Белва Плейн - Шепот
Подумав, что глупо сидеть в машине целый час, она позвонила. Дверь открыла женщина в ярком платье из набивного шелка – то ли жена доктора, то ли его мать, понять было трудно. Нет, доктора еще нет дома, однако Линн может войти в дом и подождать.
Ожидание казалось очень-очень долгим. Теперь, когда она предприняла этот серьезный шаг, теперь, когда она действительно здесь, беспокойная поспешность овладела ею. Хорошо бы мне покончить с этим делом, молила она. Поскольку минуты тянулись очень медленно, страх, таившийся под ложечкой, начал расти. У нее пересохло во рту, и она слышала, как громко бьется ее сердце. И она пыталась подавить этот страх, убеждая себя: это похоже на ожидание очереди к зубному врачу, только и всего.
Но этот офис был слишком маленьким. Здесь не было других пациентов, с которыми можно было бы поговорить или даже за которыми можно было бы понаблюдать.
Сердце ее забилось сильнее. Она пересекла маленькую комнату, взяла пару журналов, но не смогла читать. Она ничего не воспринимала, ни летние моды, ни экономическое развитие Восточной Европы. Ничего. Она встала, чтобы посмотреть картины на стене – хорошо написанные портреты и пейзажи.
Что она скажет этому незнакомому человеку? Как начнет? Возможно, он спросит, почему она пришла к нему. Как тогда она это объяснит? Она снова и снова составляла фразы, с которых начнет свой рассказ. Ну, в субботнюю ночь произошла ужасная сцена. Были сказаны грубые, горькие слова, мне даже не могло присниться, что я смогу услышать подобные слова в нашем доме, где мы любили… любили друг друга. Но, с другой стороны, разве все дети иногда не говорят, что они ненавидят своих родителей? А потому это ничего не означает, правда? Правда? Но Эмили сказала, что Роберт… что Роберт…
Рослый, крепкий средних лет мужчина появился во внутренней двери. Они подходили друг к другу, он и женщина в ярком платье, поэтому она, должно быть, его жена, подумала Линн и в тот же самый момент осознала, что у нее путаются мысли.
– Заходите, пожалуйста, миссис Фергюсон.
Когда она поднялась, стены закружились и она должна была схватиться за спинку стула.
– Я внезапно почувствовала себя плохо, доктор. – Она говорила отрывисто. – Может быть, это грипп или что-то еще. Не знаю. У меня кружится голова. Это только что произошло со мной. Если вы меня извините, я приду в следующий раз. Я заплачу за этот визит. Я сожалею, – пробормотала она.
Глаза мужчины, увеличенные толстыми стеклами, серьезно рассматривали ее. И она внезапно вспомнила о своих синяках, некрасивых пятнах, на которых еще не образовались корки.
– Со мной произошел… вы можете видеть… произошел небольшой несчастный случай. Я упала. У нас колючая изгородь, очень красивая, но эти колючки как иголки…
– Ох? Несчастный случай? – Он остановился. – Хорошо, вы не должны водить машину, когда у вас головокружение. Пожалуйста, проходите и отдохните в удобном кресле, пока вы не почувствуете себя лучше.
Понимая, что она должна подчиниться, она села в большое кожаное кресло, откинула голову назад и закрыла глаза. Она могла слышать, как на столе шелестят бумаги, открывается и закрывается ящик стола и в ее ушах стучит кровь.
Через некоторое время приятный голос побудил ее открыть глаза.
– Вы можете не говорить, если не желаете.
– По-видимому, глупо сидеть здесь и молчать. Действительно, я думаю, я должна уйти, – повторила она, будто просила разрешения.
– Если желаете, то пожалуйста. Однако не думаю, что вы пришли сюда по поводу гриппа.
– Головокружение наконец прошло, так что, может быть, и нет гриппа.
– Мне интересно было бы узнать, зачем вы все-таки пришли ко мне. Это-то вы можете мне рассказать?
– Странно. Я представляла себе, что вы будете меня спрашивать об этом.
– А вы представляли себе, каким будет ваш ответ?
– Джози… Джози Леман сказала, что я должна посоветоваться. – Она вытерла свои вспотевшие ладони носовым платком. – Мы, я имела в виду с моим мужем, иногда, по-видимому, не можем справиться с нашими детьми, я имею в виду, мы не всегда действуем согласованно. У нас одна дочь – подросток и девочка одиннадцати лет, она очень чувствительна, слишком толстая, и мой муж хочет, чтобы она сбросила вес, и, разумеется, он прав, и, видите ли – ну в этот уик-энд, видите ли, у нас была, была размолвка, ссора, и Энни, младшая, сказала Роберту, что ненавидит его, и я просто не знаю, что делать.
«А Эмили сказала: «Это сделал с тобой папа». Я не могу, не могу сказать этого».
Глаза Линн затуманились слезами. Она быстро вытерла проклятые слезы унижения.
– Извините, – пробормотала она.
– Все в порядке. Почему не поплакать, если хочется?
– Итак, значит, вот что произошло, вы понимаете. Может быть, я преувеличиваю. Теперь, когда я слышу себя, я понимаю, что, вероятно, это так. Это один из моих недостатков. Я становлюсь слишком эмоциональной.
Прошло несколько минут молчания, пока приятный голос опять не обратился к ней.
– Вы ничего не рассказали мне о вашем муже.
– Ох, Роберт. Роберт – необычный человек. Не так часто встречаются люди, подобные ему, человек Ренессанса, можно сказать. Люди так говорят. У него так много талантов, все восхищаются им, его эрудицией и энергией, он делает очень много хорошего для общества и уделяет очень много времени детям, их образованию, так много времени…
«Я ненавижу его. Это сделал с тобой папа».
– Да? – спросил он, подбадривая ее.
– Я не знаю, что еще сказать. Я…
– Вы рассказали мне, что ваш муж делает для детей и общества, но не рассказали, что он делает для вас.
– Хорошо, он очень щедр, очень внимателен и… – Она замолчала. Это было невозможно; она была не в состоянии сказать это; она не должна была приходить сюда.
– Это все? Расскажите мне, например, бываете ли вы часто сердиты друг на друга.
– Ну, иногда Роберт бывает зол. Я думаю, что так случается с людьми, правда? И я в этом виновата…
Тошнота поднималась к горлу, и ей было холодно. В яркий солнечный полдень ее руки покрылись гусиной кожей. И она внезапно встала в панике, желая только убежать.
– Нет, сегодня я не могу сказать ничего больше. Нет, нет, сейчас у меня уже не кружится голова. Я могу ехать. Это просто головная боль, легкий приступ лихорадки. Мне все же почему-то нездоровится. Я знаю. Я приеду еще раз, – сказала она. – Уверена, что приеду. Я знаю, я должна приехать.
Ничего больше не спрашивая, врач встал и открыл дверь.
– Я приму вас еще раз, миссис Фергюсон. Я буду отсутствовать три недели. Когда я вернусь, если вы захотите прийти на прием, я буду рад поговорить с вами. А тем временем было бы хорошо, если бы вы сохранили ежедневные записи всего того, что вы все делаете вместе. Запишите все счастливые часы, а также несчастливые. Тогда мы поговорим. Если вы пожелаете, – повторил он. – Сделаете так?
