Это небо (ЛП) - Доутон Отем
Он выглядит невероятно.
— Доброе, — хриплю я. В тишине комнаты голос скрипит, напоминает визг тормозов или мнущееся железо.
Лэндон вздыхает и, можно сказать, смеется. Он царапает грубой щетиной мою обнаженную грудь.
— Будить тебя рано, но я сомневался… ты издавала этот звук…
— Какой звук?
Вместо ответа он целует ключицу.
Мне некогда смущаться того, какой звук я издавала, или ужасного запаха изо рта, или насколько во рту мерзко, потому что он проводит языком прямо под подбородком и я попадаю в сон — в прекрасный сон, где мы не можем друг от друга оторваться.
Запускаю пальцы в его волосы. Лэндон обдает горячим дыханием кожу, поднимается все выше, а руки опускает все ниже.
— Я видела тебя во сне, — шепчу я.
Он отодвигается, смотрит на меня с выгнутой бровью.
— Надеюсь, в хорошем?
Я со вздохом закрываю глаза, по-прежнему ничего не соображаю.
— В хорошем.
— Хорошо. — Он поднимает меня так, что мы соприкасаемся животами. — Ты превосходна, — шепчет Лэндон, грудь вздымается, он закрывает темные глаза. — Не думал…
— Это ты превосходен, — шепчу я в ответ.
Он заливается смехом, который мягко прокатывается по телу, и прячет лицо у меня на шее.
Сжимаю его бедрами и погружаю пальцы в волосы. Шелковистые прядки щекочут ладони, выскальзывают из промежутков между пальцами.
— У тебя замечательные волосы, — тихо говорю я.
Он фыркает, покусывает шею, левую руку опускает ниже.
— У тебя замечательная кожа.
— Глаза, — веселюсь я. Зародившийся внутри легкий трепет поднимается по торсу, напрягает мышцы живота, натягивает меня, как струну. — Руки тоже ничего.
Лэндон шарит взглядом по моему обнаженному телу. С одной стороны, хочется спрятаться под простыней. А с другой — хочется, чтобы он смотрел.
— Губы, — чуть ли не благоговейно произносит Лэндон. Он осторожно касается кончиком пальца линии между губами. — И подбородок. И шея. — Мучительно медленно он ведет пальцем по шее, по груди, разделяя меня на две половины. — Плечи, и грудь, и сердце. — Он с хитрой улыбкой останавливается. — То, как ты задерживаешь дыхание, когда нервничаешь.
Я на выдохе смеюсь.
— Ребра. Пупок. Родинка чуть выше бедра. — Он ее целует. — Ты вся прекрасна.
Покалывает все тело. Такое чувство, что во мне полно электричества, словно я молния, обращенная в плоть.
— Ты прекрасна, когда стоишь, задрав лицо к небу, когда сидишь в темноте на ступеньках, когда ты на пляже, на работе. Ты прекрасна везде, я не могу оторвать от тебя глаз. — Он смеется над собой. — Мне кажется или звучит жутковато?
Теперь мой черед смеяться.
— Не звучит.
Кончиком пальца он чертит прямую линию на животе. Двумя руками хватаю его за запястье, то ли пытаюсь остановить, то ли, наоборот, подстегнуть. Я вообще не понимаю, что делаю. Упираюсь пятками в матрас. Бедра в предвкушении дрожат.
Он это видит и нарочито медленно ухмыляется.
— Пожалуйста, — скулю я.
Лэндон наклоняется к груди. Издевательски кружит языком.
— Пожалуйста, — повторяю я.
На этот раз он вбирает сосок в рот, притягивает меня к себе, возбуждает, сводит с ума.
Сил терпеть больше нет.
Запрокидываю голову. Закрываю глаза.
Комната исчезает.
Исчезает.
Исчезла.
— Сейчас, — говорит он между порывистыми вздохами. — Ты прекрасна сейчас.
Я что-то лопочу. Я не что иное, как форма этого волнительного момента. Я не что иное, как его губы, растягивающиеся и сокращающиеся мышцы, воздух, бурлящая в нас кровь.
А когда он прикасается ко мне, небо и земля меняются местами.
Лэндон
— Только не пугайся.
Сейчас начало одиннадцатого утра. Я уже давно должен быть на пляже, но уходить неохота. Сегодня из кровати меня вытащит либо стихийное бедствие, либо полноценный военный удар.
Джемма прижимается ко мне теплым животом. Невероятно эротично. Думаю о том, насколько приятно до нее дотрагиваться, насколько мне нравятся взъерошенные волосы, завитками спадающие на плечи и лоб. До чего же она милая и всклокоченная. Насмотреться на нее не могу. Большим пальцем нажимаю на место в ложбинке между грудями, где видно выступающую косточку.
Впервые, наверное, за целую вечность мне кажется, что я на своем месте.
— Не испугаюсь, — растерянно отвечаю я. — Испугаюсь, только если ты скажешь, что разговор о музыке был брехней и на самом деле ты любишь «Никельбэк».
Она улыбается, облегчение меняет лицо.
— «Никельбэк» здесь ни при чем.
Посмеиваясь, я веду пальцем по ее спине, убираю длинные каштановые волосы с глаз.
— Так из-за чего мне не пугаться?
Она прячет лицо в сгибе моего локтя. Глухим голосом говорит:
— Ну…
— Что «ну»?
Джемма вскидывает глаза. Моргает черными ресницами.
— Знай, что я не питаю иллюзий. Я знаю, что происходит.
— А что происходит?
Провожу пальцем по ее нижней губе, воспоминания о прошлой ночи и о том, что случилось чуть раньше, вызывают вздох.
— Знай, что я все понимаю. Это просто секс. Я ничего от тебя не жду. Мы ничего друг другу не должны.
— Не должны, да?
Воспоминания рассыпаются и сгорают, будто в них влетела ракета класса «земля – воздух».
Джемма напрягает плечи. Она сглатывает.
— Никаких обязательств. Никаких сожалений.
— Похоже на название альбома.
Я откатываюсь и беру боксеры. Джемме ни к чему видеть мое лицо. До меня дошло, о чем она говорит, только вот понятия не имею, как к этому относиться, и сомневаюсь, что на лице ничего не отразится.
— Может, такое название уже есть.
— Я не хотела тебя расстраивать, — смущенно продолжает она, касается моей поясницы, и по телу пробегает дрожь.
Без понятия, почему я опешил. По сути, вчера она сказала то же самое, но, наверное, я думал… черт… я думал, после всего, что между нами было, она передумает.
Дурацкая мысль.
— Ты понимаешь, о чем я? Серьезные отношения мне сейчас не нужны.
Я поворачиваю голову.
— Джемма, я отлично понимаю, о чем ты. Поверь, все нормально. В ближайшем будущем мне не нужна помешанная девица, которая достает меня с датой свадьбы, — заверяю я. — Все хорошо.
— Ладно, хорошо.
— Хорошо.
— Тогда почему мне кажется, что я сделала что-то не так? Я не… — она вздыхает, — я хотела убедиться, что мы на одной волне.
— Мы на одной волне. — Я натягиваю боксеры. — Ничего серьезного. Усек.
— От вчерашних слов я не отказываюсь. Ты очень мне нравишься, Лэндон, но нам следует быть осторожными, иначе перегнем палку. Дело не…
Я ее перебиваю, потому что после прошлой ночи, после того, что я чувствовал меньше минуты назад, не хочу слушать речь на тему «дело не в тебе, дело во мне»:
— Джемма, ты не обязана ничего объяснять. Как есть, так есть.
Разминаю шею, спину покалывает.
Несколько минут назад я подумывал попросить ее остаться на весь день, на ночь, на неделю. Подумывал рассказать то, что я не рассказываю никому. Вместо этого мы обсуждаем секс без обязательств. Офигенно.
— Рад, что ты первая об этом заговорила.
Она садится, натягивает простыню на голую грудь.
— Я пытаюсь оправиться от разбитого сердца.
— Я пытаюсь оправиться от разбитой жизни, — мрачно смеюсь я.
— В смысле «от разбитой жизни»? — хмурится она. — Мне так не кажется.
— Я не все тебе рассказал, — отвожу я глаза.
— Например?
Переведя дыхание, я бросаю на нее свирепый взгляд.
— Ты правда хочешь знать? Ты только что сказала, что не хочешь обязательств, а я ответил, что меня устраивает.
Черт, мне не нравится то, насколько резко звучат слова. Опять я ей грублю, потому что не могу взять себя в руки.
— Прости, — качаю я головой. — Понятия не имею, что со мной.
— Нет, ты прав. — Джемма жует нижнюю губу. — Лэндон… — она запрокидывает голову и шумно вздыхает, — моя жизнь, мягко выражаясь, разбилась. Такое ощущение, что я потерялась в море. — Она грустно пожимает плечами. — Пусть хоть где-то будет легко и просто.