Невеста Моцарта (СИ) - Лабрус Елена

— Ладно, — легко согласился он. Его глаза восхищённо заблестели, совсем как у мальчишки. — Я был на задании с Моцартом. На настоящем задании, представляешь?

Я пожалела, что настояла. Опять чёртов Моцарт! Но не затыкать же парня теперь.

— Не представляю. Даже не представляю, что значит «задание».

— Это такая операция, в которой участвует много людей, — принялся он было объяснять общими словами, но потом махнул рукой. — Короче! У Моцарта был должник. Тот пытался его обмануть и сбежать. Но Моцарт предупредил, что с ним такое не прокатывает и дал три дня. И вот спустя три дня тот пришёл в кафе с чуваком, который должен был дать ему деньги. Но наши говорят, уговаривал как-то вяленько, без огонька. Мычал что-то неубедительное, хотя тот другой мужик даже деньги привёз. И знаешь, что сделал Моцарт? — буквально светился он от восторга

— Убил его? И съел? — мрачно пошутила я. Но Антон залился таким заразительным смехом, что я и сама невольно улыбнулась.

— Почти. Он пригласил в то же кафе его дочь. Когда тот увидел Моцарта с дочерью, вид у него был именно такой: мне хана!

— Бедная девочка, — вздохнула я, ничуть не разделяя восторгов Антона.

— Да нет же, как ты не понимаешь! Моцарт… он просто нереально крут. Вроде ходит в трениках, может и вилкой в зубах за столом поковыряться. Но Тоцкий чуть не обделался, когда увидел его рядом с дочерью.

И я хотела его перебить и крикнуть: да чего же в этом крутого?! Но осеклась на знакомой фамилии.

— Тоцкий? — переспросила я. — Ты сказал Тоцкий? И дочь тоже Тоцкого?

— Ну да! Блин, Мо, он мой кумир. До сих пор поверить не могу, что он меня взял к себе. Он классный чувак! Да ты не переживай! — посмотрел он на меня. — Никто не пострадал. Наши парни деньги забрали и уехали. А с дочерью он вообще не о делах отца, а о вас говорил.

— О нас?!

— Ну, да. Она и не знает ничего о делах отца. Мо нанял её организовать вашу свадьбу.

Переспросить «Нашу свадьбу?!» уже было бы глупо. Но это ведь не могло быть совпадением?

— А Тоцкий он кто?

— Бывший первый заместитель главы Госстройнадзора. Команда Тоцкого много лет вымогала взятки у строительных компаний. Выдавала разрешения на эксплуатацию объектов, построенных с нарушениями. А это и жилые дома, и офисные здания, и торговые центры, и аквапарки. И дело не столько в деньгах, которые они вымогали, а в том, что из-за их стяжательства могут пострадать люди. Построенные как попало здания угрожают и жизни, и здоровью людей, что будут в них жить, работать, делать покупки, отдыхать с детьми.

— А он просто забрал у него деньги и отпустил? — фыркнула я. — Тоже мне Робин Гуд!

Антон уверенно покачал головой.

— Нет, это не всё…

Но я не хотела больше ничего знать. Чем сильнее Антон им восхищался, тем больше я чувствовала себя недостойной. Ничтожной. Жалкой. Тупой куклой рядом с ним. Глупой маленькой девочкой, возомнившей себя невесть чем.

И тем хуже мне становилось. Он словно специально убеждал меня, что Моцарт хороший. Когда мне остро требовалось услышать, что он плохой.

— Прости, — осёкся Антон, увидев мои слёзы. — Не хотел тебя расстроить.

— Ничего, — качнула я головой. — Всё нормально. Дело не в Моцарте. То есть не только в нём.

— Говори, говори, — кивнул он.

— Понимаешь, ещё неделю назад я была счастливым человеком. У меня было всё. Дружная семья. Здоровая мама. Строгий, но справедливый папа. Лучшая в мире сестра. Любимый парень. Дом, в котором я жила с рождения. Подруги, с которыми можно было поболтать обо всём на свете. И вдруг ничего этого не стало. У отца крупные неприятности. Мама больна и ей нужна операция. Сестра несчастна в браке и ненавидит нас всех. Парень бросил. Подругам я вру. И живу я теперь в чужой квартире на правах худших, чем у собаки, — вытирала я руками слёзы.

Антон протянул мне бумажные салфетки. И я выдернула сразу две. Промокнула глаза.

— Нет, ты не подумай, что я жалуюсь. И у меня нет претензий к Сергею. Наверно, он один со мной честен и выполняет свои обещания, но…

— Выйти за него замуж — это не то, о чём ты мечтала?

