Ангел для Зверя - Милана Стоун
— Еще увидимся!
Как приговор. А обещания я привык исполнять. Ломоносов перешёл все границы дозволенного, тронув девушку.
Мою без пяти минут жену, будущую мать наших детей!
Сука.
Срываюсь с места, выплевывая на ходу сгустки крови.
Бегу к двухэтажному зданию, чувствуя, как по венам разгоняется адреналин.
Злость ещё бьется в голове, не давая думать разумно.
Посмей только сбежать, милая.
Посмей только еще раз соврать мне в лицо.
Лучше я тебя сам убью, чем отпущу еще раз. А после сдохну и я, потому что жизнь без неё уже не вижу.
— Где! — ору я во всю глотку вахтеру, так что тот со стула грохается. Дрожит. По сторонам смотрит.
Он глазами хлопает, но все понимает.
— Комната двадцать два, — сглатывая, выговаривает он и указывает направление.
Замечательно, сейчас мы разберёмся с беглянкой, что чуть две жизни своими выходками не поломала.
Шагаю громко, чтобы слышала, что неминуемое возмездие идёт за ней.
Раздуваю ноздри, пытаясь носом учуять свое, и поворачиваюсь в сторону нужной комнаты.
Мой топот вряд ли можно не услышать. Подхожу к двери. Пытаюсь успокоиться.
Вдох – выдох.
Сука… Не получается. Гнев душит. Почти убивает человеческое.
Стучу. Ради приличия. И кто бы сомневался. Не открывает.
Набираю воздуха, чтобы позвать. Но выдыхаю. И резким ударом ноги выбиваю хлипкую дверь.
Два шага. Что за… Никого.
Кровать заправлена. Вещей нет. И только окно на распашку. И ветер вперемешку с солнцем в лицо бросается и шторки колыхаться заставляет.
Подхожу ближе.
Неужели старик обманул?
Да, не… Перед страхом смерти не обманывают.
Выглядываю в окно и вдыхаю знакомый запах лавандового мыла. Голова вправо и судорожный вдох.
Вот же дрянь!
— Не страшно? — спрашиваю Кристину, что стоит на карнизе и балансирует на грани жизни и смерти.
Она качает головой, и вся дрожит. Ну что за баба неуемная. Высовываюсь и двумя руками под колени хватаю.
— За плечи. Крепко, — с рыком и лучше не смотреть вниз.А если бы упала? А если бы шею сломала?
До сих пор не поняла, что она для меня значит. До сих пор не поняла, что не сбежать?
Втаскиваю ее в комнату и иду закрывать двери.
— Что ты... — голос дрожит. Сумку к себе прижимает. — Что ты делаешь?
А я стягиваю промокшую от пота футболку. Начинаю расстегивать ремень. Сам удивляюсь, как мне удается делать это спокойно. В паху горит от предвкушения.
Хотел ведь нежно! Хотел осторожно к себе приучать!
— Руслан!
— Раздевайся!
— Зачем?!
— Раздевайся, пока не порвал все.
— Я не понимаю, — ее начинает трясти, а зубы стучать. — Руслан, пожалуйста…
Но я не поддаюсь. Снимаю брюки и остаюсь в трусах.
Взгляд на голые ступни.
— Раздевайся, Кристина. Беременной делать буду, чтобы больше не сбежала.
Глава 25
Меня начинает трясти.
Страхи, неуверенность, воспоминания. Все плотным туманом обволакивает и душит.
А Руслан собирается… Собирается…
— Не надо, — ставлю руки перед собой. Пытаясь себя защитить. А он словно скала. Огромный и грозный. И слова эти про беременность. Зачем? Ну какой ребенок?! — Руслан, ты не понимаешь.
Вижу, что намерения у него серьёзнее некуда, взгляд колкий, пронзительный, но разве я могу ему позволить сделать это?
Он делает уверенный шаг на меня, я мышкой под рукой и к двери. Дергаю на себя. Но заперто.
Он все предусмотрел.
— Да, я не понимаю. Не понимаю, сколько можно бегать. Ты готова сдохнуть или быть изнасилованной, только чтобы не быть со мной!?
Ревет он диким зверем так громко, что меня передергивает.
— Да! — отвечаю в запале, а саму начинает трясти. А он снова близко и запах его как ножом по сердцу скребет. – Я готова на все, чтобы не быть с тобой!
Почти правда.
Он тормозит, мелькает ухмылка. Не верит. Надо убедительнее. Надо просто доказать, что он для меня ничего не значит.
Я должна освободить его от бремени. А если он возьмет меня, то все поймет!
Но нельзя! Нельзя ему знать, что я теперь не чиста. Нельзя ему знать, потому что долгом своим посчитает взять опеку. А мне не нужны одолжения.
Мне ничего от него не нужно.
Куда легче одной быть.
— Ну что ты замолчала, — тянет он руку и со лба прядь волос убирает.
Будь это кто-то другой, я бы дернулась. Но его касания как глоток свежей воды.
Грубые, нежные – не важно. Чувствую, как в моем теле поднимается буря. И хочется прикрыть глаза и просто отдаться этой стихии.
Отдаться Руслану. Стать матерью его сына. Сделать все, что он скажет.
Но мне нельзя, и я отбрасываю руку.
Нельзя, пойми ты!
Отворачиваю лицо и поджимаю губы. Но он только ближе подходит, другую прядь берет и тянет легонько.
— Расскажи, чем же я тебе так неприятен, что ты под другого лечь готова была.
Его слова ударяют по нервным окончаниям. Не виновата я!
— Что?! Нет! Он же сам!
— А нечего бегать босиком по городу и сиськами трясти!
— Я ничем не трясу, а ты! Ты… ты вынудил меня! — отвечаю ему смело, подняв подбородок. — Ты грубый, неотёсанный, ты пошлый, ты думаешь только о том, как взять меня силой!
Вру, даже не краснею. В глаза смотрю его злые, а свои слезятся.
Может потому что не хочу, чтобы уходил. Хочу рядом быть. Не могу.
Да что же это? Должна же я собственную похоть преодолеть.
Не для себя. А ради него. Ради его счастья с чистой невестой его религии. Он это заслужил, а не возиться с грязной девкой.
— Если бы ты хоть раз забралась ко мне в голову, то убедилась, насколько я с тобой нежен, — говорит он, наступая на меня. — Потому что все, что мне хочется сделать, это вставить член тебе в рот. Потому что заебала нести хуйню! Ты же любишь меня!
— Нет. Нет! Я никогда не полюблю мусульманина.
Черт… Он же ну… Ну и почему он смеется.
— Единственное, на что мне наплевать, так это что ждет меня после смерти. Жить сейчас надо. И брать, что хочешь. А я тебя хочу! — тянется он к губам, а я снова вниз стекаю, под рукой пытаюсь пробраться.
Но не успеваю. Он прижимает меня спиной к себе и упирается бугром в спину.
—
