Я марионетка в чужих руках. В руках своего отчима. Что он мне скажет делать, то я и делаю. С тринадцати лет. Знаешь? — девушка немного опьянела, судя по её блестящим глазам, и стала разговорчивее. — Меня тщательно готовили к тому, что после восемнадцати я выйду замуж. Отчим контролировал и продолжает контролировать каждый мой шаг. Где я гуляю, с кем нахожусь, что ела и сколько раз чихнула. Запрещал встречаться. А всех тех парней, кто проявлял хоть малейший интерес в мою сторону, я больше никогда не видела. Они исчезали из поля моего зрения. Надеюсь, что они все живы, — нервный смешок. — Мой папа умер, когда мне было всего десять. Он был майором полиции.

Они были друзьями со старшей школы — мама, папа и мой отчим. Оба были влюблен в мою маму ещё со школьных лет. Но она выбрала моего отца. Оболтуса и шалопая Мишку, а не отличника Олега, который задаривал её подарками. Казалось, что он смирился с тем, что мама любит моего отца. Продолжил общаться, как ни в чём не бывало. Каждые выходные приходил к нам в гости.

После гибели моего отца на задании, мама нашла утешение в объятиях его друга. Помню, он каждый день приходил, приносил подарки, цветы, успокаивал, сочувствовал. Через два года мама согласилась стать его женой. Свадьба, медовый месяц и два года семейной жизни. А потом выяснилось, что у него любовница на стороне. И не одна. Мама тогда закатила скандал, требовала развод, кричала что-то про то, что расскажет миру о том, чем на самом деле занимается прокурор города. А на следующий день мама села в машину и подорвалась. Машину взорвали. Стоило завести её и всё. Нет больше мамы, — улыбается, а по щекам струятся слёзы. — Посадили какого-то мужика, который когда-то точил зуб на моего отчима за несправедливо вынесенный приговор. Нашли его отпечатки на месте преступления, а дома следы взрывчатки, идентичной той, что обнаружили на месте преступления. Но я знаю, что это сделал этот урод. Знаю, что он убил маму, чтобы она не рассказала, что он торгует наркотиками и промышляет оружием. И женщинами. Поставляет девушек в сексуальное рабство больным ублюдкам. А так сыграл убитым горем вдовца. Хорошо играл. Больше года траур носил и скорбное выражение лица. Он взял надо мной опеку.

И начался настоящий ад. Я проживала каждый день по расписанию. По минутам. С утра учёба, спасибо, что в обычной школе, а не на домашнем обучении. Потом изнурительные тренировки в спортзале. Товар должен иметь красивую оболочку. Не только милую мордашку, но и фигурку, — циничная улыбка. — Мне высчитывали каждую калорию. Каждый грамм еды. А если я позволяла съесть что-то лишнее, купить шоколадку после школы, этот больной ублюдок избивал меня. Ремнём. Кожаным. С тяжёлой пряжкой. Чтобы синяки долго не сходили. Чтобы я сидеть нормально от боли не могла. Чтобы помнила, что провинилась. И так за каждую провинность, за всё, что я делала наперекор. Мало позанималась — лупил. Пробежала меньше на километр — сломал руку. И все видели это. Вся прислуга. Весь персонал. И все молчали. Опускали глаза, но молчали. Ведь деньги решают всё. Постоянно водил к гинекологу, чтобы не дай Бог я не лишилась девственности раньше времени. Он планировал продать меня своему постоянному клиенту. Наркобарону, который до безумия обожал девственниц. Которому мой отчим постоянно поставлял молоденьких девушек и которых потом находили мёртвыми. От передозировки. Но тот мудак к счастью сдох. Пристрелили его. Отец одной девушки не поверил, что его дочь умерла от передозировки наркотиками. Начал копать. Искать того, кто убил его дочь. И нашёл этот притон. Вышел на этого старого извращенца. И на моего отчима. Но ему никто не поверил. Кто поверит сантехнику с завода, убитого горем после смерти единственной дочери? Прокурор города ведь святой! Деньги в детдом переводит. Приют для бездомных построил. Как можно поверить в то, что такой святой человек занимается торговлей людьми.

Решив, что ничего не дождётся от полиции, отец убитой девушки решил вершить закон сам. Его убили при задержании. И все доказательства ушли в могилу вместе с ним. Отчим тогда очень бесился. Потерял такого клиента. Чуть не прокололся.

А потом пришёл довольный. Рожа сияет. Нашёл мне жениха. Думала, что очередной старый извращенец, а оказалось, что тебя, — Милена хватает бутылку и делает глоток прямо из горла. — Мне было плевать. Я уже смирилась с тем, что стану игрушкой в чужих руках. Мне шестнадцать всего было тогда. А я уже понимала, что не смогу выбраться из этого дерьма. Слишком много связей у него. Слишком многие готовы лизать ему жопу, чтобы не оказаться в какой-нибудь канаве, — замолкает на пару минут, делая пару глотков вина. — В день своего совершеннолетия он решил закатить праздник. Такой, чтобы все видели как он "любит", — в воздухе показывает кавычки, — свою падчерицу. А я сбежала в разгар праздника из ресторана, — усмехается. — Поехала в клуб, где лишилась девственности. Я впервые почувствовала себя любимой с момента, как погибла мама. Любимой. Необходимой. И сбежала. Боялась, что с НИМ что-то сделают. Потому что утонула в его глазах, растворилась в нём, влюбилась до безумия. С первого взгляда.