Ты все поймёшь, когда его не станет (СИ) - Татьяна Семакова

— Будет весело.

Я сцепила зубы, но отступать была не намерена. Посмотрела по сторонам, отметив укромность заднего двора: только контейнер с мусором, за ним деревья, надёжно скрывающие всю возню у лестницы от посторонних глаз. Сняла туфли, он забрал их из моих рук и затолкал в свой рюкзак, наклонился и сцепил руки замком. Я поставила одну ногу и тихо взвизгнула, вцепившись в его плечи, когда он резко разогнулся, сверкая глазами. Выпрямилась, дотянулась до лестницы, повиснув на вытянутых руках, и посмотрела вниз. Марк задрал голову, едва сдерживая смех, я представила, как глупо выгляжу со стороны, собралась и вспомнила детство, которое, на своё счастье, провела не дома с куклами, а с мальчишками, лазая по деревьям и гаражам. Спасло меня не слишком большое расстояние между перекладинами, на одних руках я преодолела расстояние в свой рост и наконец-то почувствовала опору для ног.

— Впечатляет, — протянул снизу. Я посмотрела как раз в тот момент, когда он подпрыгнул, как кот, ловко ухватился за ближайшую к земле перекладину и пощекотал мне пятку. — Шевелись, — через пару минут я спрыгнула на крышу, он поднялся следом и шумно выдохнул: — Чуть не помер.

— С чего бы? — удивилась, а он хмыкнул:

— От открывшихся видов, — и явно имел ввиду не помойку. Достал мои туфли и бинокль и прошёл к противоположному краю. — Как на ладони, — вынес вердикт довольно, протянул мне бинокль и я смогла в этом убедиться, увидев через окно портрет президента, на которого не обращала внимание в кабинете.

Марк присел и начал осматривать крышу, я сделала то же самое, но кроме граффити на парапете ничего обнаружить не удалось.

— Я нагулялся, — сказал, поднимаясь.

— Я тоже, — кивнула и пошла к лестнице.

— Моя очередь, — хмыкнул, открыв рюкзак под туфли. Я сняла их, и пока он упаковывал все и перелезал, бросила взгляд на край крыши. Сердце внезапно сделало скачок, я достала телефон и сделала снимок граффити. — Серафима, — позвал негромко и я тут же полезла вниз.

Руки противно дрожали, пару раз я едва не сорвалась, а когда повисла на последней ступеньке и расцепила руки, ухнув вниз, он принял меня в объятия.

— Это лишнее, — буркнула недовольно, а он нахмурился:

— Тебе нельзя прыгать с высоты. На велике ещё кататься, врач не предупреждал?

— Я… забылась. Пусти.

Он осторожно поставил меня на асфальт, достал туфли и внимательно посмотрел, слегка хмурясь.

— Эй, в чем дело? — спросил, когда мы зашли в сквер.

— Ни в чем, — буркнула, отмахнувшись.

— Я поймал тебя чисто из медицинских показаний. Если бы хотел обнять, сделал бы вот так, — дёрнул меня за руку, останавливаясь и разворачивая к себе, и притянул к себе, прижав обеими руками. Я смотрела ему в плечо, не двигаясь, чувствуя, как его пальцы начинают сжиматься, как колотится его сердце, учащается дыхание. Занервничала. Нет, пожалуй, даже запаниковала. Было приятно и вместе с этим поднималась волна отвращения к себе, как будто я вновь изменяла, теперь уже мужу. Сделала шаг назад и он тут же убрал руки, сказав: — Рядом с тобой невозможно работать.

И быстро зашагал в обратном направлении, оставив меня стоять истуканом. Я сделала над собой усилие, шагнув в сторону офиса, и, постепенно набирая темп, практически влетела в кабинет, закрыв за собой дверь. Достала телефон из маленькой сумочки, все это время болтающейся на плече, и внимательно изучила фотографию. Поверх разноцветных граффити чёрной краской через трафарет была нанесена небольшая акула. И это изображение я уже видела. В виде татуировки на плече Саши. Вряд ли это было совпадение… Татуировка была давнишняя, слегка выцветшая, я как-то спрашивала о ней, но что он ответил? Не помню.

— Черт, — буркнула недовольно и села за стол, уставившись на портрет президента. Все-таки странный выбор места. Может, там сейф?

Я прошла до стены, поняла, что до рамки не дотянуться, подставила стул, взгромоздилась на него, оставив следы на бежевом велюре грязными ногами, сняла рамку и с недоумением уставилась на отверстие в стене. Тут же в памяти всплыли слова Марка о пристрелочном выстреле. Очень на него похоже. Но… через окно был сделан лишь один выстрел и он достиг цели. Как это понимать? Окно было открыто нараспашку, Саша вышел, кто-то сделал выстрел, потом он закрыл окно, оставшись стоять у него и получил пулю в голову? Логично, если он хотя бы стоял лицом, глядя на улицу. Хотя, Максим говорил, в офис заходил какой-то мужчина… окликнул его, отвлёк внимание, в Сашу выстрелили, он повесил портрет и просто ушёл. Он же мог и окно открыть до этого, потом они куда-то ушли… со стороны Саши надо было быть очень невнимательным, чтобы не заметить эти манипуляции. Хотя, окно могли открыть, чтобы проветрить. Вышли, вернулись, закрыли. И что, никто не услышал два выстрела? Тот же Максим.

— Максим! — позвала, открыв дверь. Он поднялся с рабочего места и быстро преодолел дистанцию, нас разделяющую. Я прикрыла за ним дверь и спросила: — Ты слышал звук бьющего стёкла, а выстрел?

— Нет, — ответил, подумав.

— Это все, — развела руками, а он хмыкнул:

— Раз уж я тут… — и с час мы обсуждали рабочие вопросы, плавно перетекшие в производственное совещание ещё с тремя сотрудниками. Мои познания в предмете беседы приятно удивили собравшихся, меня удивило, что я умудрилась их не растерять, рабочий день давно закончился, офис за пределами кабинета был совершенно пуст, на столе появилась заказанная кем-то еда, начало смеркаться, Лев Петрович, руководитель отдела продаж, поднялся, чтобы включить свет, но я остановила его:

— Уверена, у всех есть дела и дома.

— Начальство гонит с работы, — фыркнул он довольно. — Кто я такой, чтобы спорить.

Все разом хохотнули, спешно собрались и ретировались, оставив меня одну. Я прошла до шкафа, достала бинокль, но тут же отложила его в сторону, вытащив коробку. Открыла ее и увидела личные вещи Саши, небрежно сваленные в кучу. Ручки, блокноты, прочая канцелярская мелочевка, галстук, новая сменная рубашка, рамка с фотографией, очевидно, стоявшая на рабочем столе. Наше селфи с широкими улыбками. Мои глаза, ничего не выражающие. Его, с лёгким прищуром и едва заметными морщинками в уголках. Руки противно задрожали, я выронила рамку на кафельный пол и стекло со звоном разбилось. Из коридора послышался тяжкий вздох уборщицы, я села на пол, едва сдерживая слезы, а она прошла в кабинет с намерением убраться, увидела меня, ахнула, всплеснула руками и