Эмма Дарси - Путешествие с шейхом
Сара не удержалась и погладила его затвердевшую плоть, натянувшую брюки. Осознание собственной власти взволновало ее. Она забыла, куда они едут, забыла о мучивших ее сомнениях. Его половое возбуждение навело ее на другие мысли. Она затрепетала, вспомнив, какое наслаждение испытала в его объятиях. Сможет ли она касаться его так, как он касался ее, сводя с ума нарастающей силой ощущений в то время, когда сам полностью владел собой?
Влечение стало непреодолимым. Она еще не успела ясно осознать свое решение, как уже потянулась к его молнии. Тарик вздрогнул, накрыл ладонью ее руку.
– Позволь мне! – приказала она.
Он ослабил хватку.
– Сара, ты испортишь платье. Мы не можем…
– Я могу. Не трогай меня, Тарик. Это только для тебя, – сказала она и подумала: «И для меня тоже».
До сих пор управлял он. Саре необходимо было почувствовать, может ли она что-то подарить ему, заставить его почувствовать себя особенно любимым, может ли она показать ему, что любит, обожает, лелеет каждую его частицу. Подгоняемая всплеском адреналина в крови, она быстро освободила его.
Его бедра напряглись, когда пальцы ее сомкнулись на его плоти, разраставшейся под нежными поглаживаниями. Он так часто ласкал ее. А теперь настала ее очередь. Сара опустила голову.
Новый опыт оказался изумительным, и Тарик явно хотел этого. Она чувствовала его экстаз и наслаждалась ощущением своей власти, соблазняя и дразня, подводя его к высшему пику, но не сразу, не сразу… Его дыхание участилось, мышцы живота напряглись…
Сара услышала его стон. Она смогла! Она подарила ему наслаждение, какое он так часто дарил ей.
Она уравняла их в правах. Теперь между ними нет никаких преград.
Сара подняла голову и взглянула на него, желая убедиться, ликует ли он так же, как она.
Его глаза потемнели, затуманились. Губы чуть-чуть раскрылись. Под ее взглядом он с явным усилием взял себя в руки и улыбнулся, признавая, что на этот раз она увела его в путешествие, которого он не ожидал, к которому не был готов.
Ее инициатива.
Сара сделала это, ничего не прося взамен, и сама изумилась, как осознание того, что она угодила своему мужчине, словно превратило ее в настоящую женщину.
– Спасибо, – тихо сказал он. – Каким-то образом ты заставила меня почувствовать то, что я никогда не чувствовал прежде. Я не знал никого, кто бы мог хоть отдаленно сравниться с тобой.
Слезы волнения подступили к ее глазам.
– И для меня никогда не будет никого, похожего на тебя.
Он ласково коснулся ее щеки и улыбнулся.
– Думаю, это нужно отметить шампанским.
Сара засмеялась, с любовью следя, как он приводит в порядок костюм. Счастье переполняло ее, любовь, казалось, не знала границ.
– Теперь тебе не надо ждать, – залепетала она, опьяненная без шампанского.
– О, я буду ждать, моя дорогая. – В его глазах вспыхнули озорные искры. – И подарю тебе рай на обратном пути. По тем же правилам. Ты сидишь. Я касаюсь.
Рай… Сара снова рассмеялась, возбужденная этой перспективой, уверенная, что его вожделение отражает его любовь к ней, такую же сильную, как ее собственная. И пусть ее мать думает, что хочет. Это платье от известного модельера не имеет никакого значения. И драгоценности ничего не значат. Важны только ее бурлящие отношения с Тариком, связь, необыкновенно дорогая им обоим.
Эта убежденность помогла Саре выдержать приезд в Марчестер-холл, избавила от смущения при слишком шумном приветствии матери и последовавшем ритуале знакомства с гостями. С несколько циничным удивлением она различила гордость в голосе матери, повторяющей:
– Моя дочь Сара… Моя дочь Сара.
Теперь, когда Сара появилась в обществе с Тариком аль-Хаймой, мать явно не стеснялась ее.
Цинизм превратился в печаль, когда она подумала о том, что никогда не была близка с матерью. И вряд ли теперь что-либо изменится. Они настолько разные, пропасть между ними слишком широка для любых «мостов». Эта встреча установила лишь шаткое перемирие.
И Сара испытала облегчение, вдруг поняв, что ее это больше не волнует. Теперь она принадлежит Тарику. Ей никто не нужен. Она упивалась его близостью. Тарик ни разу не отошел от нее. Ни разу не позволил никому увести ее.
Когда больше двух десятков гостей, приглашенных к ужину, провели в банкетный зал, Сара заметила, что все пары, кроме нее и Тарика, разделены. Они снова сидели рядом, как в Вашингтоне и Нью-Йорке.
– Это ты потребовал, чтобы нас не разделяли? – спросила Сара, когда Тарик отодвинул для нее стул.
– Я принял приглашение, поставив это условие. Удовольствие быть рядом с тобой принадлежит мне.
Сара почувствовала себя еще более любимой и желанной.
Она ужинала в банкетном зале Марчестер-холла не в первый раз, но – как ни странно – впервые не чувствовала себя здесь чужой. Ее окружало накапливаемое столетиями богатство: вручную расписанные по штукатурке потолки, ослепительные люстры, шелковые шторы, натертые до блеска паркетные полы, огромные зеркала в золотых рамах, мраморные камины, картины старых мастеров, которым мог бы позавидовать любой музей. Мебель восемнадцатого века, тончайший фарфор, сверкающее столовое серебро, изысканный хрусталь.
Прежде она считала такое богатство неприличным, сейчас же понимала его красоту. Отдав себя в руки Тарика, Сара поддалась искушению и принимала все, что он считал нужным дать ей. Тебе будет хорошо, сказал он, и, пожалуй, выполнил свое обещание. Рядом с ним, купаясь в своем счастье, она чувствовала себя так, словно действительно могла войти в любой мир и не оказаться там чужой. Каким-то образом Тарику удалось совершенно переориентировать ее жизнь.
Сара посмотрела на тот конец стола, где сидела ее мать, беседующая со своими гостями… Графиня! И вдруг увидела и наконец-то признала, как великолепно ее мать подходит для этой роли. Грусть оттого, что мать практически исключила ее из своей жизни, не прошла, но теперь ценности изменились. Сара даже подумала, не была ли она раньше слишком сурова, слишком критична. Что знала она о сокровенных чувствах своей матери?
Майкл Киарни, вероятно, был таким же неотразимым, как Тарик, а значит, было ужасно терять его из-за другой женщины. Граф, конечно, гораздо старше, но, если матери хорошо с ним и сама она взамен дает ему то, чего он хочет, вероятно, этот брак держится не только на деньгах и высоком общественном положении.
Сара знала, что матери сейчас сорок восемь лет, хотя она выглядела едва на тридцать. Сияющие белокурые волосы подчеркивали эффект молодости, достигаемый умелым уходом. В элегантном серебристом платье, с изысканными бриллиантами на шее и в ушах, мать не уступала в прелести ангелам, украшавшим рождественский стол.
