Логово дьявола - Лилиан Харрис
— Мы часто целуемся? Потому что я планирую целовать тебя постоянно.
— Мы целуемся как сумасшедшие, — вздыхает она, потираясь своим носом о мой.
Я застонал, моя ладонь легла на ее затылок, притягивая ее ближе.
— Да, мне нравится эта фантазия. Очень. А жениться на тебе... — Я провел носом по ее шее. —...находится на вершине моего списка.
Она вздыхает, путаясь руками в моих волосах, приподнимает меня, ее губы захватывают мои в жадном поцелуе, ее язык проникает в мой рот.
Я подаюсь назад, и у нас обоих перехватывает дыхание.
— Когда-нибудь у нас все будет — Но даже произнося эти слова, я не знаю, верю ли я в них. Это проклятая мечта. Но иногда мечты — это все, что мы имеем в кошмарах нашей реальности.
ГЛАВА 14
АИДА
19 ЛЕТ
Я обещала Робби, что из больших блоков, которые ему подарила мисс Греко, мы попытаемся сделать самую высокую башню, какую только сможем. Мы решили построить ее в просторном коридоре наверху. Так не будет беспорядка, если папа придет домой раньше.
В последнее время он любит преподносить мне сюрпризы. Я думаю, он делает это специально, желая застать меня за тем, что я не должна делать.
Мисс Греко внизу готовит на ужин курицу с пармезаном, пока не появился всемогущий господин и не потребовал свою тарелку.
— Она теперь такая же большая, как я! — возбужденно кричит Робби.
Мои глаза расширяются, и я ухмыляюсь.
— Надо сделать ее еще больше!
— Ура! — Он хлопает в ладоши, бежит к сумке, полной блоков, и приносит их, ставя один на другой.
Мы продолжаем строить еще несколько минут, когда входная дверь со скрипом открывается и захлопывается. Я задыхаюсь, весь воздух, который можно было вдохнуть, испаряется из моих легких.
— Прости, Робби, — шепчу я. — Мы должны быстро убраться.
— Но я хочу играть, — хнычет он, а мои дрожащие руки начинают как можно быстрее снимать блоки и бросать их в сумку. Если отец увидит это, он будет в ярости.
— Я знаю, что хочешь, — тихо говорю я. — Но мы можем поиграть позже, хорошо?
— Нет! — кричит он, топая обеими ногами так сильно, что пол дрожит. — Я хочу играть!
— Что это за шум? — Отец врывается наверх, и мой пульс учащается, блоки выскальзывают из пальцев, а все тело сотрясается.
— Ты что, издеваешься? — кричит он, поднимаясь на верхнюю ступеньку. — Что, черт возьми, я тебе говорил о том, что ты не должен устраивать беспорядок в этом доме?
Глаза Робби широко раскрываются, он вбегает в нашу комнату и закрывает дверь. Слава богу.
— Я убиралась, — говорю я ему, стараясь убрать все чертовы блоки, робко поднимая взгляд, сердце вырывается из груди и подкатывает к горлу.
— И это ты называешь уборкой? — Он топает ближе, пиная остатки башни, блоки разлетаются повсюду.
— Меня чертовски достали ты и твое неуважение, — ворчит он, приседая, пока мы не оказываемся лицом к лицу, его рука тянется к моей шее, сжимая пальцы до тех пор, пока моя кожа не начинает гореть от жестокой боли. — От тебя больше проблем, чем пользы.
Я тяжело дышу, в горле мучительная боль, но он только крепче сжимает мою шею.
— Я должен был избавиться от тебя, когда у меня был шанс. — И все равно, спустя столько лет, его отказ от меня причиняет боль. Знать, что я никогда ничего для него не значила.
Я смаргиваю слезы, которые плавают в глубине моих глаз, смотрю на него и думаю, что же я такого сделала, что он так сильно меня ненавидит.
— Я твоя дочь, — с трудом выдыхаю я.
— Дочь. — Он хмыкает, наконец, отпускает меня, встает прямо, а я задыхаюсь. — Приберись здесь и иди подай мне еду, когда закончишь, — спокойно бросает он и уходит от меня, как делал это всю мою жизнь.
МАТТЕО
19 ЛЕТ
Я уже собирался заснуть, когда раздался скрип двери. Эти ублюдки заставили меня тренироваться допоздна, а потом убить еще двоих. Я часто думаю, как хорошо было бы применить это оружие на себе, но тут меня останавливает она.
Аида.
Когда меня посещают эти мысли, она как будто знает, проскакивает в мое сознание, как будто она там, умоляет меня остаться, любить ее, даже если это трудно.
И я люблю. Я люблю ее так сильно, что готов сжечь весь мир, лишь бы увидеть ее улыбку. Но в последнее время она тонет под тяжестью жестокости своего отца. И, черт возьми, я хочу убить его за то, как он с ней обращается. Он заслуживает мучительной смерти. Медленной. И он умрет. Мы восстанем.
Но с каждым проклятым годом я не могу убедить себя в том, что когда-нибудь убью его. Но и сдаться я не могу. Я должен верить, что это случится.
Когда-нибудь.
— Аида? Это ты?
Она не отвечает, но я понимаю, что это она, по тому, как элегантно она передвигается по лестнице. Она фыркает, и мышцы всего моего тела мгновенно напрягаются, когда я поднимаюсь на ноги.
— Что случилось?
Появляется она, слезы текут по щекам, шея красная от гнева.
Я вдыхаю пламенный воздух.
— Это он сделал? — Я огрызаюсь, мой тон бритвенно-острый. — Он сделал тебе больно?
Она медленно кивает, ее грудь поднимается и опускается с задыхающимися выдохами.
Чеееерт!
— Иди сюда. Дай мне обнять тебя. — Потому что это все, что я могу сделать. Она бросается в мои объятия, ее пальцы сжимают мою шею, и она плачет.
Даже с той яростью, которая сейчас во мне, ради нее я смягчаюсь. Потому что я нужен ей таким. Я опускаю нас на матрас, и вместо того, чтобы сесть рядом со мной, она обхватывает мои бедра и плачет, уткнувшись мне в шею.
Моя рука проводит по ее спине, пальцы забираются в длинные шелковистые волосы.
— Я держу тебя. Я здесь. Я никогда не оставлю тебя, если только смогу помочь.
Она отстраняется, проводит ладонью по моей щеке. Когда ее взгляд, полный слез, впивается в мой, я не могу сдержать нахлынувших на меня чувств. Их так много, и они обрушиваются на меня все разом.
Я люблю ее.
Дыхание вырывается из меня с трудом, каждое из них труднее предыдущего.
Мой член напрягается, хотя я этого не хочу. Она расстроена. Как я мог стать твердым? Я пытаюсь маневрировать,
