Мария Соареш - Земля любви, земля надежды. Расставания и встречи
Они провели несколько дней в Чивите, разбираясь с делами, оставленными Джулиано. Мартино, возвращаясь после утренней службы из церкви, удивился царящему в трактире оживлению. Луиджи зазывал всех прохожих:
— Бесплатно, сегодня у меня все бесплатно! — выкрикивал он. — Пейте вино за мое здоровье и желайте мне удачи! Отправляюсь в дальние края искать своих сыновей!
Люди с удивлением останавливались. Кое-кто заходил и выпивал стаканчик, желая проститься с добряком Луиджи, который остался на старости лет один и не захотел умирать в одиночестве. Но за первым стаканчиком следовал второй, и к вечеру вся Чивита была в подпитии, а винный погреб Луиджи пуст. Трактирщик устроил себе проводы, которые запомнились всем и надолго. Много лет спустя жители вспоминали, как уезжал к сыновьям Луиджи.
А по свежим следам все обсуждали, правильно или неправильно поступил Луиджи, оставив насиженное место и пустившись навстречу неизвестности. Каждый высказывал свое суждение, равнодушных не было.
— Поедем и мы к нашему сыну, — предложила Роза, накрыв скудный ужин.
— У меня нет сына, — привычно отозвался Дженаро.
— Грех тебе говорить так, — так же привычно отозвалась Роза. — Я так скучаю без Тони!
— После того как ушел мой последний ученик, — мрачно начал Дженаро, — я понял, что пора уезжать из Чивиты.
— Вот, оказывается, как, — покачала головой Роза. — А помнится, ты говорил, что умрешь в Чивите.
— Я не имел в виду, что умру тут от голода, — так же мрачно проговорил Дженаро, вставая из-за стола.
Роза пожала плечами, не она была виновата в том, что им нечего есть.
— Я бы уехала в Бразилию, — повторила она. У нее появилась надежда, что она все-таки уговорит мужа.
— Хочешь в Бразилию, поезжай одна, — заявил Дженаро. — Я тебе мешать не буду.
— И поеду, — с внезапной решимостью заявила Роза.
— Скатертью дорожка, — буркнул Дженаро и стал подниматься наверх в спальню.
А Роза с печалью смотрела ему вслед.
— Может быть, ты хочешь пожить в Чивите? — спросил Мартино Марию. — Мы могли бы пожить тут столько, сколько ты сочтешь нужным.
— Нет, нет, — торопливо отозвалась Мария, — я не хочу сидеть и вспоминать былое. Мне так это больно!
— Даже мне больно, — произнес Мартино, — но иногда нужно все оплакать, все выплакать, и тогда становится легче.
«Мне никогда не станет легче», — готова была уже сказать Мария, но не сказала.
— Поедем лучше домой, — попросила она. И от ее слов у Мартино потеплело на душе.
Глава 18
После разговора с Адолфо Винченцо ходил мрачнее тучи. Он не ждал, что его компаньон решится на такой шаг. Этот шаг он расценил как предательство. Все тяготы по обработке земли легли на семью Винченцо. Владение этой землей не принесло им пока никаких денег, и единственное, что грело Винченцо, было сознание: он — хозяин этой земли. Каждое утро, поднявшись спозаранку с постели, он оглядывал свой двор, представлял поля, и в душе у него поднималось ликованье. «Мое! — повторял он. — Мое достояние! Оно достанется моим детям и внукам!» Повторив эти слова как заклинание, он чувствовал, что у него прибывают силы и он готов дальше бороться с превратностями судьбы. Сообщение Адолфо в прямом смысле слова выбило у него почву из-под ног. Стоило ему представить свою будущую совладелицу — властную враждебную Франсиску Железную Руку, как его брала тоска и отчаяние.
— А может, и не стоит так горевать? — внезапно спросила Констанция мужа. — Может, имеет смысл и нам продать свою долю и поехать туда, где земля дешевле, и разводить не кофе, а бычков? Мясо все едят, а кофе сыт не будешь.
Именно об этом поговаривали уже все соседи победнее, и Констанции эти разговоры пришлись по душе.
— Я никогда не разводил бычков, — буркнул Винченцо. — Если я не получаю денег за то, что умею делать, то почему получу их за то, что не умею?
Марселло и Катэрина пришли в отчаяние по другой причине: отец сказал им, что если сделка состоится, то они больше никогда не пойдут в школу! Он не желал, чтобы его дети находились рядом с детьми этой мерзавки! Но мыслимо ли было бросать школу? Они оба хотели учиться дальше!
Катэрина и Марселло писали уже вполне прилично. Беатриса задавала им небольшие сочинения на разные темы, с тем чтобы они учились выражать свои мысли на бумаге, и оба неплохо справлялись с этим, радуя учительницу. Желание обрадовать Беатрису помогло в конце концов Марселло освоить письмо, и раз от разу ему становилось писать все легче.
Маурисиу и Беатриса, обсуждая результаты своего преподавания, находили, что Марселло и Катэрина — самые способные ученики. О более глубокой взаимной симпатии, которая связывала эти пары, они между собой не говорили.
Катэрина, чувствуя себя невольно виноватой в возникших неприятностях, решила отправиться к доне Франсиске и поговорить с ней. С ее стороны это было смелое решение, зная репутацию этой дамы. Но и у Катэрины был сильный характер.
Однако доны Франсиски она не застала, та уехала в город. Зато они встретились с Маурисиу.
— Я хотела поговорить о сделке, которую собралась заключить ваша мать с сеньором Адолфо. Ведь сейчас ни у кого нет денег. Может, она все-таки подумает еще раз, прежде чем вкладывать деньги, которых нет, в землю, которая ничего не приносит? — объяснила свой приход в их дом Катэрина.
Маурисиу смотрел во все глаза на Катэрину, он так давно мечтал остаться с этой девушкой наедине, сказать ей… Она была в таком отчаянии, так подавлена, угнетена. Сердце его зашлось от жалости к ней.
— Я люблю тебя, Катэрина, — произнес он, обнимая ее. Губы их слились в поцелуе, и они не сомневались, что навеки слились их сердца.
Катэрина вспыхнула, глаза, зажглись счастливым огнем, она потупилась, освободилась из объятий и убежала. Поцелуй Маурисиу горел у нее на губах. Отчаяние преобразилось в счастье, и никто не мог отнять у нее этого счастья.
Маурисиу исполнился решимости отговорить Франсиску от принятого решения. Оно разрушало жизнь целой семьи, было недобрым и несправедливым. Когда мать вернулась из города, он вошел в ее кабинет, чтобы поговорить с ней.
— Тебе не кажется, мамочка, что покупка земли сейчас несвоевременна? — начал сын. — Я уж не говорю о том, что вряд ли стоит иметь дело с человеком, который нанес твоему сыну оскорбление.
— Кажется, ты постоял за свою честь, — спокойно отозвалась мать, — и очень достойно. Об оскорблении нужно было бы печалиться тем людям, но им эти понятия чужды.
— Зачем нам столько земли, мама? Разве не довольно той, что есть? — продолжал спрашивать Маурисиу, вспоминая Катэрину и ее отчаяние. Ему так хотелось ей помочь.
