Станешь моей? - Елена Лабрус
– Да, а пока всё только сплетни. Но ты же в курсе, что мнения разделились? Одни считают, что тебя подставили, другие – что это сделала ты.
– В курсе. Как думаешь, меня выгонят? – тяжело, печально вздыхает она.
– А это ты взяла все эти вещи? – удивляюсь я.
– Да нет же, Ева, нет. Но если Адам поверит в эту подставу, – морщится она, словно у неё резко заболел зуб. – Мне точно несдобровать. А у меня такой характер: не умею я унижаться, умолять, плакать, оправдываться, прикидываться бедной овечкой. Голову не склоню. А таких не любят. Я даже когда не виновата, вечно веду себя так, что именно мне и достаётся.
– Гордая? – настораживаюсь я, заметив какое-то движение. Шорох гальки, которой засыпана земля у кустов, чтобы не росла трава. Шиканье, сдавленные смешки, шепотки. Явно кто-то из девчонок решил подслушать о чём мы тут секретничаем.
– Мне жаль, Анита, что всё так сложилось. Но, знаешь, мне кажется, этого не случилось бы, если бы ты не врала, – стараюсь я не смотреть туда, где явно что-то затевается.
– Сама себе вырыла яму, – ничего не замечая, согласно качает она головой и опускает её так низко на грудь, что я вижу пружинки её волос, торчащие во все стороны даже на макушке. – Если меня выгонят, даже не знаю, как я вернусь домой так, – рассматривает она узор на ткани платья. И хоть прямо не говорит, нельзя, но я понимаю, что она имеет в виду деньги. – У матери семеро детей, а я старшая. Страна бедная. Городок маленький. Работы нет.
– Здесь у каждой – своя история, – помня, что нас подслушивают, да и камеры везде, ухожу я от «скользкой» темы, что куда опаснее воровства, потому что как раз «нарушение контракта» за которое выгоняют, и отрицательно качаю головой.
– Ага, только такие, как Кейт, богатенькие белые девочки, умеют прикидываться наивными глупышками, ратующими за честность и справедливость, а я – нет, – зло пинает она камешек.
– А с чего ты решила, что она прикидывается? Она немного наивная, слегка рассеянная, и она умышленно облила тебя крюшоном, да. Но и ты в столовой не сильно церемонишься, – стараюсь я придерживаться нейтральной позиции.
– А ты видела, как уверенно она подняла мой матрац? – не унимается Анита. – Уже одно это говорит само за себя.
– И о чём же оно говорит? – поправляю я ремешок туфли, что давит прямо на больное место. – Где же ещё прятать украденное в нашем общежитии, если не под матрасом?
– А что же ты тогда держала свои листки в чемодане, а не там? – горячится она, повышая голос.
– Может потому, что я ничего не крала? – показываю я глазами в сторону, где устроили засаду. – Да и какая нужда мне что-то доставать из чемодана и прятать? Но будь это не Кейт, а любая другая девушка, и она тоже заглянула бы сначала в тумбочку, а потом под матрас. Так что зря ты на неё наговариваешь, – снова скашиваю я красноречиво глаза. И «слава богу!» Анита догадывается, что за сигналы я ей посылаю.
«Подслушивают?» – произносит она одними губами. И я выразительно киваю в ответ.
– Да я понимаю, что несу всякую херню, – встаёт она и идёт к столику с водой и фруктами, что расставлены по всему саду, продолжая говорить. – Но это от бессилия и обиды. И знаешь, моя ошибка не в том, что я соврала. А в том, что эта роль не моя.
Она наливает два стакана воды доверху, разворачивается и идёт обратно.
– Я не плохая, не стерва, не дрянь, что толкнула тебя в море. Клянусь, я понятия не имела про этих ядовитых ежей, – кажется, повторяется она, пока я слежу во все глаза за кустами, а потом получаю немое указание говорить и громче.
– Ты даже не представляешь, насколько я с тобой согласна, что строить из себя кого-то – неблагодарное занятие. Всегда тем, кто умеет лгать – это сходит с рук, – скриплю я сиденьем, ёрзаю и создаю как можно больше шума, пока она крадётся к кустам. – А мне стоит соврать, и я тут же попадусь. Или стоит, например, сорваться и на кого-то наорать, даже по делу, и тут же чувствую себя виноватой…
Визг, что доносится из-за подстриженных по пояс кустов, когда Анита выплёскивает туда оба стакана воды, заглушает мои последние слова.
– Дура! Идиотка! Бешеная змея! Психованная! – с такими выкриками покидают своё укрытие неудавшиеся шпионки.
– Бешеная змея? – убедившись, что больше за живой изгородью никто не притаился, разворачивается Анита.
– В своей чёрной шёлковой пижаме ты правда была похожа на аспида, – пожимаю я плечами. – Но я бы назвала тебя «Туча», даже «Тучка».
– Почему? – с подозрением смотрит она на своё тёмно-лиловое платье.
– Потому что вот, – показываю я её объёмную причёску. – Потому что «грозовая». А ещё потому, что всех вечно поливаешь. И даже топишь, – улыбаюсь я, пока она возвращает стаканы на место.
– Да не хотела я тебя топить, – садится она рядом со мной на качели. – Просто хотела присмотреться к тебе получше. Потому что ты… – ёрзает она, устраиваясь удобнее – Потому что Адам…
– Что я? Что Адам? – никак не дождусь я, когда она наконец, прижмёт свою задницу и договорит.
– Потому что между вами что-то есть. Вот только не спорь, – предупреждающе поднимает она руку. – Почти два месяца я вижу его каждый день. Изо дня в день. И он был одним. А с твоим появлением стал совсем другим.
– И каким же? – усмехаюсь я.
– Влюблённым, – пожимает она плечами.
Глава 19. Ева
И сказать, что она меня огорошивает – ничего не сказать. Я дар речи теряю, пока она рассматривает кинообложку «Преступления и наказания».
– Не говори ерунды, – едва справляясь с волнением и стараясь не показать вида насколько я в смятении, забираю у неё книгу.
«Мне нужно учиться не принимать близко к сердцу всё, что мне здесь говорят», – рассматриваю я мрачноватого, но очень привлекательного мужика, что ВВС сняло в роли Раскольникова.
