Измена. Серебряная Принцесса (СИ) - Ли Стеффи
Он не договаривает, прижимается своим лбом к моему и шумно тянет носом кислород.
А все, что улавливают мои уши из сказанной им фразы, это:
— Девушек рядом с тобой? — уточняю вроде как без интереса.
Конечно, мне известно, что до меня у него было не мало женщин. Но все же… Обычно стараюсь об этом не думать.
— И как много их было, могу узнать?
Он обхватывает мои щеки ладонями, смеется, осыпает поцелуями лицо, еще несколько раз порабощает губы и уверенно говорит:
— Считай, до тебя не было ни одной.
Затем снова берет за руку и ведет в сторону парковки. Доходим до его мотоцикла, как слышим за спиной громкие крики:
— Андрюха, стой! Погоди! Не уезжай!
К нам на всей скорости несётся Мельников, а следом за ним с небольшим отставанием мчит Савельев.
— Что-то с показом? — вмиг став серьезным, спрашивает Андрей.
— Не, там все путем. Все писают самым отменным кипятком. — машет рукой Василий, а после останавливается и отвешивает мне шутливый поклон со словами, — Ваше Высочество, приветствую.
Мельников всегда со мной карикатурно вежлив. Преувеличенно. Мы вроде бы установили с ним перемирие, но каждый раз в его обществе я практически кожей чувствую, насколько не нравлюсь ему.
Он не одобряет выбор своего друга, не в восторге от того, что мы с Андреем встречаемся. Будь его воля, Зимний бы давно расстался со мной. Но, к счастью, решать не ему.
— Вася. — грубо обрывает его Андрей. — Я, кажется, тебя уже просил. Или что-то с памятью?
— А что такого? — подняв руки в примирительном жесте, улыбается приятель Андрея, — Я лишь вежливо поприветствовал драгоценную представительницу аристократических семей нашего города.
— Рин, привет! — намного более искренне здоровается добежавший до нашей компании Стас.
Савельев как-то вскользь намекнул мне однажды, что дело вовсе не во мне. Вроде бы Мельников в целом не жалует семьи драгоценных. У него к ним какая-то личная неприязнь. А так как я принадлежу к одной из таких семей, то он…
Договорить в тот день парень так и не успел, в комнату как раз входили Андрей с Василием, а потом не возникало повода вновь возобновить разговор.
А еще ранее, где-то месяц назад, между друзьями произошла стычка.
«Особое отношение» к себе со стороны одного из друзей Андрея я ощутила практически сразу, как мы стали с ним общаться. То есть, с самой первой недели учебы в Малахитовом Дворце.
Однако в обществе Зимнего или Стаса Мельников не позволял себе лишних слов в мой адрес. Только когда принц отходил или оставлял нас в комнате одних, с его губ частенько слетали завуалированные колкости.
В один такой вечер мы сидели в кафе «Не верь Зебре». Андрею позвонили, и он вышел вместе с Савельевым на улицу. Тогда-то язык Мельникова развязался сильнее обычного. Сейчас, вспоминая случившееся, я думаю, что виной тому был алкоголь. Он довольно много тогда выпил. И позволил себе переступить черту. Василий в тот момент оскорбил не только меня…Он с ухмылкой упомянул мою маму и сказал о ней нечто поистине мерзкое. Настолько, что даже вспоминать противно.
Слова были подобны удару. Подлому. Уродливому.
Недостойному удару исподтишка.
Девушки, сидевшие рядом с ним, мерзко захихикали, поглядывая на меня и ожидая сцены.
К глазам подступили предательские слезы. Я знала, что окружающие будут им рады. Их предвкушение радостно клубилось в воздухе.
Но я терпела, когда бабушка вместо ожидаемой похвалы хлестко ругала меня в детстве. Терпела, когда была гораздо младше и слабее. Поэтому мне не составило труда, проглотить обратно соленую влагу. Хотя от обиды тело нещадно потряхивало.
Как бы я не старалась наладить общение с Василием, он отвечал пренебрежительной насмешкой. И я не могла понять, за что он так со мной.
Да, я была готова молча выносить его издевки в свой адрес, но дурные слова о маме — нет. Никогда.
Встав, взяла с бархатного диванчика свою сумку.
