Кэтрин Куксон - Мотылек
3
В баре развернулась полемика по поводу того, кто же наградил Кэрри Брэдли ребенком. Как сказала Мери, все сходились на том, что это не Роберт. Ближе всех подошел к разгадке Джорджи Таггерт.
Однажды вечером, уже после того как трактир был закрыт, они сидели в задней комнате, и Билли Таггерт снова повторил, что Роберту следовало бы обратиться в Форшо-Парк, так как они до сих пор не могут найти работника. Да, там платят мало, согласился Билли, но нужно учесть, что там бесплатное питание и жилье.
Роберт понимал, что Билли совершенно прав, но не мог сказать, что дело не в деньгах, а в том, что он видел эту девочку. Торманский Мотылек — так звали ее в округе. Нельзя сказать, чтобы он боялся ее или чего-нибудь в том же духе. В сущности, она ему понравилась, но что-то его останавливало. Возможно, еще не прошло состояние слабости, головокружения после того, как доктор зашил ему рану, когда он видел, как она направляется к нему и говорит: «Как я рада, что ты вернулся». Когда он проснулся в тот раз, он испытал такое же чувство испуга, как и засыпая. Он сидел, вспоминая все это, и в этот момент Джорджи воскликнул:
— А я знаю. Я старался все время разобраться и теперь вспомнил. Па, ты помнишь Стефена Крейна, который работал у Додсуортов?
— Ну, помню. И что он?
— Так вот, помнишь, однажды вечером заспорили о религии и упомянули Джона Брэдли, и тогда кто-то сказал, что он держит свою дочь в ежовых рукавицах и глаз с нее не спускает?
— Да они всегда спорят о чем-нибудь, я не вникаю в подробности.
— Ну вот, а я вникаю. И ты должен помнить, как этот Крейн раскричался и начал брызгать пивом, а ты сказал: «Эй, там! Мне не нужно пиво обратно». Он тогда всю стойку облил. Помнишь?
— Ага, теперь вспомнил.
— И ты еще спросил его, чего он хохочет, и помнишь, что он ответил? Я запомнил, потому что я стоял рядом с тобой.
— Да нет, не помню. Сколько недель прошло.
— Он тогда сказал: «Вы будете смеяться, если я вам скажу».
— Ну и что все это значило? К чему ты клонишь? — спросил его отец, и Джорджи сказал:
— Так вот. Он смылся с месяц назад, может, чуть раньше. Забрал свои деньги и так же внезапно испарился, как вдруг появился у нас. В прошлом году он бродяжничал, и фермер Додсуорт взял его присматривать за свиньями, убирать конюшню и все такое. Работой не назовешь. А он был молодой, смазливый парень, помнишь?
— Да, теперь вспоминаю. И ты думаешь…
— Ну, а вы что думаете? — Джорджи переводил взгляд с одного на другого и остановился на Роберте.
Чуть подумав, Роберт медленно кивнул:
— Может быть, может быть.
— Спорю, — разгорячился Джорджи, — что это был он. Ведь, если не ошибаюсь, фермер Додсуорт что-то заказывал у вас в мастерской, верно?
— Да, заказывал, теперь припоминаю. И я помню этого малого и все такое. Да-да, вспоминаю. Вот же черт побери! — Роберт поднялся на ноги и добавил: — Прямо у них под носом.
— Ну, если так, тут дело сделано. — Миссис Таггерт тоже встала из-за стола. — Ничего тут не воротишь, во всяком случае, что касается ее. Ей придется жить в этом доме и растить там своего ребенка. Да поможет им обоим Господь, вот что я вам скажу. А ведь она была такая молодая и такая красавица. Бедная девчонка.
Посмотрев на миссис Таггерт, Роберт спросил:
— А вы, Мери, не упрекаете меня за то, что я не взял на себя все, или я неправ?
— Ну, что ты, мальчик! Я вовсе не это имела в виду. Только как не пожалеть девчонку, у которой будет внебрачный ребенок. Знаете, их не очень-то привечают, внебрачных. И жить с таким человеком, как ее папаша? Мальчик будет это или девочка, с первого же дня, как его отнимут от груди, ему не устанут напоминать, что он второго сорта. Могу себе представить.
Через несколько минут они разошлись спать, и Роберт пошел к себе в комнату. Голова у него была занята все теми же мыслями. Он не мог не думать о том, что в том, как вела себя миссис Таггерт, определенно чувствовалась какая-то осуждающая нотка. Она женщина, и, конечно, смотря на все это с женской точки зрения, она вполне могла думать, что он мог бы войти в положение Кэрри и не оставить ее.
Но он никогда не смог бы войти в положение Кэрри. Не смог бы он войти и в положение Нэнси Паркин или Полли Хинтон, окажись они в той же ситуации. Он не мог представить себя женатым просто по привязанности, а не по любви. Он, естественно, понимал, что может случиться так, что ему не будет суждено испытать любви, потому что для него любовь — это чувство, в котором он должен раствориться. Его чувства пока не подсказывали ему, какой должна быть та женщина и сможет ли он изо дня в день жить с ней бок о бок. Сможет ли он жить и работать для нее всю свою жизнь? Сможет ли захотеть смерти, если потеряет ее? Нет. До сей поры он не чувствовал ничего похожего и не был уверен, что может испытать эти чувства. Но какое это имеет значение? Что ему сейчас нужно, так это работа, потому что тех небольших денег, которые ему удалось скопить, надолго не хватит. Практически на них он продержится следующие недели три.
С такими мыслями он лег в постель. До двух часов ночи он не мог сомкнуть глаз, раздумывая об этом. Он не заснул до тех пор, пока не решил, что на следующее утро пойдет в Форшо-Парк.
Часть третья
В услужении
1
Подъездная дорога была длинной и петляющей; по мере приближения к дому она становилась все более запущенной. Он зашел в поместье со стороны северных ворот. Привратника там не было, сторожка пустовала уже много лет.
Ворота были закрыты, но не заперты. Это удивило его, он попробовал открыть их, подняв щеколду, но она не поддавалась, потому что глубоко входила в паз. Молоденькой девочке самой поднять ее будет не по силам, вот почему, вероятно, ворота оставили незапертыми.
Этой дорогой, по-видимому, пользовались домочадцы — видны были оставленные повозками глубокие колеи и следы подков.
Когда дорога внезапно повернула и разделилась надвое, он увидел с левой стороны перед собой большую конюшню, а с правой — дом.
Он подумал, что дом большой, но какой-то не впечатляющий, в округе он видел намного красивее. Он прошел в конюшенный двор и остановился там, осматриваясь вокруг. Не было видно ни одной живой души, не слышно было и лошадей. Они не держат собак?
К нему подошла кошка и принялась тереться о брючину, он погладил ее и тихо сказал:
— Хелло, мисс. Есть туг кто-нибудь?
Как бы в ответ из аллеи вышла молодая женщина. Она была полненькая, с таким же крупным лицом, ее накрахмаленный чепец на черных неопрятных волосах съехал набок. Подойдя к нему, она поинтересовалась:
