Ненавижу тебя, сосед - Лина Манило
— Прости, — улыбается и, хозяйским жестом подозвав официанта, делает заказ. — Что будешь? Выбирай!
Ну что ж, если так просит.
— Мне миндальное пирожное с шоколадной крошкой и взбитыми сливками, — озвучиваю, а во рту слюна скапливается из-за предвкушения.
— Отличный выбор, — кивает официант, мы добавляем к заказу кофе, и он убегает в сторону кухни.
Никита откидывается на ажурную спинку белого стула, барабанит пальцами по крахмальной скатерти и смотрит на меня цепко, изучающе. Под его взглядом хочется съёжиться — в Никите слишком много напористой сексуальности и того опыта в отношениях, который мне был недоступен в силу самых разных причин: родители, маленькая Красновка и Лавров, который оставил слишком большой отпечаток на моей судьбе.
— Скажи мне, Яся, что тебя пугает?
Икаю, смотрю прямо в голубые глаза, а на губах Никиты расплывается ленивая улыбка.
— Меня ничего не пугает, — заявляю твёрдо, и Никита делает вид, что верит.
— Я тебе не нравлюсь? — прямо и в лоб, а я промаргиваюсь, подбирая слова.
— Ты симпатичный, — выдавливаю.
— И всё? — усмехается, смахивая со лба светлую чёлку. — Впрочем, это уже кое-что. Люблю сложные задачи.
Напряжение звенит струной, но приносят нас заказ и становится проще.
— Это потрясающе! — восклицаю, прожевав первый кусочек нежной миндальной прелести.
— Я знал, что тебе понравится.
Никита почти не притрагивается к своему пирожному, только на меня, жующую, смотрит, а я плюю на всё и просто наслаждаюсь великолепным вкусом и теряюсь в ощущениях. Это так вкусно, что хочетсчя урчать от удовольствия. Не сдерживаюсь, облизываю ложку, закатываю глаза, а взгляд Никиты странно темнеет.
Пьём кофе, разговариваем о всяком, и я радуюсь, что Никита никаким боком не касается Лаврова. Всё больше спрашивает обо мне, о моём детстве, юности в Красновке, слушает с интересом — во всяком случае, мне так кажется, что ему нравится меня слушать и слышать.
Вечер на самом деле приятный, я становлюсь говорливой и смешливой, а Никита подхватывает мои шутки, отвечает своими, и к концу, когда кофе выпит, а по счёту уплачено, я не могу перестать улыбаться.
— Спасибо, вечер был фантастическим, — говорю искренне и, встав на цыпочки, целую Никиту в гладко выбритую щёку.
Никита ловит мой подбородок пальцами, его рука на моей пояснице, между нами всего несколько сантиметров пространства, и вот-вот случится поцелуй, который, возможно, изменит всё.
— Тебе понравилось? — обжигает пахнущим кофе дыханием уголок моего рта, задевает губами мою нижнюю, а я замираю, боясь шелохнуться.
Мы стоим возле входа в мой корпус, на улице темно — мы загулялись, заболтались и ночь спустилась на землю, — и кажется, что, кроме нас с Никитой никого в мире больше не существует.
— Я тебя сейчас поцелую, — говорит как-то удивлённо, но я не успеваю отреагировать: Никита накрывает мои губы своими мягкими, тёмлыми, ласкает и нежничает, разрешения спрашивает.
Я не прислушиваюсь к себе, ничего не анализирую, просто тянусь к тёплому телу, обвиваю руками широкие жёсткие плечи, и Никита, будто получив разрешение, прижимает меня к своей груди, а я его тёплый язык уже во всю орудует в моём рту и это…
Это большое и пустое ничего. Как я не пытаюсь себя убедить, его поцелуй — словно пластырь на давно зажившей ране. Бесполезный и пустой.
14. Демид
— Лавров, ты чего такой бешеный сегодня? — тренер хлопает меня по плечу, окидывает с ног до головы мрачным взглядом.
Стадион пустой, команда давно разошлась, а я всё наматываю круги, отрабатываю удары, загоняю себя — делаю всё, чтобы выбить из башки даже намёк на дурь. Мне не нужны лишние мысли, не нужно всё то, что беснуется в моей голове, провоцирует делать глупости.
— Да остановись ты! — рявкает тренер и забирает мяч, точным броском отправляет его на другую сторону поля. — Где твои мозги? Решил угробить себя на первой же тренировке?
Останавливаюсь, хотя организм упорно сопротивляется. Внутри слишком много энергии, которую нужно выплеснуть, иначе взорвусь к чёртовой бабушке. Меня просто разнесёт на ошмётки по всему полю, и на волю вырвется совсем другое существо — дикое и необузданное, с которым никто не справится.
Тренер хватает меня за плечи, хорошенько встряхивает. Он отличный мужик, хотя для кого-то слишком жёсткий — слабакам рядом не место, они просто ломаются. Но это именно та властная и твёрдая рука, которая способна удерживать переполненных тестостероном парней в одной упряжке. Многим Юрий Семёнович стал чуть ли не важнее собственного отца. Его слушаются, заглядывают в рот, выполняют всё, что скажет, потому что знают — он снова приведёт нашу команду к победе, а ещё выслушает, поймёт и даст поблажку там, где она просто необходима, иначе сдохнешь.
— Демид, что с тобой творится? — спрашивает уже спокойнее, но пальцы на моих плечах всё такие же жёсткие.
— Не знаю, — я честен, и тренер видит это. Кивает задумчиво, а на лбу проступают морщины. — Правда, не знаю. Но чувствую, что мне нужно себя загнать, а то наделаю глупостей.
— Нужно ему, — ворчит, отпуская меня. — А мне нужно, чтобы мой центральный нападающий не слёг на больничную койку после первой же тренировки. Юшкин, конечно, тоже неплохой игрок, но до тебя ему далеко.
Получить от тренера похвалу — сложная задача, потому каждый такой разговор — особенно ценный. Не в правилах Титова распыляться на трогательный пафосные речи.
— Мне кажется, без девушки не обошлось, — понимающе хмыкает, а я качаю головой.
— Нет-нет, — слишком поспешно, на что получаю очередной понимающий взгляд.
— Что я, думаешь, молодым не был? — смеётся, и каждый раз его смех напоминает раскат грома. Особенно впечатлительные даже вздрагивают.
Титов мощный мужик, выше многих на целую голову, сильный и громкий.
— Это не из-за девушки, — настаиваю. — Это из-за злости.
Тренер под кожу не лезет, а я не спешу делиться хоть с кем-то подробностями. Только где-то внутри тикают часы, а мысли крутятся вокруг того, что вот сейчас, прямо в этот момент Никита с Синеглазкой гуляют. Наверное, даже целуются, а может и…
— Я ещё пару кругов пробегусь, — срываюсь с места, пока тренер не надумал меня отлупить.
Набираю скорость, выравниваю сбитое нервами дыхание, окунаюсь с головой в любимое лекарство — спорт. Он всегда меня спасал, начиная с тех времён, когда всем моим богатством был кожаный мяч и драные кеды.
Но даже у моих
