Княжна (СИ) - Островская Алина

Разбудят девочку, идиоты.

На фоне нашей потасовки слышу, как студентик блюет, забившись в уголок. Согласен, зрелище не для слабонервных.

Ошалелые глаза третьего мне уже никогда не забыть. Выбиваю ногой ствол из руки, он достаёт нож. Понимает, что шансы уйти отсюда живым резко упали. Так что отчаянно кидается на меня с холодным оружием. Успеваю отскочить, но лезвие все же вспарывает куртку. Он не отступает. Выпад за выпадом, подбирается ко мне ближе. В глазах читается животный страх.

Ещё одна попытка пырнуть меня в живот не удаётся, перехватываю руку, разворачиваю нож в его сторону. Он покрывается испариной, трясётся. Сопротивление бесполезно, предупреждал же.

— Не надо, я все расскажу, — хрипит от перенапряжения.

Решаю сохранить ему жизнь. Достаточно на сегодня смертей. Выхватываю свой Макар и с силой бью по голове. Он теряет сознание и плюхается к ногам мешком с картошкой. Обыскиваю, забираю оружие.

— Пощадите, — в слезах всхлипывает студент весь в своей рыготне. На такого и рука не поднимется.

Связываю обоих и кидаю в багажник. Переночуют здесь, а утром их заберёт Дато. Выхожу из гаража, закрываю ворота. Весь пол в крови, два жмурика, мычание из багажника. Аделине сюда нельзя…

Вхожу в дом.

Разбудили все-таки, поганцы. Бросается ко мне с испуганными глазами.

— У тебя кровь, — бледнеет, стягивает куртку и я понимаю, что меня все-таки задело.

— Ерунда, — отмахиваюсь.

— Ты себя слышишь? Нам надо к врачу!

Что она так переживает? Смотрю на свой живот. А-а-а, ну теперь понятно. Справа зияла глубокая рана на пол живота, кровь течёт, кожа вывернута наружу. Адреналин обезболил, вот и не заметил. Проклятье.

— Ну же, поехали, ты потерял много крови!

— Ты водить умеешь? — понимаю, что она права. Кровь течёт не переставая, накатывает слабость. Надо срочно зашить рану.

— Нет.

— Я не доеду. Рану нужно зашить. Возьми аптечку на кухне.

Она моментально срывается с места. Закрываю дверь на все замки. Ещё одного набега ордынцев мне не отбить в одиночку. Возвращается быстрее, чем я добираюсь до дивана. Ныряет мне под руку, помогая идти. Усаживает на мягкие подушки, сама опускается у моих ног. Морщит нос, шипит.

— Рану нужно промыть, — смотрит твёрдо, решительно. Откидываюсь на подушки, предоставляя себя ей. — Будет щипать, потерпи.

Аккуратно обрабатывает порез спиртом. Жжет адским пламенем.

— Все, можешь зашивать, — протягивает мне иглу с ниткой.

— Нет, ты.

— Я юрист, а не врач. Да я даже не швея! — с жаром отзывается. Руки трясутся, бледная, но держится стойко. Тот взрывоопасный студент обрыгал бы уже весь дом. Устало закрываю глаза. Обильное кровотечение даёт о себе знать. Она больше не спорит. Читает вслух «Отче наш», в сотый раз дезинфицируя иглу и нить. Бог мне не поможет…

— Приступаю, — поднимает глаза, выискивая признаки жизни на моем лице. Слегка киваю.

— О Боже, не дай ему умереть, — взывает к всевышнему, я горько усмехаюсь. — Может выпьешь? Чтобы немного обезболить.

— Нет, — боль, как попытка искупления греха за очередную смерть на моих руках.

Она поджимает нижнюю губу и делает первый стежок. Острые ощущения волнами разбегаются по телу, раздражая каждую нервную клетку. Так мне и надо. Смотрю на шёлк волос, ангельское лицо. Как не повезло ей встретиться с таким, как я. Ухоженные руки с длинными ровными пальчиками уверенно держат иглу, раз за разом прокалывая кожу и делая аккуратный стежок.

Она не пытает меня расспросами, не истерит. Собрала волю в кулак, стараясь спасти человека, который того не заслуживает.

— У тебя хорошо получается. А говорила не швея, — подмигиваю и слегка улыбаюсь, когда она отрезает нитку и начинает старательно бинтовать мой живот. Обработала разбитую голову, кулаки я не дал — и так заживут.

— Поговорим позже, тебе нужно отдыхать, — строгий взгляд голубых глаз. Помогает мне лечь, сама садится у изголовья.

