Забава для мажора (СИ) - Драгам Аля

Хочу видеть его глаза, когда задам один вопрос. Я пойму, надеюсь, играет он или искренен. Но я теряюсь и не знаю, как сформулировать то, что хочу узнать. Подхожу ближе и задираю голову.

— Почему?

Шепчу, прекрасно осознавая, что тупее слова выбрать не могла. Однако Тёма умудряется понять его. Мы смотрим друг на друга и молчим. Наконец парень нарушает молчание.

— Я тебя люблю. Это всё, что ты должна знать. Если не простишь, я пойму. Я, наверное, сам бы не простил такое. Знаю, что виноват. И… Сейчас Костя приедет и отвезет тебя.

Глотаю вставший в горле комок. Артём отводит глаза и смотрит теперь за меня.

— Если тебе понадобится помощь или поддержка, просто позови. Я понимаю, что разрушил сам. Не оправдал и не сдержал слова. Я… — В глазах парня странный блеск и он часто моргает, прежде, чем продолжить. — Я подожду с тобой Костяна, и потом уеду. Не переживай, больше ты не заметишь моего присутствия.

По щеке скатывается первая слезинка, а в груди жжет. Тёма подается ко мне, тянет руку, чтобы стереть соленую каплю, но я отступаю на шаг назад.

— Нет. Не надо.

Узнать правду — полбеды. Заставить себя принять то, что дальше придется с этой правдой жить, намного сложнее. В определенных ситуациях правда приносит понимание, что уже никогда не будет как прежде.

19.2.

Артём.

С каждым новым словом я вбивал еще один гвоздь… В крышку гроба? О нет, это было бы слишком просто. Я вбивал их в свою плоть, физически ощущая, как кровоточат раны, и расползается боль.

Я видел, что Лия отдаляется от меня, но продолжал и продолжал говорить.

Ей тоже больно.

И это моя вина.

Малодушно защелкнул замки, увидев, как Лия хочет выйти. Иллюзия того, что мы вместе в одном пространстве. Один обман. И то, что сотворил я, тоже обман.

Не простит.

Малышка ушла вперед, запретив приближаться к ней. Малышка… есть ли у меня право теперь так её называть?

В кармане вибрирует телефон. Костя.

Не хочу ни с кем говорить. Но… Девочку надо отвезти домой. Вряд ли она сядет со мной в машину, даже если я забью на треню.

— Да. — Голос звучит глухо и безэмоционально. Всего две буквы. Сухо и безжизненно,

Но Костяну этого хватает

— Я правильно понимаю, рассказал?

— Да.

— И?

— Всё, Кость. Отвези её домой. Мы в парке.

Силы говорить закончились. Раз и нет. Скелет вдруг стал слишком тяжелым и неустойчивым.

— Ты правильно сделал, Мирон. Потом было бы хуже.

Потом… нет у нас теперь этого волшебного «потом». Есть лишь безнадёжное «вчера»

За несколько дней прирос к ней. Приклеился намертво. И как жить без неё? Не знаю.

Хочется догнать, встряхнуть, крикнуть, что люблю. Что рассказал сам, что мучаюсь.

Но это чересчур эгоистично. Как бы хреново сейчас мне не было, ей хуже. Я предал, я. Не удержал…

На сиденье лежит рисунок, законченный несколько минут назад. Несколько минут, разделивших нашу жизнь. Разделивших «мы» на «она» и «я». Такое жизнеутверждающее теплое слово «вместе». И такое страшное «больше не»…

У меня нет прав просить простить. Такое не прощается и всё же… Лия подходит ко мне и задает один-единственный вопрос. Почему?

Шесть букв, но я понимаю, что в них вложено. Понимаю и… молчу…

Не знаю, что сказать. Оправданий нет.

Нарушаю затянувшееся молчание и говорю, что люблю. Что уйду, лишь бы не напоминать. Мне правда наплевать на своё будущее. Отправив Лию с Костей я собираюсь вернуться в лицей и забрать документы. Это будет меньшим наказанием собственной трусости и подлости.

Прости, пап. Твоих ожиданий и надежд я тоже не оправдал.

Глаза жжет, и я часто смаргиваю, чтобы сделать изображение четким. Хочу запомнить свою любимую, впитать каждую черточку, каждый жест.

Свою… нет, больше не свою…

Сердце бьется с перебоями, когда вижу прозрачную дорожку на щеках девочки. Неосознанно подаюсь вперед. Стереть слезинку, ещё раз коснуться. Последний раз.

