Наталья Калинина - Седьмой мост
– Не эту ли невесту ты видела на шоссе? – шепнул Илья на ухо Але.
Девушка покачала головой и также шепотом ответила:
– Нет, та девушка была в брючном костюме…
– Может, голосующая невеста имеет какое-то отношение к истории, которую рассказали твои братья, а? – обратился уже к Евгению Илья. И, повернувшись вновь к Анне, поинтересовался: – А вы как думаете, Анна?
– Да что думать… И не знаю, что думать. Про свадьбу и грузовик я не слышала ничего. Надо бы у Палыча спросить, может, он знает. Или не он, так его жена: Танька очень уж любит собирать всякие слухи.
– А мы поговорим с вашим Палычем! – обрадованно воскликнул Илья, чувствуя, что за недельный отпуск может набрать достаточно историй для своей колонки. Потом обработает рассказы, придумает что-то свое и вуаля – готов материал!
– Давайте сменим тему, – поежилась Алевтина. – Мне что-то не по себе. На ночь глядя такие ужасы рассказывать.
– Да какие это ужасы, Аля, – начал Илья, но, перехватив взгляд девушки и правильно истолковав его значение – то, что для него было забавой, Алевтину пугало, потому что ей в реальности приходилось сталкиваться с призраками, сдался: – Ладно, ладно, умолкаем. И вообще, ребята, давайте отдыхать! Уже поздно.
Евгений с Алей засобирались. Но перед тем как уйти, Женя высказал предложение, с которым и пришел к Илье и Диане. Он позвал их на рыбалку, которую планировали Валерий с сыновьями.
– На рыбалку так на рыбалку! – воскликнул Илья. И подумал, что поездка получится довольно интересной.
* * *Алевтина наконец-то получила возможность просмотреть письма родителей. На рыбалку она не пошла, сославшись на то, что неважно себя чувствует. Женя всерьез обеспокоился, три раза спросил, не нужно ли вызвать врача, собирался остаться. И Але, уже успевшей устыдиться своей вызвавшей такую реакцию жениха отговорке, еле-еле удалось его уговорить не отменять рыбалку. На самом деле ей всего лишь хотелось посмотреть переписку, к чтению которой она так и не приступила. Алевтина волновалась за то, что мама обнаружит пропажу и тогда придется как-то объясняться, поэтому девушка планировала убрать письма обратно в коробку сразу по возвращении. А так как они собирались домой уже меньше чем через неделю, то нужно было срочно заняться чтением. Аля сходила на кухню за большим яблоком, затем удобно устроилась на балконе в плетеном кресле и приступила к делу. Ей нравился эпистолярный жанр. И сейчас, пробегая взглядом строки, составленные из ровных, выстроенных, будто солдаты в шеренгу, букв, она, дабы справиться со стыдом, пыталась уверить себя в том, что читает опубликованные письма какого-нибудь поэта к возлюбленной. Хотя содержание писем нельзя было назвать поэтичным, перед ней лежали письма-вопросы, письма-сообщения о планируемых поездках в Москву. Отец обязательно задавал вопросы, как поживает Алина мама и сама Аля, затем кратко рассказывал, что у него все в порядке, работа и здоровье. В некоторых письмах сообщал, что не может приехать, в других, наоборот, называл даты. Значит, за все эти годы отец не раз наведался в Москву, и судя по тому, что в следующих письмах намекал на некие подробности своих поездок, которые были известны Алиной маме, девушка сделала вывод, что они встречались.
– Но почему же меня она ни разу не взяла на эти встречи? – огорченно воскликнула Алевтина. То обстоятельство, что, оказывается, мама все эти годы поддерживала связь с ее отцом, но при этом ни разу не привела его в дом и умалчивала о переписке, обидело ее и расстроило. Как могла мама, ее добрая, заботливая, любящая мама, так с ней поступить?
– Как же так? – шептала девушка, разбирая эти плывущие перед глазами от слез строки. – Ведь я считала, что мы тебе вовсе неинтересны! Что ты нас бросил. Предал. Забыл… Что же случилось? Что сделала мама? Или, верней сказать, что сделал ты, за что она лишила нас общения?
Ей было так горько, что она лишний раз порадовалась тому, что решила читать письма в одиночестве: не нужно сейчас отвечать на встревоженные вопросы Жени или Дианы о том, что случилось, почему у нее так упало настроение. Может быть, потом, позже, она поделится с ними переживаниями, расскажет о найденной переписке и своем неприятном открытии. И, может быть, они вместе с Дианой поищут оправдания Алиной маме. Хотя, конечно, это все будут предположения, а правду рассказать может лишь сама мама. Но Алевтина сейчас не была уверена в том, что мама опять не скроет от нее чего-нибудь важного или не придумает отговорку.
Взяв съеденное наполовину и отложенное, когда она приступила к чтению писем, яблоко, Аля откусила от него крупный кусок и задумчиво пожевала. Как бы так затеять разговор с мамой, чтобы не вызвать ее огорчения и не рассердить ее? Ей, Алевтине, важно знать правду! «Я разыщу его и приглашу на свадьбу!» – подумала она об отце.
Последнее письмо было прислано три года назад еще на их старый адрес. Похоже, с переездом переписка оборвалась: мама не сообщила отцу о новом месте жительства.
– И об этом я тоже спрошу: зачем нам понадобилось переезжать – на самом деле.
Два конверта оказались чистыми. Аля открыла первый и увидела листок, исписанный знакомым почерком. Неотправленное письмо мамы.
«…Наверное, я должна тебе все рассказать», – начиналось письмо без приветствия. Кому оно было адресовано, сразу понятно не было. Отцу? Ей – Алевтине?
«…Я взяла на душу большой грех. И нет мне оправдания, знаю. Для тебя болью стала бы любая из этих потерь. Я лишь взяла на себя не принадлежащее мне право выбрать, выбрать в свою пользу, сделать так, чтобы не моя девочка оказалась на этом месте.
Узнай ты об этом, ты бы меня не простил. Я и сама себя простить не могу до конца, хоть, признаюсь, и ликую оттого, что это мне удалось. Я вернула себе счастье, путь и ценой твоего несчастья. Но, как я уже написала, горя тебе было не избежать: ни одна, так другая.
Я не прошу прощения – это нельзя простить. Не знаю, станет ли тебе легче от мыслей, что мой поступок не останется безнаказанным – не в этом мире, так в другом. Наверное, нет.
Но раз ты не можешь быть со мной, то пусть останется моя девочка. Твоя потеря – это компенсация мне за то, что ты не с нами, за твой выбор не в нашу пользу…»
Алевтина несколько раз перечитала написанные маминой рукой строчки и так ничего и не поняла: в чем каялась мама, в чем себя обвиняла, за что просила прощения?
Загадки… Это объяснить может тоже лишь она.
Аля догрызла яблоко, вытерла руки носовым платком и открыла последний конверт – второй неподписанный, надеясь найти в нем какое-то объяснение маминому письму.
