Лиза Фитц - И обретешь крылья...

«Почему изменяют идеалам, которые потом, нереализованные, канут в небытие? Откуда эта вечная невротично-инстинктивная погоня за деньгами?

Почему отрекаются и становятся предателями самих себя?»

Я очень желчно выставила себя в этой программе — как типичную фигуру нашего богатого и счастливого времени, этакую сатирикессу, наряженную в норковую шубку и платье для коктейля, что, несомненно, имело некоторые параллели с действительностью.

«Когда в вечерних сумерках я прогуливаюсь верхом вдоль северной границы своей усадьбы, — говорилось в моем тексте, — мне в голову часто приходят такие мысли: «Боже мой, сколько на белом свете людей, которым едва удается сводить концы с концами, особенно в странах третьего мира!» — после чего я иду в солярий. И забываю обо всем этом!.. Не поступайте же и вы так! Из сидящих здесь наверняка многие тратят на лечение от ожирения денег гораздо больше, чем на хлеб для неимущих».

Мы нормальны настолько, что это становится похожим на безумие. «Как же мы можем изменить общество, внутри которого сами сидим, как клещи?» Программа была полна социальной злости и самоироничного сарказма.

Позже критики писали об этом:

«Лена Лустиг сняла с жизни покровы и показала нам, что лежит под ними. В своем представлении она ярко обрисовала прекрасный, новый, светлый мир. Мир с обертки пачки маргарина, с его солнечным летним утром и радостно улыбающимся семейством за завтраком — кричаще счастливыми, белокурыми людьми, — наводит на мысль о фарсе в нашем реальном мире, где в наших, реальных семьях агрессия уже притаилась за спинами завтракающих домочадцев. Мы подменяем реальность видимостью и не любим, когда эту видимость у нас отнимают. В нашем благосостоятельном обществе Л.Л. отправляется на поиски своего истинного «Я», обнаруживает смерть в каждом углу этого мира полуистин и не стесняется изображать это резко и достоверно.

Драму людей, борющихся за счастье, Лустиг описывает такой фразой: «Мы больше уже не люди, мы потребители — потребители своей собственной сущности!». Эта черная сатира выглядит не как морализаторство, а как глоток свежего воздуха в спертой атмосфере всеобщей сытости. В этом отношении вечер Лены был духовной отдушиной. Такие нынче редки, они требуют для своего существования полной свободы и заслуживают внимания!»

Были маленькие городки, в которых я с этой своей программой была настоящим первопроходцем. Иногда слушатели сидели с открытыми ртами и начинали смеяться только из-за смутного ощущения, что только что было сказано что-то смешное. Всего значения услышанного они часто не понимали — многие сатирические построения автора принимались за чистую монету. Простой обыватель настолько же далек от сатиры, как крестьянин от бессмертных произведений Гете.

Примерно так дело обстояло и с Симоном.

Позднее он мне признался — уже пять лет спустя, — что в самом начале нашего знакомства он потому так мало разговаривал, что не понимал больше половины того, о чем я ему говорила.

А я была одержима жаждой просвещения. Я хотела просвещать свою публику, я хотела просвещать Симона. Я хотела, чтобы он тренировал свои мыслительные способности, как он тренирует свое тело. Я считала, что он должен дорасти до того, чем он собственно был — или должен был быть, — человеком с высоким духом, чувствительным ко всему человеческому.

Я заставляла его читать, хотела, чтобы он ходил со мной в театр, на хорошие фильмы, чтобы он в спорах тренировал свое мышление, а не оставался среди инертной толпы обывателей, патологически неспособных к умственной деятельности.

Мне кажется, Торак, я была первой женщиной из всех, которых я знала — кроме моей матери, — подверженной комплексу доктора Хиггинса.

Мне сейчас пришел на ум Сэпп Трост, сильнейший поэт, гениальный человек. Мы вместе снимались в трехсерийном фильме для телевидения о возникновении социал-демократии в Баварии, он играл главную роль, а я его жену. Мы тогда были в довольно-таки близких отношениях, по крайней мере, спали вместе.

Он был влюблен, но когда я однажды лукаво спросила его, не хочет ли он в таком случае на мне жениться, он сказал:

— Ах, Лена, для женитьбы мы оба все же недостаточно смешны!

Я разозлилась. Жениться можно и по мещанским соображениям, или потому что крыша едет. Все возможно.

А тогда для меня это слишком много — те восемьдесят километров, которые я проезжала, чтобы встретиться с ним, о чем я и сообщила.

А он сказал:

— Да, если восемьдесят километров — серьезное основание для того, чтобы перестать поддерживать дружеские отношения, то тут уж ничего не поделаешь.

Я тогда подумала про себя: «Верно». И как-то перед ним тогда оправдалась. Мы не особенно крепко держались друг за дружку и вскоре расстались.

Позднее, когда мы вместе, с одной программой, ездили в турне и я только что вышла за Янни, он, имея в виду мое решение выйти замуж, сказал своей подруге — мы сидели в машине перед театром — обо мне и Янни, которого он знал лишь мельком:

— Забавно, у Лены проявился интерес к дрессировке!

В ответ на это я со своего заднего сиденья угостила его увесистым подзатыльником и довольно-таки раздраженно заявила, что если это «заболевание» и существует в природе, то он страдает им в первую очередь, а что касается моего музыканта-мужа, то:

— У него есть такие человеческие качества, которых тебе не достичь и за сто лет!

Мы тогда еще дня два дулись друг на друга, и каждый считал другого неправым.

Итак, комплекс доктора Хиггинса все-таки возможен?

А Симон — это цветочница Элиза, которую я хочу приобщить к светской жизни. Откуда постоянно возникает эта дурацкая ситуация?

Синдром «гадкого утенка». Спасительница Лустиг в действии! Может быть, я хотела быть принцессой на белом коне, которая некоего замарашку превращает в принца? Лена, ты ведь переворачиваешь все традиции, это дорого тебе обойдется, любовь моя!

Янни по части духовной силы обогнал меня на десять лет, притом что на три года был моложе, Симон же вышел из всем известной, уважаемой семьи.

И все-таки в некоторых отношениях я их превосходила. У Янни не было места в истеблишменте, у Симона — речевых и мыслительных способностей. А я в каждом случае предоставляла недостающее. И оба они стремились ко мне и хотели быть со мною, чего бы это ни стоило.

Дело прошлое, но надо сказать, что у Янни очень все удачно получилось с этим его стремительным рывком в супружество!

Я откинулась в удобное кресло с подголовником и принялась вспоминать то время, когда я встретила Янни.