— Нет, всё как раз наоборот. И сегодня… — закрыла я рукой глаза. В горле встал такой ком, что я не могла даже говорить, только плакала. Да и как ему сказать. Как объяснить, что я чувствую, если я и сама не понимаю. — Не знаю, можно ли тебе такое говорить.

— Боишься, что я проболтаюсь?

— Дело не в этом. Просто я… не могу обсуждать это с тобой.

Чёрт, он же парень. Парень! Но мне так надо выговориться!

— Я не болтливый, не бойся. Моцарт не берёт к себе тех, кто не умеет держать язык за зубами. Всё, что ты скажешь, умрёт вместе со мной.

— Он правда тебе нравится? — шмыгнула я носом.

— Честно? — выдернул он из коробки и подал он мне ещё две салфетки. — Я мечтаю быть похожим на него. Когда я узнал историю его жизни, про фонд помощи одарённым детям, тогда и понял, что хочу… — его голос дрогнул. Он неловко кашлянул. — В общем, попасть в его команду.

— Ты хотел сказать банду?

— Банда — это толпа малограмотных идиотов, способных только кулаками махать да из волын палить, а у него даже не организация — у него организм. Сложный высокоинтеллектуальный организм, что он создал. Где каждый на своём месте, каждый знает, что ему делать и всегда может проявить себя.

Меня слегка подташнивало то ли от быстрой езды, то ли от голода. А, может, от того, что этот чёртов Антон всё восхищался и восхищался Моцартом. Я искренне верила, что он именно такой или даже лучше. Но мне хотелось выйти.

— Далеко ещё до парка?

— Да, да, чёрт, ты же сказала, что мы едем в парк. Нет, я не забыл, просто отвлёкся. Но мы сейчас… — он думал, словно воспроизводя в уме карту. — Да, с это стороны подъехать даже будет лучше. Там пруд ближе.

— Может, воспользуешься навигатором? — предложила я, показывая на панель.

— Нет, мне не нужно в него всё время пялиться. У меня фотографическая память. Достаточно хотя бы раз посмотреть.

Он резко развернул машину. И только когда мы припарковались, и Антон помог мне выйти из машины, спросил:

— Так что случилось-то? — показал он рукой куда идти.

Вечернее освещение придавало почти безлюдному парку особое очарование. Нарядно блестели мощёные дорожки и крашеные деревянные лавочки. Деревья в свете фонарей казались скорее бурыми, чем зелёными, и невольно напоминали о близкой осени. А сами фонари на чугунных столбах выглядели как стражи, застывшие в почётном карауле.

— Сегодня я узнала, что отец меня продал, — я обошла один из столбов, задрав голову: ну точно солдат в шляпе армии конфедератов, и тяжело вздохнула, продолжив путь. — То есть я и раньше это знала. Но мне говорили, что у него не было выбора. А сегодня я узнала, что выбор был. Отец мог, нет, должен был отдать что-то другое. А он отдал меня.

— Сомневаюсь, — уверенно покачал он головой. — Думаю, это Моцарт не оставил ему выбора.

— Как раз наоборот. Моцарт сказал: я не особенная, — он этих слов снова защипало глаза, но я сдержалась. — Моцарт мог найти себе любую другую невесту. Но подвернулась я. И теперь у нас договор.

— В каком смысле договор? — остановился Антон.

— Я делаю то, что ему надо, — обернулась я. — Изображаю радость. Хожу с ним на разные приёмы, убеждаю всех, что у нас прямо любовь, мы пара. И скоро поженимся. А потом… потом он меня отпустит.

— Так это же хорошо, что он тебя отпустит? — смотрел он на меня с сомнением, явно не понимая, что именно я хотела сказать, а уж тем более что я чувствую. — И раз он так сказал…

— Конечно, выполнит своё обещание! — зло перебила я, но удивление на его лице словно приклеилось. — Вот только не говори, что ты не знал, что я с ним не по своей воле.

— Нет, нет, я знал, — шумно выдохнул он и снова пошёл за мной. — Ведь я был за рулём машины, что привезла тебя в его дом. Но я был с вами и на том вечере. И, прости, никогда бы не подумал, что у вас не по-настоящему, — моргал он, словно только что прозрел. — Правда, Жень. Он так зыркает, когда к тебе кто-то подходит. Я боялся в вертолёте, что, если к тебе нечаянно прикоснусь, он меня взглядом пришибёт. И всю вечеринку он глаз с тебя не спускал.