Ева Геллер - Потрясающий мужчина
Какой кропотливый труд требуется, чтобы убрать старую проводку под слой штукатурки! Каждый вечер мы с Бенедиктом сокрушались, что работа занимает вдвое больше времени, чем мы планировали в минуты пессимизма, и вчетверо дольше, чем надеялись, будучи оптимистами.
Все оказалось и гораздо дороже, чем мы рассчитывали. Бенедикт посчитал, что неудобно просить дядю Георга снабжать меня красками и другими необходимыми материалами по более низкой цене. Он не хотел напоминать коллегам, что его подруга — родственница шефа.
— Как новичок, я завишу от хорошего отношения коллег, — сказал Бенедикт, и еще: — Каждая фирма — рассадник зависти.
У Бенедикта тоже не все шло гладко. Ему было тяжело вникать в тонкости строительных проектов. И хотя он, конечно, прекрасно находил общий язык с сотрудниками, но получал от них меньше помощи, чем рассчитывал.
Детлеф Якоби, с которым Бенедикт чаще всего ходил обедать, был примерно его ровесником, молчаливым, но не скрытным парнем. Он, как и Бенедикт, жил со своей подругой. Правда, эта связь, похоже, состояла из одного затянувшегося кризиса: подруга Детлефа Таня думала больше о своей карьере в банке, чем о Детлефе.
Герхарда Крифта Бенедикт видел лишь по пятницам после обеда, когда тот приходил со стройки.
Коллеги постарше, господин Вельтье, с которым Бенедикт больше всего был связан по работе, стал главным предметом наших домашних пересудов. Анжела, с которой Бенедикт оставался на «вы» — в конце концов, она дочь хозяина, — по большому секрету выболтала ему, что сорокашестилетний господин Вельтье недавно влюбился в восемнадцатилетнюю девушку. Ее зовут Санди, и она заканчивает школу. Он, разумеется, женат, и его сыну столько же лет, сколько его юной пассии.
Бенедикт сказал: ему сразу показалось, что от господина Вельтье прямо-таки веет сексом. Еще Бенедикт узнал, что пару месяцев назад тот снял для своей Санди однокомнатную квартиру. И Санди, чьи родители, естественно, против связи своей дочери с почтенным отцом семейства, со скандалом оставила родной дом и вселилась в эту квартирку.
Прошло совсем немного времени, и господин Вельтье тоже переехал из своего дома в это гнездышко. Госпожа Вельтье сказала Анжеле по телефону, что ее муж по-прежнему живет дома и просто снял в городе второй офис, поскольку очень загружен работой. Господин Вельтье между тем пребывал в прекрасном настроении и рассказывал, что заскакивает домой лишь по утрам, чтобы поменять трусы и забрать почту. А все остальное время, свободное от работы, проводит только с Санди. И еще он мечтает, чтобы Санди, с одной стороны, оставалась такой же наивно-трогательной, а с другой — была опытной и взрослой. Прежде всего в постели.
Все искали случая познакомиться с Санди. Но господин Вельтье прятал ее от всех. Анжела утверждала, что Санди не такая уж и хорошенькая. Но потом призналась, что сама ее не видела, а только наслышана от госпожи Вельтье, а та — от своего сына.
Еще Бенедикт сообщил, что господин Вельтье жутко ревнивый и поэтому никому не показывает свою подружку. Справедливость его опасений стала нам ясна, когда мы узнали, что Санди — бывшая подруга его сына! Об этом господин Вельтье не любил распространяться, но так все и было: он и в самом деле познакомился с Санди на вечеринке у сына и отбил ее! Санди поклялась господину Вельтье, что ни разу не спала с его сыном. Еще господин Вельтье с гордостью поведал, что Санди досталась ему практически девственницей. Зато теперь она не вылезает из постели. «Мы оба прикованы к кровати», — хвастался господин Вельтье.
За воскресным обедом Мерседес заявила:
— Мой ненаглядный даже старше, чем ваш господин Вельтье, но даст сто очков вперед любому школьнику. — Она прыснула, очевидно, вспомнив о школьниках, которых она для сравнения испробовала и забраковала.
