Мой младший сосед (СИ) - Федотова Ася
Конечно, есть и другие варианты хотя бы с одной пересадкой, ведь из нашего аэропорта прямых рейсов до Франции нет. Только вот и цена будет другая. И мне нужно срочно подумать, как бы побыстрее подзаработать на своих прогах побольше, чтобы была возможность оплатить Уле перелет полегче.
И все эти мысли крутятся в моей голове в то самое время, пока я на автомате двигаюсь с Улькой в очереди, добираясь до стойки регистрации.
Тут меня прошибает. Вот в этот самый момент ей оформляют билет, лента увозит темно-бордовый чемодан, и Уля, сжимая в хрупкой ладони свой загран, с вложенным посередине билетом, отходит квыходу туда, где нужно будет пройти таможню. Туда, где меня уже не пустят.
Она широко распахивает свои огромные зеленые, колдовские глаза. Клянусь, наверное, девушек именно с такими глазами и сжигали на костре в Средневековье, потому что им совершенно невозможно сопротивляться. Но тут же я замечаю, как уголки ее полноватых красивых губ дрожат. Она сбрасывает сейчас, как минимум, лет пять, превращаясь в маленькую девочку. И у меня внутри бомба взрывается. Я прижимаю ее к себе, обнимаю так крепко, насколько это возможно. Утыкаюсь носом в ее волосы и жмурюсь, чтобы никто не заметил, как чертовы слезы копятся и копятся. Иуды.
— Я смогу прилететь в марте на неделю — тихо шепчет в мой пуховик Уля.
В марте.
Это сколько?
Это дофига.
Это много дней и ночей без нее. Это снова пустая квартира. Это мое одиночество.
— Останься — сжимаю в кулаках плюшевую шубу на ее спине. Продыхаю, чтобы не всхлипнуть, как последний идиот и слабак. — Люблю тебя так сильно. Не могу, не знаю, как отпустить — целую в висок, обхватывая ее голову дрожащими ладонями.
— И я тебя люблю — Улька позволяет себе слезы. — И тоже не знаю, как буду без тебя. Но Кир… — уже рыдает.
И я принимаюсь гладить ее волосы, вжимая в себя.
Дурак.
— Прости, я такой слабак, прости — твержу, как мантру, лишь бы она успокоилась — Позвони мне по видео, как сможешь. Покажи, как живешь там. В любое время звони, ладно?
Она только коротко кивает головой и утыкается в меня шмыгающим носом.
— Эй — поднимаю ее голову и прижимаюсь к губам.
Целую с отчаянием, прикусывая и оставляя следы. Улька так же с надрывом отвечает, спускаясь напоследок к моей шее и оставляя смачный такой засос.
— Это, чтобы знали — зализывает укус.
И меня так торкает от ее близости. Вот дурак, мозгами понимаю, что никакого продолжения не будет, но мой организм совсем не втыкает в происходящее.
Откидываю ее волосы с одной стороны за спину и тоже спускаюсь губами по шее, прикусывая в том же месте, что и она мне. А еще вспоминаю совсем не в тему, что ночью ей еще в паре мест засосы оставил на память.
— Блин — стонет Уля — И как мне на работу ходить? В водолазке?
— Наоборот — чмокаю еще и еще раз в зацелованные губы. — Ходи так, чтобы все видели.
И снова несем какой-то бред, потом опять целуемся, и тут Уля отчаянно обхватывает меня за талию и еще раз вдыхает.
— Это, чтобы помнить. Пришли название туалетки. Куплю, буду нюхать перед сном и тебя представлять. А лучше обдушу ими все подушки — тараторит Уля.
— Ладно — соглашаюсь и в последний раз пробегаюсь ладонью по хрупкой спине.
— Все — моментально отрывается, тыльной стороной ладони протирая лицо. — Пока, Кир. Я позвоню — давит улыбку и резко семенит в сторону выхода.
Рефлекторно подаюсь за ней, но вовремя себя торможу и принимаюсь считать до ста, чтобы успокоится. Чешу к машине, вдыхаю морозный воздух, но предательские соленые капли все же сползают по щекам.
Глава 30
Ульяна
В марте мне удалось вырваться на неделю в Россию, но эта неделя стала переломной.
Быть с ним рядом, при этом постоянно поглядывать на часы, наблюдая, как неумолимо бежит время и приближает нас к очередному вынужденному расставанию, казалось невыносимым.
