До нас (ЛП) - Энн Джуэл Э.

— Я заплачу, — говорит он.

— Нет. Это не твоя проблема. Речь не о долге в пятьдесят долларов. Есть причина, по которой людям нужна страховка, потому что без нее нельзя позволить себе болеть. Но… глупая я. Повезло же мне быть *банутым эпилептиком.

Зак качает головой, быстро подавляя веселье.

— Извини. Я не смеюсь над твоей ситуацией. Просто… — он прижимает ладонь к губам, — …я никогда не слышал, чтобы ты так ругалась.

— Черт, Закари… как же я рада, что смогла развлечь тебя сегодня.

— Слушай… — Он откашливается. — Так больше продолжаться не может. Нам нужно придумать что-нибудь для тебя.

— Нам? С твоей стороны мило приютить меня в своем доме, как бродяжку, но мое здоровье и финансовые проблемы — не твое бремя.

— Я понимаю. Тем не менее… мы можем обсудить вопрос, не чувствуя бремени… я его точно не чувствую.

— Лжец. — Я сужаю глаза, и он закатывает глаза.

Позже… мы убираемся отсюда к чертовой матери.

Желание Зака обсудить мою ситуацию, кажется, угасает еще до того, как мы возвращаемся домой. Он тихий, рассеянный, а не властный парень из больницы. Реальность всплыла на поверхность? Ему надоело заботиться о женщинах, нуждающихся в постоянном уходе?

Я отказываюсь быть его обузой. Лучше вернусь в свою машину, но не позволю этому случиться. Сьюзи хотела, чтобы я убедилась, что он живет дальше. Едва ли я помогаю ему в этом.

— Гарри Паутер. — Я морщусь при виде его высунувшейся из-за угла головы в специальном защитном конусе, на две его лапки наложены повязки, что делает нас близнецами.

Сразу за ним появляется Аарон, единственный невысокого роста светловолосый мужчина среди темноволосого и кареглазого семейства Хейсов.

— Ветеринар сказал менять повязки ежедневно. Мазь на кухонном столе. И он должен носить конус до тех пор, пока отказывается оставить бинты в покое. — Аарон засовывает руки в задние карманы.

— Спасибо. Сколько я тебе должна? — спрашиваю я.

— Нисколько. Я заплачу, — отпускает Зак свои первые три слова после выхода из больницы. Он подводит меня к дивану и помогает усадить на него мою задницу.

— Аарон, сколько я тебе должна? — повторяю я.

Округлившиеся глаза Аарона бегают туда-сюда, сигнализируя о его незаинтересованности в том, чтобы ввязываться в нашу небольшую финансовую перепалку с Заком.

— Ну, поправляйся.

— Предатель, — ворчу я.

Аарон усмехается и хлопает Зака по плечу.

— Ты хороший человек. Дай знать, если тебе понадобиться что-нибудь еще.

Хороший человек. Да, Зак хороший человек. Возможно, это преуменьшение.

— Ты тоже. Спасибо. — Зак слабо улыбается брату, когда тот проходит мимо него.

Шаги Аарона стихают за закрывшейся входной дверью, оставляя нас в тишине. Я пытаюсь встать.

— Что ты делаешь? — Зак шагает ко мне, поддерживая за руку.

— Иду в спальню.

— О. — Он помогает мне подняться. — Хорошая идея. Тебе следует отдыхать.

— Ага, — отвечаю я с протяжным вздохом.

Уютно устроившись в постели с Гарри Голова-в-Конусе Паутером, закрываю глаза — все, что угодно, лишь бы защитить свою нечистую совесть от токсичного стресса, отражающегося на лице Зака.

Боль. Явная тревога.

Все из-за меня. И я чувствую себя ужасно.

Заслышав его приближающиеся шаги, я произношу то, что должна сказать. Мне невозможно удержать это внутри.

— Я уезжаю.

Тишина.

Больше тишины.

Моргнув, открываю глаза, не уверенная, что он меня услышал.

Он стоит в дверях спиной ко мне, не двигаясь, голова опущена.

— Почему?

— Зак, посмотри на меня. Я — ходячая катастрофа. И хотя у меня самые лучшие намерения выкарабкаться из этой ямы, такое не случится в одночасье. И теперь я втягиваю тебя в свои проблемы. Я этого не хотела и не хочу. Я вообще не должна была оставаться здесь.

Он медленно поворачивается.