Почти каждый день приносил новые подробности об интимной жизни господина Вельтье, рассказанные Анжелой или им самим. От него постоянно пахло туалетной водой, как от последнего гомика. Еще он покупал себе джинсы в обтяжечку, с вечной шишкой на ширинке.
И последнее: господин Вельтье обесцветил себе одну прядь на лбу. Его Санди находит это сексапильным, похвастался он дяде Георгу. И еще она якобы сказала, что с его стилем он вполне это может себе позволить. Дядя Георг про себя ухмыльнулся.
Поболтав в очередной раз по телефону с госпожой Вельтье, Анжела узнала, что сыну стыдно за отца — для такой прически он слишком стар. Анжела не преминула тут же передать это господину Вельтье. Но тот только посмеялся: сын — такой же консерватор и мещанин, как и его мать.
9
Однако самым волнующим сообщением Бенедикта было приглашение к Анжеле на день рождения. 28 сентября ей исполнилось двадцать девять. Поскольку 28-го был четверг, празднование перенесли на воскресенье, на вторую половину дня. В хорошую погоду можно и в бассейне освежиться. Само собой разумеется, вода там подогретая.
Я мучительно соображала, что мы должны подарить Анжеле. Бенедикт сказал: «Главное — чтобы дорого смотрелось». Тут он прав. Анжела — единственный ребенок день ото дня богатеющих родителей — всегда получала то, что пожелает. А она хотела иметь все. Став взрослой, она по-прежнему хотела иметь все, но теперь уже — все самое лучшее.
— Когда мы с сестрой ходили в детстве к Анжеле в гости, — рассказала я Бенедикту, — то не имели права прикасаться к ее игрушкам. Но должны были без устали восхищаться ими. У нее был целый магазин, занимавший всю комнату. И сундук, забитый куклами из кукольного театра. Она показывала нам все это и говорила: «Этого у вас нет». — «Почему у Анжелы столько игрушек, а у нас — нет?» — приставали мы к родителям после каждого визита. Ответ всякий раз был один и тот же: «Потому что Анжела — единственный ребенок в семье».
Конечно, и Аннабель, и я страстно мечтали быть единственными детьми.
Однажды на Рождество — мне тогда было четыре года, а Анжеле семь — Аннабель продала меня Анжеле. Я шла в обмен на куклу по имени Кэт Крузе. Анжела хотела со мной поиграть, но Аннабель, которая рассматривала меня как личную собственность, ей не разрешила — в конце концов, я была единственным предметом, который был у нее и которого не было у Анжелы. Когда Анжела предложила поменять меня на куклу Кэт Крузе, Аннабель, конечно, сразу согласилась. Не помню, что при этом чувствовала я; скорее всего, тоже радовалась, потому что у моей новой хозяйки было больше игрушек.
Когда пришли наши родители и потребовали отменить обмен, Аннабель заревела, потому что кукла нравилась ей больше. Анжела ревела, потому что хотела сохранить меня и получить назад свою куклу. Но громче всех плакала я, потому что — это я четко помню — тетя Сузи сказала своей Анжеле: «Глупо менять куклу на меня, кукла куда красивее и даже умеет говорить «мама». Поскольку каждый пытался убедить Анжелу, что кукла гораздо лучше меня, я безутешно рыдала: «Я тоже могу говорить «мама»!» Надо мной все страшно смеялись. Эту историю любили рассказывать и по прошествии многих лет. С детства у меня осталось ощущение, будто все, что имела Анжела, было лучше. Поэтому я даже позвонила маме, чтобы посоветоваться, и она придумала: недавно она случайно наткнулась на детский снимок Анжелы. Та его точно не имеет и не помнит, но выглядит на нем прелестно. Мать послала фотографию с нарочным. В крошечном антикварном магазинчике я купила к ней старинную серебряную рамку почти за сотню марок. Бенедикт согласился, что подарить Анжеле ее собственное фото — это гарантированный успех.
