Стелла Бэгуэлл - Младшая дочь короля
Маркус молчал. Доминик повернулась к нему лицом: глаза ее бросали вызов — пусть попробует отрицать правду!
— Вы ведь меня не любите, Маркус. А значит, брак с вами станет моей второй ошибкой.
Маркус выругался сквозь зубы. Почему, черт возьми, она способна думать только о любви? При чем тут любовь? В таком серьезном деле надо полагаться на здравый смысл, а она...
Да и сам он не лучше!
— Доминик, взгляните на меня хорошенько. Перед вами живое доказательство того, что любовь не длится долго. Сказать по правде, чем дольше я об этом думаю, тем больше сомневаюсь, что это чувство вообще существует. Любовь — самообман, помрачение рассудка, она приходит внезапно и рассеивается, как утренний туман. Нельзя строить свою судьбу, повинуясь эмоциям!
— Все это оттого, что Лиза обманула ваши надежды, — тихо и печально проговорила Доминик. — Крушение брака сделало вас циничным. Но я не позволила Брайсу искалечить мою душу так, как Лиза искалечила вашу. И я верю, что рано или поздно встречу человека, который полюбит меня — такую как есть, просто потому, что я — это я.
— И это для вас важнее, чем дать ребенку имя? Дать ему отца? — в гневе воскликнул Маркус.
Беспомощно покачав головой, Доминик отошла к балюстраде и, положив руки на широкую каменную ограду, подняла глаза к небесам. Небо темнело, тучи громоздились в зловещие темные башни, и между ними уже блистали огненные зубцы молний. Приближалась гроза.
— Доминик, вы мне не ответили.
Она обернулась — Маркус стоял вплотную, и на лице его застыло суровое нетерпение, знак приближающейся бури.
— Маркус, оба мы знаем, что вы делаете мне предложение из чувства чести и долга. Долга по отношению к отцу и семье Стэнбери. Всем нам сейчас приходится очень нелегко, и вы полны решимости уберечь королевскую семью от нового скандала. Но желание спастись от скандала — не причина выходить замуж.
Он коротко, желчно рассмеялся.
— Если бы все браки заключались из чувства чести и долга, разводов было бы куда меньше!
Сжав губы, Доминик решительно покачала головой:
— Мне отвратительна сама мысль, что мой муж живет со мной из чувства долга! Никогда не слышала более холодного, бездушного предложения!
Странно, подумалось Маркусу. Сам он вовсе не ощущает себя бездушным. Или, коль уж на то пошло, холодным. Как всегда при приближении к Доминик, по венам его вместо крови разливается жидкий огонь.
— Вы так думаете? А по-моему, мое предложение разумно и практично!
Порыв ледяного ветра растрепал волосы Доминик, но не от ветра, а от слов Маркуса холод пробрал ее до костей.
— Что же мне сказать, чтобы вас убедить? Поймите, если мы поженимся только ради блага ребенка, то совершим огромную ошибку. Оба мы будем несчастны и в конце концов возненавидим друг друга. И ребенок в таких условиях тоже счастливым не вырастет. — Сглотнув комок в горле, она подняла на Маркуса умоляющие глаза. — Для своего ребенка я хочу большего. И для себя тоже. Если вы считаете, что это эгоистично, — хорошо, пусть так.
Скрестив руки на груди, Маркус устремил взгляд на грозовые тучи.
— Быть может, ваше нежелание выходить за меня замуж связано не с любовью, — проговорил он наконец.
— А с чем же еще? — выпалила она.
Он обжег ее яростным взглядом.
— Ни одна женщина в здравом уме, попав в такое положение, не стала бы разглагольствовать о любви! Чем больше я думаю об этом, тем лучше понимаю, что вам претит мысль выйти замуж за простого смертного, тем более за неудачника, от которого сбежала прежняя жена!
Доминик потрясенно ахнула. Как он смеет обвинять ее в такой низости? Неужели не понимает, как высоко она его ценит?
— Маркус, что вы такое говорите! Вот не думала, что вы так мало меня знаете! Неужели вам не ясно, что «принцесса Эдембургская» — это не я, а лишь малая часть меня, что этот титул для меня ничего не значит?
Губы его скривились в язвительной усмешке.
— В день, когда мы с вами пили кофе в таверне «У Шонси», я сказал, что не достоин быть вашим мужем, а вы принялись со мной спорить. Но теперь я думаю — может быть, вы просто хотели мне польстить? А когда дошло до дела, поняли, что лучше быть матерью-одиночкой, чем унижать себя браком со мной?
Доминик пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться — такой яростью наполнили ее его обвинения.
— Маркус, пожалуйста, уходите, — ледяным тоном потребовала она. — И буду очень благодарна, если вы и в дальнейшем избавите меня от своего присутствия!
По балюстраде застучали первые ледяные капли дождя — но им не дано было потушить огонь в глазах Маркуса.
— С радостью, Доминик. Не собираюсь навязывать свою помощь женщине, которой, как видно, никакая помощь не нужна. У вас на все есть ответы — прекрасно, справляйтесь со своими проблемами сами!
С этими словами он повернулся и исчез, громко хлопнув дверью, а Доминик осталась на балконе, не замечая дождя, тщетно пытаясь привести в порядок разгоряченные чувства.
Что же она натворила? Сама, собственными руками погубила свое счастье? Или спаслась от страшной сердечной боли, еще худшей, чем та, что терзает ее сейчас?
Два дня спустя Маркус сидел у себя в кабинете, стараясь сосредоточиться на национальном военном бюджете, когда секретарь доложил, что его желает видеть принц Николас.
Перерыв в занятиях был Маркусу только на руку: он все равно не мог запомнить ни одной цифры из документов. И благодарить за это следовало Доминик. Со дня той ссоры на балконе не было часа — да что там, минуты! — когда бы он не вспоминал о ней.
Он стыдился того, что ей наговорил, но извиниться за свои слова не мог. Во-первых, Доминик ясно дала понять, что не хочет его видеть. * Во-вторых, в главном Маркус был прав — для любви в его жизни места не было. Любовь опасная штука, она грозит болью и отчаянием. Странно, что по своему американскому опыту Доминик этого не поняла.
Едва Маркус отложил папку с документами на край стола, как послышался легкий стук в дверь, и в проеме показался Николас. Лицо молодого человека было мрачно: должно быть, у правителя дела шли не лучше, чем у первого советника.
— Простите, что прерываю вас, Маркус, — заговорил он, устраиваясь в кресле с подлокотниками напротив письменного стола. — Возможно, удобнее было бы переговорить с вами по телефону, но, честно сказать, телефонов я больше видеть не могу.
С тех пор, как новость об убийстве Герберта просочилась в прессу, дворцовые телефоны разрывались от звонков. Многие граждане хотели поговорить с Николасом, и для Маркуса не было секретом, что некоторые прямо обвиняли принца в отцеубийстве.
