Бобры добры - Галина Валентиновна Чередий
Алексей надо мной и снова во мне, нависающий запирающей, отрезающей все пути возвращения к здравомыслию горой мускулов, точно как в моем мучительно горячечном сне. Врезается в меня жестко, сотрясая и переворачивая все во мне, разрушая-разрушая-разрушая, пока не разбил в пыль, отправив за острейшую грань безумного удовольствия, что я выстонала-выкричала в пожирающий рот Лекса.
В каждом моменте этого лесного безумия присутствовали они оба и мои ощущения не разделялись, не сортировались надвое. Я просто не могла бы ни за что сказать от кого получила больше и было бы так, если бы…
Если бы я выбрала сразу, как и требовал Лекс. Но я не выбрала. Хотя уж вернее будет сказать, что все же выбрала. С двумя.
Я снова прикрыла глаза и свела бедра, усиливая так давление собственной руки в центре чувственности и чуть шевельнула пальцами, проникая между ног самую малость и тут же тряхнуло так, что я со свистом втянула воздух, прикусывая язык от жгучего импульса. Во мне был мужчина. Двое. После стольких месяцев отказа себе во всем. После долгой опустошенности и запрета на все ощущения, мои внутренние мышцы снова тянуло, сокращало, подергивало и я прекрасно знаю, что это означает. Вернулась та моя жажда и ненасытность, которую я чувствовала раньше, с Матвеем, до тех пор, пока все не стало адом. Да ладно, полная честность, но и в то время, когда все уже было отвратительно эта жажда никуда не девалась. И это приводит меня к третьему вопросу на повестке сего крайне странного и насыщенного дня: что я намерена с ней делать?
Точно еще не знаю, но о возвращении к полному отказу себе во всем больше речь идти не может. Потому что это не работает. Потому что… вот сейчас, пережив эти ощущения снова я поняла, что отказывала себе не в сексе. Я себе в праве жить нормально отказывала. Дышать и желать запрещала. И получается, что таким образом длила время власти Матвея надо мной. Ведь так и есть. Мало мне было ежедневного непроходящего страха перед его возвращением, так еще и я не подпустила к себе за два года никого даже близко. Мотивируя это возможной угрозой этому человеку от психа бывшего. То есть, даже находясь вдали от меня эта сволочь управляла моей жизнью и действиями. Я, я сама стала своим тюремщиком, что стерег то, что принадлежало ему, как он и писал в своих проклятых письмах.
Но больше не принадлежит. Похищено или даже практически силой отобрано двумя наглыми громадинами уголовниками с потрясающими телами и такими разными, но одинаково красивыми и голодными глазами. Уголовниками, что хотят продолжать. А я… А я вот не стану противиться и дальнейшему разграблению того, что ты считал своим, ясно, Швец? Я сама им отдам все что попросят и предложу еще сверху. Спасибо за обучение, ублюдок, благодаря которому у меня есть чем удивить, а то и шокировать мужчину. И этим удержать подле себя, чтобы защищать от тебя же. Так что давай, возвращайся, скот такой. Тебя ждет немало гадких сюрпризов.
Прикрыв глаза, я снова пропустила через себя поток воспоминаний о страстном слиянии в лесу и лаская себя, позволила стать им уже картинками-предвкушениями того, что будет еще. И от этого сорвалась в оргазм быстро и безболезненно, не мучимая больше никакими запретами и упреками совести.
Отдышавшись, на резиновых ногах выбралась из ванны и уставилась на себя в зеркало, вытираясь.
Потом… А что потом? Я не ребенок, чтобы пытаться нацепить вуаль из романтики на то, что было и будет между мной и братьями. Или чтобы выдумывать варианты перспектив на будущее. Ничего из этого нет. Разрешиться ситуация с Матвеем и мы разбежимся.
«Ничего такого не случилось». Все правильно, Алексей, очень точное определение нашей ситуации.
Я тряхнула головой и пошла на кухню. Наткнулась на подоконнике на сумку с тетрадями для проверки и усмехнулась. Кончай страдать, Рубцова, из-за твоих эротических похождений жизнь не остановилась и у тебя есть работа. Вот ее бери и работай.
Привычное монотонное занятие окончательно навело порядок в моей голове. Несколько часов пролетело незаметно и за окном уже начало смеркаться, когда в дверь позвонили. И само собой, временно обретенное спокойствие как ветром сдуло. Сердце заколотилось так, что в ушах возник звон, а перед глазами черные мушки замельтешили. Давай, вставай, Оксана, открывай дверь и оглашай визитерам самое порочное решение в своей жизни. А оно есть, решение то это?
Чисто на автомате я взяла прислоненную под вешалкой хоккейную клюшку, которой обзавелась где-то год назад, и только после этого открыла замок, оставив цепочку.
— Мир, торт, чай! — провозгласил широко улыбающийся Алексей, продемонстрировав действительно коробку в щель.
Закусив губу я таки открыла дверь полностью, впуская братьев в прихожую, где сразу же стало теснее некуда.
— Тяжелая сковорода в данных условиях была бы эффективнее, — проворчал хмурый Лекс, глянув на мое оружие. — Клюшкой тут размахнуться толком негде.
— Как будто даже при хорошем замахе мне от вас она защититься помогла бы, — пожала я плечами.
— Правильно, Ксюх, потому что тебе от нас защищаться не случиться. — уже без улыбки ответил Леша. — Никогда.
Мы застыли в тесном помещении. Я с запрокинутой головой, чтобы смотреть им в лица и они, большие, пахнущие силой и моим недавним внезапным наслаждением, стоящие плечом к плечу, нависающие и могучие, но не пугающие почему-то совершенно. Ошибаюсь ли я в этом? Матвей меня тоже не пугал до того, как…
— Так что, войти то можно? — нахмурившись уточнил Лекс, не делая попытки вторгнуться на мою территорию.
— Можно, — прижалась я к стене, пропуская их.
Кухня у меня не намного больше прихожей, так что избегнуть взаимных касаний, пока накрывала на стол было невозможно. Парни сидели смирно и молча, но это никак не помогало мне игнорировать катастрофическое повышение температуры между нами и внутри меня. Да уж, я похоже закиплю гораздо раньше чайника.
— Так, ладно, че молчим то? — отодвинул от себя чашку с нетронутым чаем Лекс. — Мы тут с братом перетерли между собой, Оксан и решили, что сдаем назад оба.
Что? То есть все? Ни защиты, ни…
— Ксюха, ты чего?! — донеслось до меня как сквозь толстый слой ваты, — Ксюха!!!