Я потом еле оклемалась, закидываясь успокоительными, и понимала, что долго так не вынесу. К тому же и перспективы с работой у меня вырисовывались так себе. Бег на одном месте, по сути.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Мы с Кириллом созванивались почти каждый вечер в одно и то же время. Я уже выучила, что у него на заднем плане стеллаж, заваленный всяким хламом. Там и идиотская фигурка клоуна из фильма "Оно", и различные книги с совершенно разной тематикой, и набор пивных кружек в форме футбольных мячей, и даже целая пластиковая прозрачная коробка, забитая микросхемами.
А он знает, что у меня на заднем плане крашеная в мутно-серый цвет стена, украшенная панно со скачущими лошадьми.
Мы могли подолгу разговаривать ни о чем. Или делиться своими проблемами, успехами, погодой за окном, ныть о наболевшем.
Иногда просто молчали, разглядывая друг друга по ту сторону экрана, прикладываясь к нему дрожащими пальцами, чтобы представить, как дотрагиваешься до любимого лица, испытывая фантомные воспоминания о том, каково оно на ощупь.
Нам невыносимо жить вдали. Не хватает тепла друг друга, и поэтому мы, бывало, срывались, ссорились, а на следующее же утро мирились в сообщениях.
Как-то раз после очередной нашей ссоры, Кир позвонил мне прямо среди ночи ближе к трем часам. Он был пьян, ну, просто в хлам. Стоило мне принять видеозвонок, как Кир настроил камеру, откатил стул и встал посреди своей комнаты.
— Хорошо видно? — спросил с лету.
— Ты напился? — уточнила я сонным голосом, потирая глаза, чтобы лучше видеть, что там происходит на экране.
Он стянул с запястья резинку и прихватил челку в маленький хвостик.
— Я, Уль, надрался в сопли. Но сейчас вообще не об этом. Короче, смотри.
Кир стянул белую, мятую футболку через голову и с вызовом вздернул подбородок, принимаясь за пуговицу на джинсах.
— Давай так же — подмигнул мне и вжикнул молнией. — Что на тебе за пижама? Черт, это кто, пингвины?
Он, закусив нижнюю губу, стянул узкие джинсы, зашвыривая их ногой в дальний угол комнаты и указательными пальцами ухватился за резинку серых боксеров.
А меня в жар бросило. Я жадно уставилась на его молодое, привлекательное, с ума сводящее тело и не верила, что это мое все. Только мое. Но, Боже, как далеко.
Я не стала строить из себя монашку. В конце концов, только такой способ нам и остался.
Тоже перенастроила камеру и откатила свое кресло чуть дальше, чтобы сменить обзор. Меня лихорадило и возбуждало одновременно.
Я медленно расстегнула пуговицы на пижамной рубашке. Кир хрипло застонал, когда я скинула ее к ногам, отчего тело мгновенно покрылось гусиной кожей.
— Снимай остальное — прохрипел он уже куда серьезней, чем в начале звонка, пьяная ухмылка исчезла с его лица.
Кир потянул боксеры по узким бедрам вниз.
Я подцепила белье вместе с пижамными штанами и проделала тоже самое.
Мы стояли друг напротив друга совершенно голые, рвано выдыхая воздух. Кир был возбужден. Он ухватился одной рукой за член и уселся в кресло, откинувшись на спинку и чуть растопырив ноги.
— Охренеть, Улька — он жадно осматривал мое тело. — Я соскучился, сил нет.
— Я тоже.
Сладкое томление расползалось по телу только лишь от одного его вида. Живот скрутило истомой, когда Кир откинул голову назад, прикрывая глаза, и свободной рукой провел по своему телу.
Это было так горячо — смотреть, как Кир ласкает себя, покусывая пересохшие от частого дыхания губы.
— Давай, Уль, закрой глаза. Я буду говорить, а ты представляй и трогай себя, как если бы это были мои руки.
И я трогала. Касалась шеи кончиками пальцев, спускаясь к ложбине между грудей, прихватывала соски, выгибаясь дугой от острых ощущений, приправленных его хриплым голосом, облизывала палец и спускалась по телу ниже, как будто, это его язык скользил по коже. Все ниже и ниже. Раздвигала ноги шире, вообще улетая куда-то в прострацию.
Наши стоны, неровное и жаркое дыхание смешивались в клубок.
В какой-то момент Кир попросил открыть глаза. Мы столкнулись помутневшими взглядами, и тело простреливало ярким возбуждением, на грани боли. Невыносимо ярко. До острой пульсации.