Диана Кади - Отвратительная истина

– Как ты можешь с ним общаться? Сидеть с этим женоненавистником за одним столом? – спросила Ольга.

– Ну что ты так взбесилась? Он очень остроумный и интересный. Да, чудак, но это скорее достоинство. Прекрати. Давай вернемся, – упрашивала Марта.

– Ты смеешься над шутками урода, который пользуется женщинами. Я тебя не узнаю. Ты смотришь своему Вадиму в рот. Ты что, не видишь, что ему наплевать на тебя? Ты превратилась в тряпку. В одну из тех, которых сама недавно презирала. Как, Марта? Как ему удалось переплавить тебе мозги?

– Полюбишь – поймешь, – ответила Марта и ушла, больше не пытаясь переубедить подругу. Ольга, качая головой, смотрела ей вслед. Еще раз взглянула в глаза похотливому писателю и, разозлившись из-за того, что осталась непонятой своей единственной подругой, уехала домой.

Глава 21

Вадим решил последовать совету Блудецкого и продолжать встречаться с Мартой. В этот особенно теплый осенний день она уговорила его устроить пикник в парке, и на некоторое время Вадим забыл о своих метаниях между двумя женщинами. Марта расстелила одеяло на траве под большим деревом. Вадим тут же присел, а Марта стала доставать из сумки разные вкусности, купленные в кулинарии рядом с домом. Затем разулась, сняла с себя спортивную кофту и разместилась рядом с Вадимом. В этот момент он обратил внимание на ее ноги. Точнее, на пальцы на ногах – кривые и загнутые внутрь, как у коршуна. Светлые волоски еще больше портили вид ног, и ситуацию не спасал даже дорогой педикюр. Ужаснувшись увиденному, Вадим отвел взгляд и старался не думать об этом. После того как Марта покорилась Келлеру, он стал замечать все ее недостатки, которых прежде не видел. Вадим лег в полный рост, подперев голову рукой. Марта взяла персик и принялась жадно его есть, и теперь Вадима раздражало то, с каким аппетитом она поглощала фрукт.

– А ты почему не ешь? – пробормотала Марта, вытирая лицо салфеткой.

– Как-то не хочется, – холодно ответил Вадим.

Марта улеглась рядом и, запустив руку под футболку любимого, стала медленно водить по его груди.

– Зря. Персики очень сочные. Еще есть мясной пирог.

Марта взяла кусок пирога и протянула Вадиму.

– Я не хочу.

– Ну съешь! Вкусно-вкусно. Хотя бы попробуй, – открыто улыбаясь, настаивала Марта.

– Я же сказал, что не хочу. Терпеть не могу, когда меня заставляют, – резко произнес он.

Несдержанность Вадима заставила Марту занервничать. Она не понимала, почему он так груб с ней. Но в мыслях тут же оправдала любимого, решив, что его отношение к ней не изменилось, а причина его холодности – всего лишь усталость. После долгой паузы Марта сказала:

– Милый, помнишь, мы говорили о благотворительности?

Вадим помнил все, о чем говорил с Мартой, но ему не понравилось слово «милый», которого из уст Марты он прежде не слышал. «Милый. Какой я милый? Нашла, как меня называть», – возмущался он про себя. Еще совсем недавно Марта была для него загадкой, сильной женщиной, не допускавшей ласковых слов в своей речи. А сейчас она обращалась к нему, используя примитивные нежности, от которых Вадима уже воротило. Где та Марта, вызывавшая восхищение? Уверенная в себе женщина, личность – не такая, как все? Вадим без конца задавал себе эти вопросы, и ему казалось странным, что в один миг Лера и Марта поменялись местами. Так же как и отношение Вадима к ним.

– Помню, – ответил он.

– Я решила начать с малого. Представляешь, мне захотелось помогать совершенно посторонним людям. Оля мне рассказывала про «героев нашего времени», которые помогают старушкам в супермаркете, когда те считают копейки, чтобы купить две картофелины: взяв их за руку, заполняют их корзинки продуктами. Мы с ней смеялись над этими благотворителями, которые потом пишут о своих подвигах в социальных сетях. Ведь если человек искренне помогает, он делает это молча и не выставляет на всеобщее обозрение. Ты согласен?

– Да. И что, ты решила искать таких бабушек и покупать им продукты? – скептически спросил Вадим.

– Я вчера попыталась помочь одной. Ты не поверишь: она сказала, что у нее есть деньги! Но самое забавное – как она на меня посмотрела, когда я предложила рассчитаться за ее покупки. Я думала, она съест меня своим злым взглядом. Даже осадок остался. А я хотела помочь! Это же надо… Наконец созрев для того, чтобы делать добро, попасть именно на гордую старушку!

Марта говорила обиженно, как говорят дети, которым родители не купили желанную игрушку. Вадима одновременно бесила и умиляла новая манера Марты выражать свои мысли. На мгновение он улыбнулся, поймав себя на мысли, что он поступил правильно, сделав то, что было нужно, а не то, что он хотел сделать. Потом остановил ее руку, скользившую по его груди, потому что эта еще одна новая особенность Марты – гладить его постоянно – ему надоела. Слишком приторной и навязчивой стала женщина, подчинившаяся женатому психологу.

Глава 22

Хотя довольно часто в последнее время Вадим находился в обществе Блудецкого, в его холостяцкой квартире Келлер был впервые. Воздух в доме писателя был пропитан ароматами благовоний. Кабинет Блудецкого, где он проводил больше всего времени, украшали глиняные и деревянные фигурки языческих богов. Они были повсюду. Вадим с интересом рассматривал статуэтки, а Блудецкий освобождал письменный стол от груды манускриптов, чтобы на нем хватило места для бутылки водки, бутербродов с сыром и прочей закуски, которую он нашел в холодильнике. Ему не терпелось выпить, а неожиданное согласие Келлера пропустить рюмку-другую так обрадовало Блудецкого, что он без сожаления избавлялся от рукописей, мешавших как можно скорее насладиться любимым алкогольным напитком. Вадим сделал большой глоток и поморщился: водка обожгла его горло. У него тут же пропало желание пить. Его организм уже не воспринимал алкоголь, и Вадим, в отличие от друга, не испытывал от него никакого удовольствия. Чтобы не обидеть Блудецкого, он подносил стакан к губам, делая вид, что пьет, тогда как писатель опустошал стаканы один за одним. Вскоре Блудецкий потерял способность мыслить здраво и уже не мог связать и двух слов. Единственный звук, который ему удавался легко, – это свист. Он подошел к Келлеру и, находясь от него на очень близком расстоянии, засунул по два пальца обеих рук в рот, после чего раздался такой безумно громкий свист, что у Вадима заложило уши. Причина неадекватного поведения друга была очевидна, но Келлер не знал, как себя после этого вести. Он с недоумением смотрел на Блудецкого, однако возразить выпившему Соловью-разбойнику не осмеливался. Писатель снова сделал попытку свистнуть, но на этот раз у него ничего не получилось. Он засмеялся и, пошатываясь, пошел в другую комнату. Только Вадиму, забрызганному слюной – пусть даже автора бестселлеров, – было уже не до шуток. Вытерев лицо руками, он пошел следом за Блудецким, чтобы высказать ему свое недовольство, но, увидев, как друг кружился в грациозном танце, лишь молча усмехнулся. Писатель встал на носочки, поднял руки вверх и с еще бóльшим энтузиазмом стал изображать танцовщицу. Келлер не стал отвлекать друга и тихо вышел, а лысая и усатая «балерина» продолжала парить в прекрасном танце, который носил такое же прекрасное название: белая горячка.