Мне всегда были противны надменные выражения на лицах драгоценных, считавших себя выше окружающих лишь потому, что в их крови присутствует металл. Меня отталкивало, когда люди намекали на свою значимость, кичась одними фамилиями и деньгами. Я никогда не желала быть такой. Мне это казалось ужасно неправильным и недостойным. Я не хотела никого оскорблять или расстраивать. Я всегда старалась следить за словами, чтобы никого не обидеть. Я всеми силами старалась быть хорошей дочерью, чтобы радовать отца.
Но в тот миг меня будто подменили.
Если бы я встала и молча ушла оттуда, то мне было бы не так стыдно после. Но в тот момент эмоции обиды застилали глаза, а горечь за маму жгла губы. Она то и выплеснулась из моего рта, облачаясь в слова:
— Какая дешевая и жалкая уловка. — легкая усмешка — Другой уровень воспитания все же всегда чувствуется. Драгоценный на твоем месте повел бы себя более утончённо. Но… — моя память работала на максимальных возможностях, пытаясь полностью скопировать манеры бабушки, ее холодный взгляд и будто пришитое ко всему телу чувство превосходства над окружающими людьми.
Я знала, что у меня получилось.
Получилось настолько хорошо, что я сама себе была противна.
Я видела, как удивленно и вместе с тем злобно вытянулось лицо Мельникова. Как покраснели и притихли его подруги. Ведь раньше я всегда отмалчивалась. Не хотела раздувать драму из-за пустяков. Никогда и ничего не рассказывала Андрею. Скорее всего, если бы Василий не упомянул мою маму, я бы в очередной раз стерпела его выпад.
— Тебе ведь никогда не дотянуться до уровня металла, Мельников. Мы с тобой оба это прекрасно понимаем. Желаю хорошего вечера. — сказала и, не дожидаясь ответа, стремительно вылетела на улицу.
Вечерние сумерки объявляли свои права. Андрей со Стасом стояли возле крыльца и над чем-то смеялись. Савельев докуривал сигарету. Одинокое такси неспешно проехало по дороге.
Не рассчитав скорость, я споткнулась о ступеньку. Охнула. Но Зимний тут же оказался напротив меня и подхватил за талию.
Тело все еще била дрожь. Адреналин плескался внутри. И, видимо, что-то еще выдавало меня, так как всякая радость вмиг исчезла с лица Зимнего принца. Он прижал к себе, наклонил голову, внимательно вгляделся в глаза и обеспокоенно спросил:
— Севушка, что случилось? Ты почему такая бледная?
— Ничего. Ничего не случилось. Просто хочу домой. Отвези меня, пожалуйста. Или давай я позвоню Николаю.
— Сева… — его брови сдвинулись к переносице.
Взгляд метнулся мне за спину, внутрь кафе. Мне вдруг захотелось прижаться к его груди и заплакать. Но я не могла. Нельзя. Слабость не красит драгоценный металл. Бабушка учила, что я не смею позорить свою семью.
— Тебя кто-то обидел, Рин? — подсказал возникший рядом Стас.
— Нет. — я замотала головой, — Просто я очень устала и хочу поехать домой. Андрей, пожалуйста.
— Сейчас отвезу тебя, малыш.
Друзья обменялись какими-то взглядами, только им понятными кивками, и попрощавшись с нами, Стас нырнул обратно к своей компании, а Зимний выполнил мою просьбу.
Он ничего больше не спросил в тот вечер. Только крепко и долго целовал при прощании. А потом хмуро сказал:
— Извини. — и уехал.
Я долго ворочалась в кровати, не понимая за что он извинялся? Почти до самого утра не смогла сомкнуть глаз, но так и не разгадала тайный смысл слова.
А в течение следующей пары дней в нашей с Андреем компании появлялся только Стас.
Савельев мне нравился. С ним было легко и никогда не возникало неловкости во время общения, как с тем же Василием, но я не могла отделаться от нового вопроса — где Мельников? Куда он пропал?
Конечно, я не горела желанием его видеть, но отсутствие юноши выглядело странным.
Когда же я решилась спросить у Андрея, он бесстрастно ответил:
— Забудь о нем.
А буквально через день я увидела своего обидчика на улице возле главного корпуса, и мои глаза широко раскрылись. Старшекурсник выглядел так, словно оказался в эпицентре драки, из которой чудом сумел выбраться.
