Далёкая песня дождя - Вячеслав Евгеньевич Ременчик
Я откровенно дерзил, а старик был совершенно спокоен, словно не замечал моей дерзости.
— Всплеска эмоций! Острых незабываемых ощущений я ищу, как любой нормальный уважающий себя мужчина! Острых ощущений!
— Острых ощущений? Хм, действительно, как я мог об этом забыть, — он наигранно поддержал меня и сразу же огорошил очередным вопросом: — А вы не боитесь потерять Машу? И вдруг остаться без нее?
«Вот же злой старикашка, — подумал я, — и угораздило ж меня связаться с ним», — но вслух воскликнул:
— Потерять Машу?! Боюсь! Я даже не представляю, как буду жить без нее.
Это был откровенный ответ, но прозвучал он как-то наигранно, так что я бы на месте собеседника не поверил в его искренность.
— Не представляете? — переспросил старик, при этом вывернув карман, вытряхнул хлебные крошки на траву у своих ног и аккуратно выбил трубку о край скамейки. — Вам будет представлена такая возможность. И не только представить, а и почувствовать. Вы будете терять и искать ее каждый день. Особую остроту впечатлений я вам гарантирую.
Вы, конечно же, имеете полное право отказаться или в любой момент прекратить поиск по причине нежелания либо усталости. В таком случае вы останетесь без нее навсегда.
— Что это значит? — мой вопрос завис в воздухе, рядом уже никого не было. На месте, где мгновение назад сидел странный старик, лежал свернутый в трубочку номер «Вечернего Минска», датированный 5 мая 2023 года. Это был завтрашний день.
6
Кроме вредного старикашки этой ночью мне приснилась Маша. Ее лицо светилось радостью. Такой счастливой я ее давно не видел. Этот сон был очень похож на явь. Я прикасался к ней, осязая тепло ее тела, радовался с нею вместе и говорил добрые слова. Но не это было главным в чудесном сновидении! Между нами, держась за наши руки, важно вышагивал ясноглазый розовощекий малыш. Я знал, что его зовут Владик и несколько минут назад он покинул свой детский дом, так как я, наконец, решился на этот шаг.
Еще месяц назад все документы на усыновление были готовы, но в последний момент я наплевал на свое устное согласие и не поставил подпись в графе «приемный отец». «Надо крепко стать на ноги, а потом уже думать о детях! Необходимо достроить дом, чтобы дать малышу простор! Я верю, что у нас еще будет свой ребенок! А у этого может быть отягощенная наследственность!» — я придумывал все эти отговорки, только бы не принимать тяжелое для меня решение.
Во время этих разговоров Маша с грустной улыбкой смотрела на меня, в ее больших серых глазах таилась глубокая печаль, когда же она воплощалась в тонкие ручейки слез, я под любым предлогом старался вырваться из дома и больше не возвращаться к этой проблеме. Но раз за разом она снова всплывала в нашем общении, и я снова отбивался от нее как мог. Казалось бы, что может быть проще — скажи твердое «нет» и закрой вопрос, но я не решался и на это, таким образом оставляя Маше надежду на воплощение ее заветной мечты. Она так мечтала о детях! Но природа по какой-то нелепой ошибке лишила ее этого дара, что неоднократно подтверждали многочисленные медицинские исследования.
И вот в моем сне наконец сбылась ее заветная мечта, и летнее небо над нами было чистым и голубым, и солнце в лазурной вышине светило ярко, щедро купая нас в своем свете и нежно согревая мягким июньским теплом!
Я проснулся от усилившейся головной боли, долго осматривался в темной пустой гостиной, как будто не узнавал ее, потом, выпотрошив аптечку, извлек из нее анальгин и, запив таблетку водой из-под крана, нехотя переместился в спальню, где, не раздеваясь, свалился на широкую двуспальную кровать. Мягкая постель мгновенно одарила меня приятным и манящим запахом тела моей жены. Но без нее этот близкий мне аромат, сиротливо закрадываясь в душу, выворачивал ее наизнанку и томящей болью отдавался в сердце. От этого становилось безнадежно тоскливо, и я боролся с назойливым желанием вырваться из душной квартиры на свежий воздух и бродить по ночным улицам в поисках Маши.
Мигрень постепенно отпускала, но счастливый солнечный сон ко мне уже не вернулся. Вместо него, как черт из табакерки, снова появился тот самый старик в дождевике и с дымящей трубкой в зубах, он грозил мне длинным кривым пальцем и неустанно повторял одно и то же:
— Найди ее! Найди ее! Найди ее!
7
Меня разбудил шум трамвая за окном. Открыв глаза, я сразу же сомкнул веки, ослепленный ярким утренним солнцем. Маша лежала рядом под одеялом и крепко спала. Она смешно по-детски морщила курносый носик, ее белые как лен волосы красиво раскинулись по подушке, лежащая поверх одеяла рука подрагивала тонкими музыкальными пальчиками. То ли спросонья, то ли изможденный недавними переживаниями, я почти не удивился ее неожиданному появлению, но все же, когда она открыла глаза, в полголоса, словно боясь спугнуть эту утреннюю идиллию, спросил:
— Где ты была?
Она мило улыбнулась и еще сонным голосом ответила:
— Шутник… Спасибо за прекрасный вечер, хачапури и «Хванчкара» были великолепны…
Я поцеловал ее в носик и оставил досматривать сон. Перемещаясь в столовую, с удивлением заметил, что мои джинсы и свитер, так и не покинувшие своего хозяина, чудесным образом превратились в мою любимую шелковую пижаму.
Сначала, разместившись на кухне с чашкой крепкого кофе, я несколько раз заглядывал в спальню, чтобы убедиться в том, что дремлющая там женщина, красиво утопающая в солнечных лучах, — это не сон и не мираж, она действительно существует. Все же опасаясь, что Маша снова исчезнет, я присел на край кровати и, поглядывая на жену краешком глаза, погрузился в размышления о вчерашнем сумбурном дне. Голова еще шумела, как после легкой контузии, но это не мешало ей здраво мыслить.
«Итак, — думал я, — исчезновение Маши происходит не в физическом пространстве, как сначала мне показалось, а в моем сознании. Мы как будто оказываемся в разных измерениях, где она продолжает жить своей обычной жизнью, а я остаюсь без нее.
Все это каким-то образом связано с незнакомцем, которого я встретил рано утром на набережной.
Странному деду не понравилось мое откровение, и он в воспитательных целях что-то сотворил с моей непутевой башкой, недаром она так раскалывалась весь день и прошедшую ночь.
Волшебством это, конечно же, не назовешь,