Говорят страшно уснуть и не проснуться. Чушь! Страшно понимать, что человек, который в твоем сердце, рядом последний раз. Страшно не иметь возможности дотронуться, страшно не успеть сказать главное…

Лия делает шаг назад и шепчет: — Нет. Не надо.

«Не надо» оглушает. Убивает надежду, которой и не было, по сути.

Ноги не держат, и я некрасиво подпираю бок тачки.

Смотрю за спину златовласки. Всё те же деревья, то же небо, те же облака. Еще час назад этот пейзаж казался мне волшебным. Сейчас же я вижу безликую серость. Лия не просто сложила карандаши в сумку, она забрала все краски из жизни. Но опять же винить в случившемся могу только себя.

— Не так…

Поворачиваю голову и не понимаю, о чем она говорит. Лицо мокрое от влаги, губы припухли, а в глазах видны сеточки сосудов. Она плачет тихо, но душа её кричит. Я слышу этот крик. Моя также стонет от боли.

Невыносимо.

— Не так.

Лия повторяет и… бросив сумку на землю, вдруг делает шаг навстречу, обнимая за талию и утыкаясь в грудь.

Сердце пропускает удар и набирает обороты, разгоняясь за миллисекунды до самых высоких скоростей.

Дрожащими руками прижимаю к себе малышку, и её прорывает. Плач становится громким и жалобным, а меня рвёт на части.

Задыхаюсь от её запаха. Пытаюсь надышаться впрок, запомнить, вобрать как можно глубже.

— Люблю тебя, — шепчу на репите. Непослушный язык не способен сейчас произнести другие слова. — Люблю тебя… люблю тебя…

Лия поднимает заплаканное лицо, и я не медля больше, приникаю к её губам. Они соленые от слез и сладкие от наших чувств. Пью её боль, забирая себе.

Сминаю губы, ласкаю язычок. Жадно, глубоко.

Словно не целовал целую вечность. Но так и есть. В той, прошлой жизни…

По часам прошли минуты, по ощущениям же несколько тысячелетий пронеслась.

— Ты… ты простила меня?

Нахожу силы оторваться и задать главный вопрос.

— Нет.

Она качает головой, и я вижу наглую ухмылку боли. Она возвращается, не собираясь так быстро оставлять свою жертву.

— Мне не за что тебя прощать, Тём. Ты сам должен простить или не простить себя. А я… я попытаюсь тебя понять. Дедушка сказал, что надо уметь принимать правду и быть счастливой. А без тебя… без тебя я не смогу… только… только никогда больше не обманывай меня…

Лия шепчет, всхлипывая и прерываясь на дыхание… а я каждое её слово вношу в память и высекаю на своём сердце. Слова моей клятвы этой маленькой, но такой мудрой и сильной девочке.

— Обещаю тебе. Клянусь.

— Не…

— Именно клянусь, малышка. Сейчас я уверен в своих словах как никогда.

Снова целую, но сейчас нежно, тягуче. Наши губы встречаются, лаская друг друга. Боль ушла, осталась чистая и искренняя любовь. Та самая, которая дарит крылья, помогает взлететь, парить…

И горе тому, кто предаст эту любовь. Она не прощает ошибок. Бросает с высоты наземь, разбивая на мелкие осколки.

20.

Лия.

— Вижу, моё присутствие уже необязательно?

Как черт из табакерки, из-за машины появляется Фёдоров. Я успела забыть, что Тёма позвал его.

Артём говорил, а во мне росло и крепло чувство неправильности происходящего. Мы не сможем порознь. Я видела это в его глазах. Чувствовала сердцем.

«Будь счастливой»…

Как ею быть без него? Как жить дальше без теплых и надежных объятий, без губ, уносящих в долину неги и любви? Как? Научите! Расскажите…

Полностью не осознав, что творю, делаю шаг, прячась от всего мира в любимых руках. Я просто не смогу.

Приму правду, смирюсь с ней. Забуду. Но жить без него не смогу.

Нас пригревает солнышко, привязывая друг к другу невидимыми солнечными нитями. Тонкими, но крепкими. Не разорвать.

Широкие ладони гладят спину, вжимая в горячее крепкое тело. Жарко. Но нас обоих трясёт на эмоциях.

Парни о чём-то переговариваются вполголоса, а я стою, вдыхая аромат свежести и уверенности. Так пахнет моя любовь. Напитываюсь им, впуская в кровь силу, которую он мне дарит.