— Нет, иди ко мне, — подтягиваю к себе и кладу голову на колени. Она не сопротивляется. Запускает руку в волосы, мягко перебирая их, второй гладит по спине. Каждое движение сочится заботой, нежностью, состраданием. Если бы я не был уверен, что уже приговорён вечно гореть в аду, то подумал бы, что попал в рай.

Несмотря на ноющую боль, время остановилось. Ничего больше не существовало и не имело значения, кроме ее касаний, тепла, мерного дыхания. Тихонько запела, убаюкивая меня. Чистый, красивый голос. Ангельский, как и вся она.

Падал в объятия сна думая о том, что больше не представляю своей жизни без неё.

Наигрался и забыл, называется.

Аделина

Руки все ещё тряслись. Я только что зашила чёртову Марианскую впадину, разверзнувшую свои пучины на его животе. На пальцах осталась засохшая кровь, как напоминание о моем личном подвиге. Страх за его жизнь толкал к решительным действиям, запрещая мешкать.

Все позади.

Перебираю пальцами короткие, мягкие волосы, глажу по спине. Жалею его, лишь догадываясь о той боли, что пронзает крепкое тело. Тихонько пою колыбельную, что когда-то пела мне мама, надеясь хоть немного приглушить боль. Молюсь, чтобы у него хватило сил выжить и внутренние органы не были задеты. Мысль о том, что могу потерять его, разбивает душу на миллион мелких осколков.

Он мертвенно-бледный, потерял слишком много крови. Глаза закрыты, сопит, кажется, уснул.

На задворках разума назойливо мельтешит мысль о том, кто он такой. Гоню ее прочь, потому как боюсь правды. Она разрушит иллюзию и тот хрустальный замок мечтаний, что я успела возвести. Не уверена хочу ли знать, что произошло этой ночью. Но точно знаю, что слышала выстрел. Перевела взгляд на счесанные в кровь кулаки. Страшно подумать, что с тем человеком или людьми, о которых они сбиты. Предчувствие нехорошее, но лучше не фантазировать понапрасну.

Что я знаю об этом человеке? Вероятно, он хозяин подпольного казино, раз переодевался в кабинете. Это незаконно, следовательно, он как-то связан с криминалом, либо за его спиной стоят большие люди в погонах. Да, наверняка кто-то его «крышует». Обычному жулику не позволили бы наживаться на незаконном бизнесе, не позолоти он ручку кому надо. А что произошло ночью? Конкуренты? Вполне возможно. Азартный бизнес приносит огромные деньги. Да! Вот почему он так богат. И шрамы на теле результат выяснения отношений с желающими наложить лапу на золотую жилу. Ну вот, все сошлось.

Кусаю пересохшие губы. Голова идёт кругом. Понимаю, что сейчас ничего не имеет значения, кроме биения его сердца. Все подождёт.

Остаток ночи не спала, прислушиваясь к размеренному дыханию. Когда не удавалось уловить звук, сердце цепями сковывал ледяной страх, и я изо всех сил напрягала зрение, разглядывая широкую грудь: в темноте вздымается ли? Каждый раз испытывала сумасшедшее облегчение при ее движении — живой.

За окном разыгралась стихия. Ветер завывал, резкими потоками бросая в окна пригоршни снега. Закручивал крупные хлопья вихрем, создавая снежные столбы. В любое другое время, я была бы рада такой погоде, но не сейчас. Ждала утро, как второе пришествие, в надежде вызвать врача, скорую, такси, Виолетту в конце концов, хоть кого-нибудь, кто мог бы помочь ему или того, кто мог отвезти в больницу. Но погода отрезала нас от цивилизации, по крайней мере до тех пор, пока не почистят дороги. Запрещала себе паниковать. Страшно боялась, что недостаточно продезинфицировала рану и пойдёт воспаление. Надо бы уколоть антибиотики, но где их взять и что колоть? Надежда лишь на сильный мужской организм.

Ближе к утру его дыхание участилось, жилка на шее, которую удалось разглядеть в первых лучах солнца, билась слишком часто. Приложила руку ко лбу — у него жар. Аккуратно, насколько это возможно, вскользнула из-под головы мужчины, заменяя свои колени подушкой. Отправилась на кухню в поисках хоть чего-нибудь, что может помочь. В аптечке нашла таблетки для понижения температуры — ими смогу сбить жар, но ненадолго. Под руку попались новые кухонные полотенца, взяла их для компресса. Градусник, чашка и стакан с водой, чтобы запить лекарство.