Измена. Право на семью - Арина Арская
Официант у соседнего стола с хлопком открывает шампанское. Я вздрагиваю, и вазочка выскальзывает из моих вспотевших пальцев. Как в замедленной съемке, вазочка касается мраморного пола и разлетается на осколки. Я даже звука не слышу, а сердце будто останавливается. Я поднимаю взгляд на Валерия, и сквозь гул слышу его голос:
— Вика, это всего лишь ваза.
По ногам бежит холодный сквозняк, и к коленям поднимается волна дрожи. Во рту пересыхает, в висках пульсирует кровь.
— Да, — мама не шевелится и не моргает. — Лишь ваза. Вика…
А у меня такое ощущение, что весь мир рухнул. Тихий удар сердца в груди, к горлу подкатывает ком слез. Ресницы дрожат и губы немеют.
— Вика, смысл был не в вазочке, — говорит Валерий, — а в благотворительности и помощи нуждающимся. Вика… Для этого все и организованно.
Я ее сама разбила. Хотела защитить от Валерия и сама выронила. К нашему столику подскакивает испуганная официантка, садится на корточки и аккуратно собирает кусочки розового фарфора.
— Вика, — мама тянет руку ко мне, — милая, это к счастью. Слышишь, Вика…
Я слышу, но слов не понимаю. Меня будто молотком по голове ударили. Прямо по макушке.
— Вика, — Валерий поддается в мою сторону и вглядывается в глаза, — это просто милая и красивая безделушка.
— Я хочу домой, — встаю, и пустая коробка падает на пол к осколкам. — К Соне. Уже поздно.
— Может, можно склеить? — официантка поднимает на меня взгляд. У нее на ладони четыре осколка. — Есть специальный клей для фарфора.
Я слабо улыбаюсь и плетусь мимо столов к выходу, как в тумане. Вместе с этой вазой у меня и сердце раскололось на части, как тонкий японский фарфор.
— Вика, — меня нагоняет мама, — милая моя, — прижимает к себе, — ну что ты, моя хорошая…
— Хочу к Соне, — сипло шепчу я.
— Идем, — мама выводит меня из зала. — Я рядом, Вика. Рядом. Ничего страшного не случилось. Это всего лишь ваза.
Глава 32. Ты ее обидел
— Какого черта, Валер?! — на меня с порога накидывается разъяренной тигрицей Нина, мать Вики. — Ты где был?! Шесть утра!
— Тихо, — хватаю ее за запястья. — Руки при себе держите.
— Какой же ты гад! — рявкает мне в лицо. — Тупой еще ко всему! Это не я должна была за ней бежать, а ты!
— С дороги, — аккуратно отодвигаю ее в сторону и шагаю в гостиную.
— Где ты был?!
— А вам какое дело?
— К шлюхе своей побежал, да? — рычит мне в спину.
— Возможно, — зеваю и с хрустом разминаю шею.
Конечно, где же еще я мог быть всю ночь? Только у шлюхи.
— Бессовестный, — шипит Нина и следует за мной. — Да что у тебя в голове, Валера? Как так можно?
— Не знаю.
Шагаю через столовую, опять зеваю и захожу на кухню. Мне надо выпить кофе, чтобы немного прийти в себя. У меня в голове не мозг, а мокрая вата.
— Негодяй!
— Ага.
Пять минут вожусь с туркой, выслушивая гневные оскорбления от любимой тещи, которая аж захлебывается в ненависти ко мне.
— Юра такого не потерпит, — говорит она, когда я сажусь за стол с чашкой черного и густого кофе.
Я так устал от угроз, что они меня совершенно не трогают. Даже если сейчас на кухню ворвется Юра с намерением сломать мне коленные чашечки, я лишь зевну и сделаю глоток крепкого кофе.
— В тебе нет ни капли чести и достоинства.
— Угу, — лезу во внутренний карман пиджака и ставлю перед собой розовую вазочку с аистом.
— Что… что это? — Нина недоуменно моргает и садится за стол. — Как это?
— Ваза, — вздыхаю я и подношу чашку с кофе ко рту. — И вот, я гадаю, почему она такая маленькая.
Нина переводит на меня недоуменный взгляд:
— Она целая.
— Да, — глоток кофе, — вы очень наблюдательны.
— Почему?
— Что почему?
— Почему она целая?
— Странный вопрос, — смакую горький и вяжущий вкус кофе на языке.
— Но Вика ее разбила…
Мне лень посвящать в подробности моей беготни по всем московским антикварным лавкам в ночи. Это было не очень увлекательное путешествие. Куча звонков сонным владельцам старья, уговоров пойти навстречу, потому что эта глупая вазочка очень мне нужна, ведь мою жену переклинило на ней.
— Это неожиданно, — обескураженно шепчет Нина.
— Ага, — ослабляю галстук.
Я сам не понимаю, зачем я во всё это ввязался, но иначе не мог. Вике понравилась ваза до восторженных огоньков в глазах, и у меня включился режим добыть эту нелепую фарфоровую штуку во что бы то ни стало.Иначе скатится моя впечатлительная жена в болото отчаяния и утонет там. Почему она не может быть обычной женщиной, у которой есть страсть, например, к брендовым сумкам?
— И где ты ее нашел? — Нина переводит взгляд на вазочку.
— У своей шлюхи, — едко отзываюсь я и отставляю чашку.
Нина поднимает глаза и обиженно поджимает губы. И по глазам вижу, что она не собирается отказываться от всех тех слов, которыми меня в ярости наградила.
— У бабульки одной в подвале у МКАДа, — откидываюсь назад. — Она мне еще жуткий чайный сервиз под шумок продала, но его тете отправят. Идеально подойдет к ее новым серьгам, потому что там тоже какой-то виноград с гусеницами нарисован.
— Когда она его получит?
— Завтра.
— Надо в гости напроситься чай попить, — глаза Нины вспыхивают злорадством.
— И откуда такая нелюбовь к моей тете? — вскидываю бровь. — Тихая, неприметная женщина, которая особо не отсвечивает.
— Вот таких и надо бояться, — Нина мило улыбается. — Тихие женщины обычно змеи подколодные, Валера.
— Я не силен в женских намеках.
— Это уж я поняла, — Нина фыркает. — Ты вообще знатный тугодум.
— В последнее время я прямо купаюсь