— Куда ты пойдешь?

— Не беспокойся об этом.

— Это твой код: «нихера не знаю».

Вау!

Я не единственная, кто сегодня матерится. Почему он злится? Он должен испытывать облегчение.

— Это код: «ты потерял жену, и я — не твоя проблема». Это код: «я уже имела с этим дело и что-нибудь придумаю». Это код: «ты сорвался с крючка». Улыбнись. Боже! Пожалуйста, улыбнись, потому что мне невыносимо выражение твоего лица с момента, как мы вышли из больницы. Обреченность и уныние. Паника. Сейчас они так осязаемы.

Зак качает головой из стороны в сторону.

— Это не то, что ты думаешь.

— Бред сивой кобылы! Ты приютил меня, потому что знал, что Сьюзи не оставит тебе другого выбора. И это выражение… вот сейчас… — я киваю в его сторону… — это выражение говорит само за себя. Оно говорит, что ты находишься в затруднительном положении и не можешь понять, как убрать ходячую катастрофу из своего дома… из своей жизни… чтобы действительно начать жить дальше и выяснить, что тебя ждет в будущем.

Зак упирается руками в дверной косяк, его красивое лицо искажается. Он не мой. Я не должна испытывать к нему никакого влечения. Я должна присматривать за ним. Браво. Я потрясающе ужасно справилась со своей задачей. Сьюзи подружилась не с тем человеком. Я понятия не имею, что делаю.

Я сломлена — физически и эмоционально.

— К твоему сведению, на моем лице выражение беспокойства. Я пытаюсь понять, как предложить то — спросить тебя — без того, чтобы ты не взбесилась и не слетела с катушек в одном из своих припадков эгоизма о том, что тебе ничего и никто не нужен.

— Я не слетаю с катушек. — Слетаю. Я слишком упряма, но из-за этого самого упрямства никогда не признаюсь в этом ни ему, ни кому-либо еще. — Просто спроси, что хочешь, или предложи, или… что там еще.

— Перед этим я должен кое-что сказать.

С помощью менее травмированной руки я чуть приподнимаюсь, чтобы опереться на изголовье кровати.

— Слушаю.

— Хорошо. Но, пожалуйста, не перебивай меня, потому что то, что я сейчас скажу, поначалу прозвучит немного жестко.

Я с трудом сглатываю и готовлюсь к его жестким словам.

— Не знаю, — начинает он, — найду ли я когда-нибудь любовь снова, и я не против того, чтобы Сюзанна осталась последней женщиной, которую я люблю. Так что то, что я собираюсь сказать, — не имеет отношения к любви. Речь о благодарности и попытке отплатить тебе за все, что ты сделала для Сюзанны… и для меня.

Мои глаза сужаются.

— Зак… ты платил мне…

— Я не говорю об уборке дома. — Он качает головой с полдюжины раз. — Она нуждалась в друге, настоящем друге. Друге, которым я не мог быть, потому что был слишком занят, душа ее своей любовью. Ты дала ей такую любовь, в которой она нуждалась. Бескорыстную.

Он немного горбится, устремляя взгляд в пол.

— И ты была… ты тоже мой друг. Ты была… — он снова поднимает взгляд, — …всем, о чем мы даже не догадывались, что нам нужно.

Это нелепо. Я живу в его доме, а он благодарит меня?

— Перед смертью Сюзанна попросила меня кое о чем. Она хотела, чтобы я изменил чью-то жизнь. И я слышал в голове ее голос, говорящий мне сделать это. Так что, вот. Я хочу сделать это для тебя и хочу сделать это для нее. Я знаю, это сделало бы ее счастливой. И даже после смерти ее счастье имеет для меня значение. Я думаю, покой — это то, что мы обретаем после смерти. Счастье — это то, как мы познаем любовь при жизни. Она обрела покой. Мне же нужно искать счастье.

Я понятия не имею, к чему он ведет. Но, думаю, было бы идеально умереть прямо сейчас, после слов Зака. Покинуть этот дом будет нелегко, потому что он испытывает такого рода счастье, к которому я не стремилась. Но которое только что нашло меня.

— Я могу кое-что сделать для тебя. Я хочу это сделать для тебя. И я знаю, когда-нибудь тебе за все воздастся, и от этого я буду еще более счастлив.

— О чем ты?

Он делает глубокий вдох и выдыхает, отпуска дверной косяк.

— Я хочу жениться на тебе.