По ту сторону от тебя (СИ) - Алиса Евстигнеева
Кристинка словно в прострации покивала головой, после чего поинтересовалась слегка невпопад:
— И что ты теперь собираешься делать?
Я открыла было рот, чтобы выдать что-нибудь высокопарное, но не придумав ничего подходящего, скисла окончательно.
— Это всё мне возмездие за то, что не смогла тогда удержать язык за зубами.
— Да брось ты! Думаешь, что правда не всплыла бы без твоего участия? Как долго бы тётя Эля смогла прятаться по паркам да закоулкам?
— А если бы я вела себя не так резко с ней? Может быть, они с отцом смогли бы простить друг друга? Я же сама дала ему оружие в руки…
— А-а-а-а, — не выдержала Туманова, простонав в голос, — прекрати! Хватит уже навешивать на себя всё подряд. Если тебе от этого будет легче, то я тебе скажу так: как семья вы облажались. Чья это ответственность? Подозреваю, что всё-таки твоих родителей в большей степени, ибо на то и взрослые были… есть, чтобы понимать, что делают. Да и какая разница, кто виноват был тогда, тебе о настоящем думать надо.
— Нас-то-я-ще-е, — по слогам выговорила я, будто пробуя на вкус. — Настоящее… А в настоящем у нас вот-такенная дыра, — развела я руки в стороны.
До моего пьяного мозга только сейчас дошло, что я вновь нырнула в родительскую трагедию, дабы не думать про Глеба. Отчего-то его предательство сейчас воспринималось куда острее. Возможно, всё дело в том, что это что-то свежее… Либо же в том, что он мне действительно понравился. Как никто другой…
***
О том, что на моем телефоне вот уже сутки лежит сообщение от неизвестного номера, Кристине я так и не рассказала. Хотя весь тот треш, что приключился со мной на выходных, вкратце, но описала.
— Мудак, — заключила подруга, подливая мне очередную порцию мартини. — Какой же он всё-таки мудак.
Спорить я не стала, но о сообщении подумала и… не рассказала.
«Ты мне понравилась. Действительно просто понравилась. Если захочешь поговорить, напиши мне или позвони».
В том, кто был автором сего опуса, сомневаться не приходилось.
То есть это я ему должна звонить?! — бушевала во мне гордость, абсолютно игнорируя тот факт, что те три звонка, кои пытались прорваться на мой телефон с данного номера, были безапелляционно скинуты.
Ха! Понравилась ты ему! Что за детский сад?! — ревело во мне раненое самолюбие.
Что значит «просто понравилась»?! — шевелилась во мне дурацкая надежда. — Это хорошо или плохо?
В итоге я проворочалась всю ночь, разрываемая на части разными сторонами своей личности, уснув лишь под утро.
А уже в девять утра меня разбудил звонок мобильного.
— Килина, танцуй! — радовался в трубку Тоха, даже не догадываясь, что его собеседник, а вернее, собеседница, на том конце провода подыхает от тоски и похмелья. — Нашёл я твоего автобеспредельщика!
***
«Бауэр Сергей Аркадьевич», — гласила кривоватая надпись на кухонной салфетке, сделанная моей рукой. Задумчиво покрутив её раз десять из стороны в сторону, я психанула и, резко смяв ни в чём не повинную бумажку, с силой швырнула получившийся ком в мусорное ведро.
— Забыли, проехали, — пробормотала себе под нос и гордо удалилась из кухни.
Но хватило меня ненадолго. Минуты через три я ворвалась обратно и полезла в пакет с мусором.
Докатилась.
Забавно, но я никогда не воспринимала маминого очкарика всерьёз. Для меня он был серой мышью, бледной тенью маминых грехов. Я даже злиться на него не могла, испытывая лишь снисходительное презрение. Наверное, такое восприятие этого человека сформировалось у меня по проекции отношения к нему папы, уверенного в своей непревзойдённости. Измена матери явилась страшнейшим ударом по его самолюбию. Насколько мне помнилось, в разговорах с матерью он редко упускал возможность пройтись по личности её «этого». Он так и называл его всегда — «этот твой», словно мамина новая любовь на заслуживала даже отдельного слова.
Отцу было тяжело принять, что его могли на кого-то променять. А я… а я была папиной дочкой, обиженной на весь белый свет.
И вот теперь я смотрела на имя маминого нового (старого?) мужа и невольно вспоминала рассказ Глеба про своего отца: учёный, академик, физик-ядерщик… один из умнейших людей.
Фигура? Фигура.
Жаров выполнил домашнее задание на пять с плюсом и пробил мне не только Ф. И. О. хозяина чёрного внедорожника, но и адрес проживания, со всеми подобающими явками-паролями.
Оказывается, мать со своей семьёй всё это время проживала в соседней области. Восемь часов на машине… Это мало или много? Да какая разница! Люди при желании и из Австралии к близким прилетают!
Салфетка вновь полетела в мусорное ведро.
На этот раз меня хватило аж на пятнадцать минут.
— В следующий раз на части рви, чтоб уж наверняка, — посоветовала я сама себе, снова выуживая из мусора скомканные записи. — Интересно, почему Глеб приезжал сюда на машине отца?
Ответов не было. Впрочем, как и логики в происходящем.
— Вот видишь, ты уже разговариваешь сама с собой, — пожаловалась я своему отражению в зеркале и отправилась спать. Голова раскалывалась на части, скорее всего — из-за выпитого накануне, а может быть, из-за обилия поступившей за последнюю неделю информации.
Снилась мне мать. Молодая, можно сказать совсем юная, и отчего-то несчастная. Она ничего не говорила, просто смотрела на меня, зато я исходилась криками, воплями и матами, отчего-то мне хотелось получить от неё хоть какую-то реакцию, но Элина оставалась немой и печальной, чем неимоверно меня бесила. Проснулась я уже за полночь. В холодном поту и с трясущимися руками. Ну, хоть голову отпустило, и на том спасибо.
Резко подскочив на кровати, заметалась по квартире, хватая вещи и одеваясь. На сборы мне потребовалось каких-то десять минут, по истечении которых я выскочила из квартиры, прихватив с собой злосчастную салфетку и ключи от машины.
***
Я не хотела видеть никого из них. Не хотела… и при этом судорожно гнала своё авто по трассе со скоростью выше сотни.
В голове крутился всякий бред, который пару раз подводил меня к мысли повернуть назад.
— Трусиха! — ругалась я сама на себя уже на подъезде к городу. — Трусиха. Ты должна узнать правду!
У кого я собиралась её
